Удиви меня

— Я больше не могу, — отчаянно произношу я, как только мы проходим несколько шагов.

— В смысле? Что случилось?

— У меня… у меня что-то… не в порядке в области… — черт возьми!

— В какой области? Ты чего?

— В области… жпо.

— Что-то с… жопой?

— Женских половых ооо… да блин, жопа у меня в трусах. В смысле жопа масштабная. Там все чешется! Так чешется, что я сейчас умру.

— И как давно у тебя там все чешется? — растерянно бросает Сережа. Кажется, я впервые вижу на его лице растерянность.

— С утра. Но было терпимо, а последние пару часов это… это пипипипиззз. Короче, ты понял.

— А какого хрена ты молчала так долго?! — хватая меня за руку, раздраженно интересуется Алмазов.

— Нормальные девушки о таком не говорят вслух.

— Господи, дай мне сил. Садись, — открывает мне переднюю дверь. — Дай посмотрю, что там у тебя.

— Я тебе посмотрю! Отвези меня в ближайшую клинику, в папиной я позориться с таким не буду.

— Господи, как же с тобой тяжко.

Ничего не говорю в ответ. Молча закрываю глаза, впивая до боли ногти в собственную кожу.

— Ну и что это может быть? Есть предположения?

— Есть, но единственное предположение тебе не понравится.

— Ну и?

— Кроме как… вши, идей больше нет.

— Ааа… то есть я тебя наградил мандавошками? — усмехается в голос. — Охренеть.

— Я такого не говорила.

— Но подумала. Задницу бить я тебе сейчас не буду только потому, что у тебя и так жопа. Пристегнись.

* * *

Пожалуй, так долго я еще не была у врача. Но, в момент, когда мне купировали зуд, мне стало все равно. Экспресс анализы, опросы. Да по фиг, когда в трусах хорошо. Правда, единственное предположение врача, о котором я почему-то не догадалась, привело меня в уныние. К гадалке не ходи, Алмазов меня засмеет. Пусть не открыто, но внутри себя он будет ржать и злорадствовать.

— Я уж думал ты скончалась от мандавошек.

— Ну, хватит издеваться.

— Ладно, ладно, ну что там? — приобнимая меня за плечо, вполне по-доброму интересуется Сережа.

— Ну… вероятнее всего, у меня аллергия на… латекс, — несколько секунд смотрю на Алмазова, в ожидании смеха, но он, к счастью, молчит. Но еле сдерживается, чтобы не улыбнуться.

— То есть у Полины Сергеевны аллергия на презервативы. Ну, удивила, так удивила, — не сдерживая смеха, выдает он.

— На латекс.

— Да, конечно. Ты поэтому носишь другие перчатки?

— Да я понятия не имела. Просто от обычных руки преют и воняют.

— Все с тобой ясно. Пойдем, горе луковое.

— А что будет дальше? — задаю гениальный вопрос, как только мы садимся в машину.

— А дальше мы все когда-нибудь умрем.

— Я серьезно.

— Я тоже. Все умрут.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты умирал, — не знаю, как это из меня вырывается. Я ведь спрашивала совсем про другое. Как нам теперь предохраняться, когда я уже боюсь одного слова «презерватив».

— Это самое милое, что я когда-либо от тебя слышал. Не накручивай себя, разберемся со всем, — подмигивает, улыбаясь, и выезжает со стоянки.

Глава 35

Сажусь на диван к ошалевшей Алисе и подношу ей чашку с чаем. Та отпивает и обжигает, по всей видимости, язык. А я хихикаю как дура, забавляясь ее реакцией после моего мини-рассказа.

— Черт, я не могу в это поверить. Как так получилось? — еще бы я сама знала, как так получилось и какого лешего вообще делюсь такими вещами с кем-либо. Но, как ни странно, хочется поговорить. С мамой, наверное, сейчас было бы самое то, даже не взирая на ее радостные возгласы, что доча не только с живым мужчиной встречается, но и познала секс. Вот только мамы с папой еще нет. — И все-таки ты стерва, Полина, — после минутной заминки обиженно бурчит себе под нос Потапова.

— Почему?

— Потому что «Давай встретимся как-нибудь позже, потому что я загружена в больнице» как-то совсем не вяжется с тем, что ты две недели зажигаешь с мужиком или с его членом. Фиг поймешь.

— С Брулльянтом и его Алмазом в трусах. И если быть более точной — зажигаем мы ровно восемь дней. Почти пять ушли на устранения психологических последствий от презерватива, ну и багровых рек заодно. Но ты знаешь, и без секса двум людям есть чем заняться вместе. И я, точнее мы, действительно загружены в больнице. У меня реально ни на что не хватает времени. Сегодня второй вечер, когда мы проводим раздельно. И то, только потому что Сережа по пятницам занят со своей семьей.

— Он что, в разводе?!

— Нет. Ты что. Так, просто маму навещает, ну и… сестру. Она у него болеет.

— С ума сойти, — качает головой, шумно вдыхая. — Ну и как оно?

— Что оно?

— Секс, блин. Чего ты выделываешься?

— А ты как думаешь?

— Ну, судя по твоему лицу — хорошо.

— Нет, если честно, ужасно, — серьезным голосом произношу я, поджимая под попу ноги.

— Ужасно?!

— Ужасно хорошо, — выдаю в ответ, в очередной раз забавляясь реакцией Алисы. — Просто жуть как хорошо. Это что-то с чем-то. Ноги подкашиваются, пальцы на ногах прям сводит, покалывает. Внизу живота… блин, я даже не знаю, как это все описать. Короче, это как будто я одновременно — заведующая клиникой, со званием лучший врач года, открывший лекарство от всех видов рака, сижу на диване и смотрю триллер, поедая пончики с кокосовым кремом. Ну и до этого еще посмотрела сводку криминальных новостей. Примерно вот так.

— Мда… наверное, и вправду хорошо.

— Мне даже стыдно за то, что так хорошо. К счастью, стыдно бывает недолго, только, когда начинаю думать. А думать, если честно, сейчас реально некогда. В больнице полный улет. Половина врачей в отпуске, на Алмазова скинули кучу работы, а со среды он еще и временно исполняющий обязанности зав. отделения. Завтра у нас с ним первое дежурство. Я вроде как и не обязана, по программе практики у нас нет суточных дежурств, но мне самой хочется. Во-первых, Сереже будет легче, ну и мне самой хочется побыть самостоятельной. Да и он мне больных доверит принимать. В общем, кайф. Я сначала плевалась на это отделение. А сейчас так привыкла, что не хочу уходить. Там такой разброс больных, что просто слов нет. В понедельник парень поступил с сильнейшей аллергией. Сережа мне дал его принимать самостоятельно. А при расспросе он оказался трансгендером, представляешь? — произношу на одном дыхании, не сильно заботясь разборчивы ли мои слова. — Она, точнее уже он, и операцию сделал, и гормоны принимает. Вообще не отличишь от настоящего мужчины. Ну разве что шрамы на груди от удаления молочных желез могут намекнуть, что это бывшая девушка. Ну в трусы я ему, конечно, не заглядывала, аллергия была не там, но он сам сказал, что там все мужское. Мы как-то с ним так разговорились, что я слушала его, как будто фильм смотрела. Я в жизни не могла подумать, что трансгендеры — это нормальные люди. Да что там, я думала это придурки, которым нечего делать и с дуры пришивают член, вместо вагины или наоборот. А он такой… такой человечный парень. Он с детства мучался, понимаешь? Это не дань моде изгаляться над собственным телом, чтобы стать знаменитым… это… это… ну вот, как мы с тобой вдруг окажемся мужиками с членом в трусах. Дико же, да?

— Ну не знаю, еще несколько недель назад ты не шибко была похожа мыслями на девушку. И судя по всему, с чьим-то членом очень даже сдружилась. Так что сравнение так себе.

— Я тебе сейчас в лоб дам.

— Ой, ладно, я пошутила. Ну почти. Я бы быстро подрезала себе пипку, будь я не в своем теле.

— Вот. А он не мог. Денег нет, родственники все гнобили. Окружение издевалось. В общем, это безысходность. Дико жить, понимая, что ты по сути мальчик, а тело девичье. Одно плохо, непонятно сколько проживет после таких вмешательств. Но знаешь, лучше десяток лет счастливо, чем до конца жизни страдать. А сейчас у него все хорошо. Он женат, представляешь? И жена у него нормальная, все знает о нем. Ну не здорово ли после всех мучений приобрести то, о чем мечтал, да еще и найти любимую жену?

— Очешуенно здорово. Кажется, во мне просыпается моя мама.

— В смысле?

— В прямом. Хочется что-то брякнуть в ее стиле, но пощажу твою едва проснувшуюся женскую сучность. Я имела в виду сущность. Ой, кажется, мама все же уже проснулась. Черт, а я, похоже, сплю. Просто… просто не могу во все это поверить, — ставит чашку на столик и начинает тереть лоб.

— В трансгендера?

— Причем здесь он? Я не могу поверить в то, что ты не только первее меня лишилась девственности, так еще… тебе это все нравится и ты так… из… Короче, это что-то нереальное.