Удар током

– В прошлом году по осени наводнение было, так до завода вода дошла. В резиновых сапогах на смену шли, план горел, ведь праздники на носу и в три смены работали не покладая рук. Ремонтная бригада нажралась, но держалась, потом, когда отпустило, мы тоже после работы вмазали водовки. Не то, что это пойло, но вам пацанам больше и не надо, успеете привыкнуть. Выпьем, чтобы не было наводнений!

Мы по очереди опрокинули в себя гранёную ёмкость, закусили, да сигаретку в рот. Славно посидели, по рабоче-крестьянски, не то что в будущем с барными стойками, изысканной закусью, манерными стопками и шейкерами. После второго "пузыря" мелькнула шальная мысль, а может рассказать всё мужикам? В голове громко ругнулся стоп-сигнал: дурак что ли? Конечно нельзя, примут за блаженного, сторониться будут. На заводе всё просто: работа, план, социалистическое соревнование, душ после смены, полбанки на троих и домой. А тут какой-то псих, вчерашний школьник, смешно!

Записываю эти строки, на обшарпанном секретере с откидной доской, из кухни доносятся чудные запахи картофельных оладий. Хочется быть маленьким, беззаботным и никаких прошлых и будущих жизней, чтобы бабушка, с обязательным напоминанием помыть руки, звала к столу. Духмяный запах от стопки блинов, розетка с бруснично-яблочным вареньем и чтобы чай по-купечески, из блюдца. За столом вся семья в сборе: весёлая молодая и прекрасная мама, кулинарная кудесница бабуля, добрый ворчливый дед, его сестра - моя двоюродная бабушка, которую именую просто тётушкой, дядя со шрамом на лбу - след от бревна обрушившегося в блиндаже от прямого попадания авиационного фугаса. Милые, любимые лица. Вас давно нет, а я здесь - стрелец неприкаянный. В декабре стану совершеннолетним...

А пока, как малолетка, я приходил на смену к восьми. Долговязый очкарик Портнягин, которому стукнуло восемнадцать, подтрунивал:

– Ты чего на на час опаздываешь?! Мастер наряд не закроет. Гнать с завода злостного нарушителя!

Я отшучивался, Юрка парень хороший. В будущем мы пересечёмся не раз. Юрка остался в токарях. До самой своей насильственной смерти в 2014 году, исполнял редкие, но дорогие заказы. Кабы не моя фантастическая находка на участке, жил бы Портнягин дальше в своём будущем. Но та история особая, чего о ней вспоминать.* А пока жизнь прекрасна - всё впереди!

В конце мая звонил Голубев, интересовался готов ли я продолжать участие в группе. Что за вопрос, мне такое творчество в радость (по "сценарию" я играл до самого призыва в Советскую Армию). Поинтересовался: кто из ребят остаётся, есть ли название, какие организационные вопросы и другие мелочи. Олег пригласил на репетицию в помещение красного уголка на Петроградской что в доме Кирова. Вот так номер: в этом примечательном здании жил Саня Политковский и мой тренер по боксу Илья Матвеевич. Удивился заново, да и намылился в первый выходной июня на встречу со своим музыкальным будущим.

Я отлично помнил своё музыкальное будущее и оно мне очень нравилось ровно до тех пор, когда после армии я пытался поступить на курсы ударных инструментов при музыкальном училище в районе метро "Чернышевская". Меня тогда безжалостно зарубили, оставив в памяти вечную обиду. Почти четыре года за ударной установкой, а мне ясно дали понять: ты бездарь! Наверное так бывает, но тщеславная составляющая, отметает такой вердикт. Если доживу, в этой реальности, до весны 1971 года, вмешаюсь в историю и докажу чего стою. А пока вновь разглядываю низкий потолок подвального помещения красного уголка, невысокую сцену, перед ней десятка три деревянных кресел, красное знамя, трибуна и портрет Ленина. Раз в месяц выходил на трибуну замшелый и никчёмный человечек, клал перед собой блокнот агитатора и читал местному контингенту лекции о роли партии в деле построения коммунизма.

Помещение и что-то из аппаратуры организовал Лёва Магазинер - прообраз будущего музыкального менеджера. Лёва носил усы с бородкой, очки в чёрной роговой оправе и напоминал Лейбу Давидовича Бронштейна, более известного советскому народу, как изменника и главного осквернителя партийной чистоты Троцкого. На мой взгляд, их объединяло не только семитское происхождение, но и кипучая энергия и жажда деятельности. Таких подробностей в мемуарах, оставшихся на жёстком диске в будущем, не было, пусть эти детали станут дополнением к моим приключениям по "коридорам времени".

Познакомились. Лёва представил своего брата Семёна - ритм-гитариста. На клавишах и в качестве музыкального руководителя: Олег Голубев, соло-гитарист Сережа Терешко, басиста, хоть убей, не помню, пусть будет Максим, ну и я, поющий ударник. Аппарат всякий: от "кинапа" до болгарского "орфея", раздолбанная "кухня" с кожей на барабанах (пластик входил в моду, но был дефицитом). Что ещё? Обсудили репертуар, план репетиций, договорились, что прибыль с выступлений забирает босс и по мере поступления, что-то приобретает по технической части, исходя из наших пожеланий. Я предложил назвать группу "Феникс". Вот так появился ещё один доморощенный и полный амбиций любительский рок-квинтет.

Бокс никуда не делся. Тренировки по расписанию, группа самбистов вернулась к себе на базу после ремонта, так что с Путиным больше не встречался, тогда шапочное знакомство, а спустя много лет сами знаете... Илья Матвеевич Никаноров - мой тренер, бывший член сборной РСФСР, полутяж. Он выделил меня оттого, что сам увлекался западным роком, отдавал мне магнитофонные катушки на запись. Я же, в свою очередь, просил что-нибудь записать Алекса Политковского. Когда выяснилось, что тренер с источником коллекции живут в одном доме, а "Феникс" репетирует в подвале, наши отношения с наставником приобрели дружескую окраску. Матвеич задерживал меня на тренировках и "ставил" удары. Обоюдовыгодное содружество, предполагало некоторое панибратство: мы иногда собирались у Сашки на квартире. Под роллингов или битлов, хозяин угощал рюмочкой другой пятизвёздочного коньяка, а то приносили с собой "Алазанскую долину" или другого доступного "сухаря". В такие моменты расслабухи, глядя на вращающиеся бобины магнитофона "Тембр", тянуло поболтать и раскрыться перед хорошими людьми, увы.

На городских соревнованиях в июле 1968, я завоевал третье место. В ответственном бою мне лихо накостыляли. Пропустил апперкот да так неудачно, что капа вылетела изо рта. Бой остановили, капу вернул наместо, но штрафные очки не позволили пройти в финал. Да и ладно! Третье место давало мне КМС (кандидата в мастера спорта) и дальнейшую перспективу спортивного роста. Я помнил, что в будущем, в где-то в моём архиве, помещавшемся в чемодане из фибры, хранилась грамота и пропуск клуба "Динамо" с вкладышем. А что, бокс - навык нужный, любому мужику пригодится. И пригодился, да не раз. По ходу буду освещать. Вот пишу и машинально пытаюсь нащупать шрам на нижней губе - след жестокой сшибки на зоне, когда от удара одного козла собственный зуб пробил губу. Ищу напрасно, то время ещё не пришло... Время и опыт мои главные союзники в нынешней реальности. Кто-то хорошо сказал: опыт - самый хороший учитель, берёт, правда, дорого, но объясняет доходчиво.

* Рассказ "Клад егеря Бута"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1. ОЛИБ - сексот

– Парень толковый, но как специалист для нас не представляет интереса. Жизненный путь не совсем простой. Петрушевский рассказал, что в день провала или скачка в нашу действительность, закончил излагать свою биографию. Записи вёл в ноутбуке, то есть портативной электронно-вычислительной машине будущего. Все вехи перечислил, сейчас пишет более подробно. Вот протокол допроса. Трудно объективно отметить его психологические, волевые и другие качества, ведь перед нами другой человек. Что посоветуете, Николай Трофимович?

– Я вот что думаю, Витя, оформляй его под негласную работу. Прижми за длинный язык по пьянке. Теперь ты его куратор. Рапорт оставь, как закончит, все бумаги ко мне стол. Надо отчитаться перед Москвой.

– А если не согласится?

– Никаких если, у него выбора нет! Ладно, чаю хочешь?

Через час, Соболев отпирал дверь в комнату допросов, попросту "допросную". Пертушевский сидел задумавшись и потягивал сигарету. Лицо парня расправилось, чувствовалось, что определённость подняла настроение и сняла часть вопросов. Соболев присел напротив и спросил: