Удар в сердце (сборник)

Второе криминальное место – Толкучий рынок – тоже разогнали. Многочисленные барыги, что сидели в лабазах Старой и Новой площади, перебрались на Хитровку.

Зловещую «Шиповскую крепость», тридцать лет терроризировавшую москвичей, расселили. Голодранцев перевели в ночлежки, а фартовые исчезли за одну ночь.

Усиленный полицейский надзор вернул в рамки закона Хапиловку. Пьяницы и хулиганы остались, но «деловые элементы» предпочли уйти.

В лучшую сторону изменились Дорогомилово и Андроновка. С увеличением штатов полиции окраинам стали уделять больше внимания. Серьезные преступники вынуждены были искать себе новые квартиры.

Москва сильно шагнула на юг, и Даниловка из уголовной слободы превратилась в обычный городской район. Знаменитые каменоломни опустели. Обыватели по-прежнему туда не совались, но беглые каторжники ушли из подземелий. Изредка в них заглядывали хулиганы и рассказывали потом жуткие вещи. Пещеры заполнены могилами, там их сотни! Идешь, а под ногами рыхлая земля и кости…

Настойчивыми облавами сильно прижали Грузины. Тишинский рынок, ранее воровской, заняли пригородные крестьяне. Околоточные теперь строго спрашивали паспорта. Легендарные разбойники вроде Чуркина остались в прошлом.

Однако в Москве сохранились опасные места. Прежде всего усилилась Хитровка. Бандиты «Шиповской крепости» перебрались туда. Полиция делала частые облавы, но подземные укрытия выручали фартовых. Мясницкая часть сбивалась с ног, но сделать ничего не могла. Каждую ночь на Юр-базаре [44] кого-то грабили, а раз в неделю и резали. Огромное население Хитровки (летом оно достигало пяти тысяч человек) жило по тюремным законам. Осведомителей быстро открывали и спускали в отхожие места.

44

Юр-базар – Хитровка (жарг.).

Разросся и Смоленский рынок: туда тоже явилось подкрепление с Толкучки. Головорезы Проточного переулка приняли их под свою юрисдикцию. Теперь сбыт краденого упростился. Легче стало заметать следы: одежду с убитых быстро перешивали, а самих покойников затемно топили в Москве-реке. Весь берег от Пресненских прудов до Бородинского моста был небезопасен даже днем.

Как и прежде, недобрая слава гремела о Ямской слободке, Бутырках, Марьиной Роще. За Крестовской заставой полицейская власть кончалась и начиналась уголовная вольница. Еще опаснее были пригородные села: Останкино, Алексеевское, Богородское, Владыкино, Всехсвятское, Ростокино. Особняком стояло Черкизово, где каждый кабак – воровской притон.

Лыков попросил пристава Лебедева объехать вместе с ним три места: Хитровку (Третий участок Мясницкой части), Марьину слободку (отдельный Мариинский участок) и Смоленскую площадь (Второй Пречистенский участок). Он считал их местами вероятной дислокации Безносого. Первые два не оправдали его надежд. Приставы вызывали околоточных, те слушали приметы атамана, чесали голову и отнекивались. Нет такого! Человек с увечьем заметен. Даже на Хитровке ему не спрятаться. Приходили городовые, те, что непосредственно общаются с населением. И тоже мотали головами. Подобное страшилище они бы заметили! Так сыщик потерял целый день.

Вечером второго дня (раньше Лебедев освободиться не смог) они поехали в Пречистенскую часть. Окрестности Смоленской площади – благодатное место для гайменников. Что ни дом, то шланбой [45] . Вокруг живут портные, каждый из которых работает на одного из барыг. Сунься в любую квартиру, и найдешь краденое. Население связано круговой порукой: кормятся от разбоев и благодетелей своих не выдают. Поэтому, если шайка Безносого прячется здесь, им нечего опасаться.

Пристав, пожилой капитан, выслушал столичного гостя и долго молчал. Потом велел позвать околоточного, в чьем ведении находится Проточный переулок. Фамилия надзирателя была характерная: Лукавый.

45

Шланбой – место тайной торговли водкой.

– Вот, пришли господа, – кивнул на гостей капитан. – Один-то из сыскной полиции, да еще временно командированный. А второй наш, пристав Мещанской части поручик Лебедев. Потому отказать не имеем права. Понял?

– Так точно!

– Господа тебе сейчас объяснят, что требуется. Отвечай честно.

Лукавый покосился на Алексея. Тот улыбнулся ему, как старому знакомому:

– Это не вы в восемьдесят шестом году Гришку Попыря вязали?

– Так точно… – растерянно ответил служака.

– А помните, там был такой Лыков, приехал из Питера?

– Ну…

– Я еще дверь выбил.

– Алексей Николаич! Вот дорогой гость! – обрадовался Лукавый. – Как вас забыть?!

И пояснил капитану:

– Это, ваше высокоблагородие, господина Эффенбаха первый друг. И вообще… сыщик так сыщик. Таких бы командированных да каждый день!

После этих слов беседа сразу заладилась. Алексей рассказал, что они ищут шайку убийц, во главе которой человек с особой приметой. У него или совсем нет носа, или частично. Очень может быть, что он ходит с накладкой, издали похожей на большой нос картошкой. Вероятно, гнусавит, но это доподлинно не известно. Атаман весьма жесток, жертв беспощадно режет. Есть кто-то подходящий в околотке?

Лукавый думал недолго.

– Есть один человек, как вы описываете.

– Где?

– В доме Падалки живет. Высокий, борода лопатой, нос какой-то… ненатуральный. Будто из бумаги слеплен.

– Очень интересно! А кто он по роду занятий?

– Темный дядя!

– Что это значит?

– Денег у него много, а живет в такой помойке. Дом Падалки, надо вам сказать, чистый притон. Обывателей там всего двое-трое, а остальные кто воры, а кто и забирохи. И слушаются его!

– Так он атаман?

– Похоже на то, Алексей Николаич.

– Как зовут молодца?

– Паспорт я не смотрел… – смутился околоточный. – Там этого не любят.

– Ну, пойдем посмотрим мы, – примирительно сказал Лыков. – Доведите нас до дома, а сами постойте на карауле. Никого наружу не выпускать. Господин капитан, есть у вас пяток городовых, кто посмелее?

– Найдем, – ответил пристав. – Однако я пойду с вами.

– В этом нет нужды, мы справимся, – попытался успокоить пристава Алексей. Но тот отрезал:

– Без меня, как старшего должностного лица в участке, вы туда ни ногой!

Пришлось смириться.

В сумерках полицейские появились на Смоленской площади. Чтобы не спугнуть добычу, шли пешком. Когда свернули в Проточный переулок, капитан пояснил гостям:

– Тут всего четыре длинные казармы. В каждой живет своя шайка. Самая страшная – в доме Арженова, от нее и вся местность называется Арженовкой. Вторая по лютости – Зиминовка, что в доме Зимина. Мы в эти два дома не ходим. Ходили раньше, да без толку: все равно забирохи убегали к складам. А там их не поймать. Раз сломали на этих складах дровяной сарай, так нашли восемь скелетов…