Удержать престол

У меня уже формируется картотека с личными делами на каждого воеводу, как и на остальных видных деятелей.

— Прости государь. Сложно принять то, как быстро все меняется, но я оправдаю, не пущу ляхов в Смоленск, — с долей пафоса произносил Шейн, наконец, проявляя эмоции.

— Верю, от того тебя и ставлю воеводой. Токмо, Михаил Борисович, буде тебе уже местничать, — сказал я и поспешил закончить разговор [Шейн часто местничал, спорил о своем преимуществе, задирался по поводу назначений].

Вызвав Луку, я повелел ему свести Шейна и Пожарского и пусть сами занимаются подготовкой обоза. Это точно не царское дело. Пожарскому, правда, не позавидуешь, только что вернулся с похода, и вот опять. Но надсмотрщиком к Шейну я не мог иного отправить. К примеру, Прокопия Ляпунова я не мог поставить своим представителем при Шейне, уже потому, что, как бы я не просил, но проблема местничества возникла бы сразу.

И вообще не могу сказать, что Шейн по итогу разговора прибавил мне настроения. Как-то сложно с ним. Не прибавил, но хорошо, что и не убавил.

— Ерема! А ну пошли шпагами помашем, разомнемся! — выкрикнул я и даже расслышал горький вздох адъютанта. А нечего было злоупотреблять алкоголем.

Тренировка, посещение спящей Ксении, обед, силовая тренировка и… пьянка.

С казаками, что были приглашены на вечер, я все-таки выпил. В меру, чтобы не уронить свое лицо ни в фигуральном смысле, ни в физиологическом.

Мы обсудили с казачьими представителями основы нашего договора, да предстоящие рейды. Детали, как именно будем кошмарить литвинов, еще обговорим. Главное, что казаки выразили неподдельный энтузиазм и в принципе готовы пограбить соседнее государство, примерно так, как это недавно сделали литвины с ляхами, прикрывшись ложью могилевского вора.

Жди Сигизмунд своих магнатов с заплаканными глазами, да принимай жалобы о вероломстве русских!

Глава 10

Глава 10

Москва

3 октября 1606 года

Я отец! Получается, что дважды папа, ведь свою дочь, что осталась в иной реальности, забыть не могу, да и не хочу. Для меня она словно вышла замуж и уехала по месту жительства мужа, далеко уехала. А сейчас еще один ребенок. Мой ли? Ведь Ксения была беременна до того, как я появился в этом мире? А есть существенная разница в этом? Для меня нет, дочь моя, и точка, без всяких сомнений.

Именно, что дочь. Наверное, я и хотел рождения девочки, несмотря на то, что из истории знал о слухах, которые утверждали, что Ксения тайно родила мальчика. Но это досужие допущения историков и молва людей из иной ветви истории, которая уже изменилась.

У дочери не было шанса получить какое-либо имя, кроме как Мария. Очень удобно получалось: можно думать, что девочку нарекли в честь матери Ксении Борисовны, Марии Малютовны. Если такое объяснение выбора имени кому-то не по вкусу, то Марией в миру звали и Нагую, якобы, мою мать. Удобство имени было и в том, что при замужестве и при этом обязательной смене конфессии, дочери не придется выбирать иные имена, так как сложно придумать более интернациональное имя, чем Мария.

А замуж отдавать нужно исключительно и только за иностранца. Мне-то безразлично, за кого дочь выйдет замуж, лишь бы за хорошего и любящего ее человека, но по местным реалиям — это урон чести. Нельзя выдавать замуж царских дочерей за тех, кто стоит в знатности ниже государя. А по определению все бояре — ниже. Оттого царские дочери были обречены на монастырь по совершеннолетию. Ибо за иностранца выдать нельзя — вопрос смены религии, а за своих подданных также нельзя, ибо не по чину.

Рано еще об этом думать, девочка родилась только два дня назад, но не выходит из головы, и все тут. Вот мысли и дошли уже до вопросов замужества. Найдем какого принца. А, нет, так из своих найдем, и плевать мне на эти статусы. Если к моменту женитьбы Машки я не буду иметь такой непререкаемый авторитет, пошатнуть который не сможет замужество дочери, так чем вообще я буду заниматься, сидя на троне шестнадцать-восемнадцать лет?

Рождение Машки было не то, чтобы легким и для нее, и для мамы-Ксении. В своей жизни мне не приходилось принимать роды, но разницу между схватками и потугами знаю, как и иные особенности. Так что, можно сказать: я и принимал роды у своей жены. И это несмотря на присутствие, и лекаря, и трех повитух, которые уже неоднократно были в гостях у знатных матрон, которые в это же время как раз рожали. Говорят, что мужчину, если он присутствует на родах, может отвернуть от женщины… Во-первых, было бы неплохо мне вообще побыть с женщиной, а в этом мире я еще ни одну даму «не осчастливил». Во-вторых, видал я многое, и не такое. Уверен, что все более растущее желание близости уже ничем не перебить.

А вообще, жизнь входила в русло реки с быстрым течением. А времени катастрофически не хватало. И сегодня, несмотря на то, что мне бы загулять по поводу рождения дочери, на охоту какую съездить, или по царственной традиции по святым местам проехать, я работал.

— Три суконных мануфактуры, две сапожных мануфактуры, четыре кузнечных, одна гончарная… — докладывал Лука Мартынович Костылевский по прозвищу Латрыга.

Лука сообщал статистику через два месяца после того, как был обнародован указ о создании мануфактур. Пока сведения были только по Москве. Я хотел посмотреть, что именно получится из затеи с мануфактурами в стольном городе, а уже после распространять опыт на регионы.

И доклад пестрел великолепием. Только за два месяца в Москве зафиксировано открытие восемнадцати мануфактур. Это очень хорошо, больше, чем я предполагал, намного больше. Мало того, вот так просто, оказывалось, можно создавать эффективное производство. Да, нет, не бывает, не верю.

— Сколь больше появилось товаров на торгах? — спросил я.

— Для того, государь-император, нужно, кабы было понятно, сколь было ранее. Но я не увидел большего числа товаров за последний месяц, — отвечал Лука.

И почему люди считают, что они умнее власти? Понятно же, что большинство мануфактур — фикция. Налогов платить не хотят, потому и регистрируют подобные производства, а работают, как привыкли, в своих душных мастерских. Но… были же назначены три писаря-целовальника, которые призваны следить как раз за тем, чтобы мануфактуры работали.

— А что целовальники? Проверяли мануфактуры? — спросил я [целовальник в понимании госслужащий, сборщик налогов].

— Так целовальники мне и подали ту цифирь, что я тебе, государь, сказывал, — чуть растерянно отвечал Лука.

Ну, не может быть, чтобы за два месяца вся Москва, вдруг перешла от ремесленного производства к мануфактуре. Что-то не так.

— А поедем-ка проверим две-три мануфактуры! — нашел я способ развеять свои сомнения, на и прогуляться стоит.

— Да, государь-император, — четко ответил Лука и после уже неуверенно добавил. — Ты просил, кабы я узнал, что сталось с теми выученниками, что еще Борис Федорович Годунов посылал к немцам на учение.

— И? — нетерпеливо спросил я.

Насколько же не хватает людей, способных преподавать, заниматься наукой, желательно прикладной! А тут мой предшественник еще в прошлом веке отправлял молодых людей учиться в Римскую империю и в Англию, оплачивал расходы. А где эти товарищи? Вот и попросил я узнать хоть что-то об этом. Английский посол говорил, что в Англии окопались члены русской делегации, но ничего не упоминал про студеозусов.