Удержи меня

Но, несмотря на то, что мне было жаль ее до боли в сердце, простить измену я не мог. У меня в глазах стояла эта картина – моя жена со своим любовником. И тогда я придумал убойную, как мне казалось, вещь – договорился с девчонкой из соседнего офиса и попросил иногда звонить мне домой по вечерам. Мне почему-то пришло в голову, что Марья, приревновав меня, остановится сама, и все у нас пойдет по-прежнему. Оказалось, я плохо знал свою жену – она спокойно приносила мне трубку и уходила, не спрашивая ничего и не делая попыток выяснить отношения. Однажды я попытался сам вывести ее на разговор об этом, но она только пожала плечами и опять отмолчалась. И вот теперь, вернувшись из Турции, я решил попробовать снова вызвать у нее хоть какую-то реакцию, дать ей возможность переключиться с мыслей о болезни на мысль о моей измене. Со стороны это, разумеется, выглядело свинством и мерзостью, но я уже не видел выхода, не знал, как мне заставить Марью одуматься и вернуться в семью…

Оксана.

Вес уменьшался… Я отчетливо замечала, как становятся широки в поясе юбки, как стало висеть на бедрах натягивавшееся раньше до треска по швам пальто. На работе коллеги отметили этот факт моментально, а начальница так впрямую спросила:

– Что, Оксаночка, решила внешностью заняться? Ну, и правильно, ты ведь молоденькая еще, муж-красавчик, того и гляди – сбежит!

Я уперла кулаки в бока и поинтересовалась, что она думает по поводу своего мужа, который при всей ее худобе рванул от нее год назад со скоростью электрички, и она смешалась, вынула платочек, картинно поднесла к глазам, давая понять, что я, молодая нахалка, вторглась в ее израненную душу. Да мне-то что – не встревай с советами, особенно когда никто этого не просит. Упоминание о Данииле испортило настроение на весь день, мне начало вдруг казаться, что о его измене знает вся наша кондитерская. Хотя все возможно – если он, не стесняясь, средь бела дня привозит свою мадам на машине к школе, где учится сын, то почему бы им еще где-нибудь не появиться вместе? Да и бабки у подъезда смотрят в мою сторону как-то странно…

…Даниил оказался дома, стоял у окна в кухне и курил. Я вдруг так остро почувствовала, что не могу, просто не могу потерять его, что даже в носу защипало. Опустив сумки на пол, я подошла и обняла его сзади. Он вздрогнул, как от удара, повернулся:

– Ты чего?

– Ничего…соскучилась, – пробормотала я, опуская глаза.

Даниил мягко освободился от моих рук, снял с меня пальто. Я опустилась на табурет, почувствовав, как меня вдруг оставили силы, и внутри все опустело. Вернувшись из прихожей, Даниил включил чайник, сел напротив и опять задумался о чем-то. А мне вдруг в голову пришла непонятно откуда взявшаяся мысль о той женщине в черном пальто, что я видела в аптеке. Интересно, привезут ли ей лекарство?

– Даня, а что такое митоксантрон? – спросила я, подвигая к себе заварной чайник.

Муж дернулся так, словно взялся за оголенный провод:

– Что?! Тебе зачем?

– Так… просто спросила. Знаешь, я тут в аптеке услышала, что он дорогой и редко бывает, хотела у тебя спросить, да все забывала.

– Выкинь глупости из головы, – неожиданно резко и грубо бросил Даниил, вставая из-за стола.

– Ты куда? А чай? – удивилась я, не понимая причины такого поведения.

– Не буду, – раздалось из прихожей, и через пару минут хлопнула входная дверь.

Я метнулась к окну, встав за штору так, чтобы Данька не увидел меня, но ему даже в голову не пришло оглянуться – он говорил по телефону, открывая машину. Значит, к ней рванул, обреченно подумала я, возвращаясь за стол и решительно двигая к себе вазу с печеньем. Какой смысл в сидении на диете, если это кроме тебя самой, никому не нужно?

Даниил.

Я просто взорвался, когда услышал из Оксанкиных уст слово «митоксантрон» – это связано с Машкой, и откуда моя жена узнала это название? Зря я, конечно, психанул и ушел, но в тот момент не смог сдержаться. Спускаясь по лестнице, позвонил Машке, но она не брала трубку, и я решил на свой страх и риск подъехать к ДК, где у Юльки шли занятия – наверняка Машка тоже там. Так и было – она сидела в коридоре одна, смотрела в щель в двери и, когда я тронул ее за плечо, вскрикнула от неожиданности.

– Т-с-с! – прижав к губам палец, прошипел я. – Ты чего так пугаешься?

– Господи, Данька, с ума сошел! – выдохнула она. – Нельзя так подкрадываться!

Я сел рядом на скамейку, взял ее руку в свою – она была холодная, и я стал осторожно согревать пальчики с бледным маникюром. Машка никогда не пользовалась ярким лаком, это осталось еще со времен работы в больнице. И меня потом во всех женщинах раздражала манера красить ногти ярко, особенно бесил кроваво-красный цвет лака.

– Как ты чувствуешь себя? Что-то бледненькая…

Она потрясла головой, словно отгоняя какое-то видение, но промолчала. Я видел, что с ней творится что-то неладное, никогда Машка не была такой странной, и мне не нравилось выражение ее лица.

– Машуля, что происходит с тобой? – мягко спросил я, пытаясь заглянуть ей в глаза.

И тут она заплакала… зарыдала навзрыд, уткнувшись лицом в мою куртку. Я растерялся, гладил ее вздрагивающие плечи и не знал, что сказать.

– Маша… Машенька, ну, успокойся… – бормотал я, и она, подняв на меня заплаканное лицо, проговорила:

– Даня… от меня ушел Артем…

– Не понял… – протянул я. – Как ушел, куда?

– Совсем… у него другая женщина…

Вот это был номер! Ничего себе… Этот сухарь Артем мог заинтересовать какую-то женщину? Я удивлялся, как Машка-то с ним живет столько лет, терпит его вечно недовольное выражение лица, а здесь, оказывается, еще кто-то появился!

– Погоди, Машка, ты откуда знаешь это?

– Он сам сказал… он ушел сразу, как только вернулись из Турции, просто привел домой Юльку и ушел… – прорыдала Машка, вцепившись руками в мой свитер.

Мой мозг отказывался воспринимать эту информацию – как мог мужик поступить таким образом с больной женой и восьмилетней девчонкой? Что-то должно было произойти совсем грандиозное, что-то из ряда вон…

Машкины рыдания приводили меня в отчаяние, мне было нестерпимо жаль ее, худенькую, ставшую словно даже меньше ростом. Как она будет теперь жить одна, одна тянуть Юльку с ее вечными разъездами и танцами? Ей придется идти работать, ведь не будет же Артем содержать их обеих? Ну, понятно, ребенка он не бросит, а Машка? У нее одно лекарство стоит сорок тысяч на курс, а таких препаратов надо минимум два, а то и три.

– Машуля, – начал я, прижимая ее к себе и чувствуя, как вздрагивают под моими руками ее плечи, – Машуля, давай поговорим спокойно. Видишь, как все сложилось? И никто не виноват, просто так вышло… Я предлагаю тебе абсолютно серьезно – давай жить вместе. Тебе нельзя быть одной, кто-то постоянно должен быть рядом. Разреши мне помочь тебе, просто возьми и отпусти себя раз в жизни, подумай о себе, прислушайся к своим желаниям. Машка, ведь мы с тобой любим друг друга, ты же не станешь этого отрицать? И я не стану, потому что никого не любил так, как тебя. Я хочу быть с тобой, хочу заботиться о тебе…

– А как же Оксана и Максим? – прошептала она, слизывая с губ слезы. – Так нельзя, Даня…нельзя любить кого-то, жертвуя своими близкими… Ты не можешь поступить со своим сыном так, как Артем поступил с Юлькой… Я не прощу этого прежде всего себе… а мне и так уже достаточно вины по этой жизни. И наказания достаточно.

Сказав это, Машка встала и пошла вниз, в туалет, вернулась через пять минут умытая, без косметики, совсем бледная и больная.

– Маша…

– Прекратим этот никчемный разговор, – попросила она, погладив меня по щеке холодной рукой. – Я очень тебе благодарна, но больше никогда не заговаривай со мной об этом. И сейчас тебе тоже пора – через пять минут закончится занятие, я не хочу, чтобы Юлька увидела тебя.