Удерживая небо

Я не знаю. Заставляю себя вздохнуть и зажмуриться.

Сигрлинн мягко вытягивается рядом, над головами вспыхивают яркие звёзды. Мы лежим на траве, на странной серой шелковистой траве, но над нами — небо Джибулистана.

Откуда здесь такое? Серая трава — отродясь в нашем нервом мире не росло ничего подобного!

Но холм — я его помню. И долину, где жёлтые барханы соседствуют с роскошными пальмами и стенами зарослей, украшенных всевозможнейшими цветами, а среди всех этих красот змеится голубая река, такой поразительной и пронзительной голубизны, что с ней не сравнится даже небо ярким летним полднем — долину я помню тоже.

Но серой травы здесь не было.

А потом всё исчезает, и я вижу Гелерру. Точнее, я вижу жуткого демона, но суть адаты не спрячешь под изменённой плотью.

Я вижу её, и вижу зажатый многосуставчатым пальцем клочок чёрной ткани с блёстками, сейчас пропитанный кровью.

И рассказ Ан-Авагара. Проклятый кровосос, но, если слова его правдивы — а он не врал, — то… То неужто Дальние взялись за создание своей армии, взяв за образец мою собственную, полки моих подмастерьев?

Сон испуганно расправляет пушистые крылья, отлетая прочь.

Сигрлинн сидит, поджав ноги, на смятой постели рядом со мной, смотрит с лёгкой укоризной, за которой прячется самый настоящий испуг.

— Ты кричал. — Она вновь касается моего лба, подушечки пальцев прохладны, словно морские камушки, катаемые утренним прибоем.

— Прости. — Я перекатываюсь на бок, накрываю её ладонь своей. Пусть не убирает ещё чуть-чуть.

— Что-то случилось с Гелеррой. — В голосе Сигрлинн нет и тени былой шутливой ревности, с какой она упоминала, скажем, ту же Керу, Огненную Деву. — Ты выкрикнул её имя, но… словно в бою, когда ты пробиваешься ей на выручку, а её взяли в кольцо и сшибли с ног.

— Я видел её, — слова едва рождались. — И нас с тобой. На серой траве, в Джибулистане…

— В Джибулистане нет серой травы, — тотчас сдвинула брови Сигрлинн.

— Именно.

Она вздохнула.

— Спи, мой Хедин. Спи, я буду рядом. Теперь и всегда с тобой.

— Ты не хочешь поговорить?..

Она коснулась пальцами моих губ, словно замыкая их.

— Нет. Во всяком случае, не сейчас. Враг знает твоё слабое место, мой Хедин, твою заботу о малых, обо всех, кто страдает сейчас в Упорядоченном, потому что во всех войнах и бедах ты винишь себя. Не так уж трудно наслать тебе тот или иной дурной сон, милый.

— Погоди, «не так уж трудно»? С чего ты взяла?

Она улыбнулась.

— Ты беспокоишься, и даже во сне не способен забыть о тех, кто исполняет твою волю, пусть и будучи счастлив этим, как та же Гелерра. Твой разум тянется к ним, ищет их, и, быть может, в эти мгновения ты становишься открыт и уязвим. Можно создать такие возмущения в текущей силе, что твой разум, его мощь, распознают как чужую беду. Простые смертные колдуны всё время пользуются чем-то подобным, мой Хедин.

— Смертные колдуны просто навевают лживые сны, Си, а не…

— Именно. Посылать тебе лживые сны, заставить тебя видеть их поистине невозможно, милый, но кто знает, те же Дальние могли додуматься и до чего-то похитрее. — Она вдохнула, чуть шевельнулась, блеснул перламутр ногтей на тонких пальцах ног. — Поэтому я должна быть с тобой, каждый миг каждой ночи. Я страж твоих врат, мой Хедин, прости за высокие слова.

— Ни за что не откажусь от такой стражи.

— Так-то оно лучше. — Она потянулась, закидывая руки за голову, губы чуть дрогнули в улыбке. Легла, вытягиваясь рядом со мной, чуть касаясь грудью. И повторила:

— Спи.

— Какое там «спи», когда подле тебя раскинулась этакая обнажённая красотка…

Она хихикнула, завела руку мне под затылок.

— А это ещё лучше, милый.

ЭПИЛОГ

Летучий замок ожил. Раздаются команды, с шипением лопаются огнешары, вспыхивают соломенные чучела, что только что тяжело переваливались на рыхлых ногах-снопах. Хозяин замка возвращается из дальних странствий, и он доволен. Они ждали битвы, они радовались сражению, и теперь нет смысла ждать. Сестра Соллей занимается с новой ученицей, хорошая девочка, способная; равновесие дрогнуло, нет нужды больше прятаться.

Царица Теней рассказала много, очень много. Настало время пустить всё это в ход.

В том числе и нанести визит небезызвестному Чёрному. [2]

* * *

Ракот склонился над Источником Мимира. Рядом, прислонённый к вековечному дубу, застыл его Чёрный меч.

Звезда на девяносто девять лучей готова. Аррис и его эльфы выбились из сил, но сработали на славу. Лучи искрились, сияли, сверкали, словно роса на рассвете — здесь хватало свободнотекущей силы.

2

См. окончание романа «Земля без Радости».

Один из двух братьев-богов, один из двух владык Упорядоченного, прибегает ко столь сложным ухищрениям, достойным лишь обычных чародеев — почему, зачем? Разве не принадлежит ему сейчас, за отсутствием Мимира, и сам Источник, и то, что в нём?

Как же бесят, словно маска бесшабашного варвара и впрямь приросла к нему, сделавшись второй натурой, все эти предосторожности и ухищрения! Разве вздрагивал он от каждого шороха и каждой тени, будучи тем Ракотом Восставшим, что вёл свои легионы в поистине безумные атаки? Разве мог он побеждать стократно сильнейшего врага, если бы озабочивался исключительно «сохранением Равновесия»?..

Да, быть может, тогда бы он не проиграл своё восстание.

Но тогда не случилось бы и самого Ракота Восставшего.

Был бы тихий и скромный Истинный Маг, верный слуга Молодых Богов, закадычный друг другого мага, Хедина, Познавшего Тьму.

И всё. И это означало бы конец, конец без начала.

Нет, уж лучше так, как он тогда. Несмотря даже на прорыв Неназываемого.

Он не задал себе в тот миг естественного вопроса, в чём же заключался бы этот самый «конец без начала». Он не усомнился. Вопрос «а не выиграло бы остальное Упорядоченное, если бы его, Ракота Восставшего, не случилось бы вообще?» не мог возникнуть в его сознании. Он не знал колебаний, когда, избрав цель, шёл к ней, зачастую напролом.

Былой Владыка Тьмы усмехнулся. Он знал эти мысли. Они являлись нежданно, и среди тёмной ночи, и среди яркого дня, нежданно, нагадано, и всегда невовремя. Лишали сил, отвлекали, заставляли сжимать зубы и загонять их обратно в тёмные глубины сознания. Сомнения гибельны для него, Ракота. Пусть сомневается Хедин. Такова воля Упорядоченного, таковы правила игры, установленные ими самими. Хедин составляет хитроумные планы. Ракот действует. И сейчас он знает — никакая сила в Упорядоченном не заставит его раскаяться в содеянном. Он может сожалеть о потерях, он может позаботиться о дальних потомках уцелевших, сделав их жизнь хоть чуточку, но лучше — однако он не станет колебаться или проливать слёзы. Упорядоченное доверяет им с братом, покуда они сильны — кому нужны хилые и слабые хранители, только и знающие, что рыдать, сомневаться да заламывать руки?