Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
– Ты правда веришь в то, что говоришь? – изумилась Кристина.
– Это бред, мы коммунисты, мы дрались с нацистами и фашистами, русские освободили лагеря, а ты видишь чьи-то козни в простом совпадении. Я слышал, что чехов, воевавших в интербригадах, тоже преследуют, но то, что большинство казненных сражались в Испании и это якобы сыграло свою роль, наглое вранье!
– Тебе повезло, ты в Испанию не поехал. Не слишком ли много совпадений?
– Никогда не повторяй ничего подобного при чужих. Тебя могут неправильно понять. Клянусь тебе, Кристина, все это – чистое совпадение.
Тереза собралась уходить – ей нужно было готовиться к урокам. Она не захотела, чтобы Йозеф отвез ее на машине, поездом получалось
– Знаешь, чем меня взять, красавица! Договорились, встречаемся через две недели, в воскресенье.
Когда Тереза ушла, Йозеф сказал, что в выпавшем на ее долю тяжком испытании она вела себя мужественно и достойно и проявила небывалую силу характера, которой никто в ней не подозревал.
– Она даже выглядеть стала лучше!
– Внешность обманчива, Йозеф, очень часто люди, живущие с печалью в сердце, скрывают истинные чувства за веселой улыбкой.
В конце 1953 года Кристина наконец покончила с «Федрой». Она отдала этому проекту шесть лет жизни и испытывала горькое чувство, понимая, что достигла предела своих возможностей, но так и не довела работу до конца. Как поступить: продолжать (если да, то как долго) или похоронить идею навсегда? Йозеф подбадривал жену, советовал взяться за новую пьесу, но она не успокаивалась, надеясь, что все-таки сумеет передать на чешском не только смыслы, но и музыкальность расиновского текста.
Георг Фрейка помог Кристине выбраться из тупика. Он дал ей роль Ириды в шекспировской «Буре» и предложил стать его ассистенткой, захотел прочесть последнюю версию инсценировки «Федры», и на следующий же день Кристина была вознаграждена за долгие муки творчества. Режиссер заявил – совершенно искренне – что перевод просто потрясающий, и зачитал избранные места труппе, особо отметив, насколько точно передан ритм оригинального текста. Отмахнувшись от слов благодарности, Георг заключил: «Мы берем твою пьесу, „Федра“ будет нашей следующей постановкой».
Фрейка сумел договориться с дирекцией театра, отвечавшей за репертуарную политику и требовавшей, чтобы все тексты соответствовали строгим канонам социалистического реализма, служили делу воспитания масс и помогали народу строить новую экономику. Режиссер представил «Федру» как пьесу, выдержанную в марксистско-ленинским духе, показывающую, сколь губителен индивидуализм для коллективного сознания и действия, как он развращает нравы.
Георг не знал, как сказать Кристине, что она по возрасту не может играть Федру. Режиссер опасался вспышки гнева, но она не стала спорить, понимая, что он – увы – прав. Фрейка хотел поручить ей роль Исмены, они сошлись на Эноне, постановка имела триумфальный успех и прошла больше двухсот раз. Критики писали восторженные рецензии, а труппа, к огромной радости Кристины, отправилась на гастроли. Успех обескуражил ее – никто не заметил несовершенства адаптации (и «наглости» переводчика!), – но она не разуверилась в своих силах и взялась за «Беренику».
Однажды вечером она сидела, обложившись словарями, и вдруг заметила, что Хелена стоит у зеркала и расчесывает волосы, подражая ее собственным движениям. Кристину это взбесило, и она грубо вырвала щетку из рук Хелены, напугав девочку.
Сент-Этьен, 17 сентября 1956 года
Моя дорогая!
Должна сообщить тебе ужасную новость. Скоро будет месяц, как скончался Даниэль. Вообрази мое потрясение: он был крепким, здоровым, полным сил мужчиной и никогда не болел. Я старалась не надоедать ему разговорами о моих недомоганиях (ты ведь знаешь, как меня терзает артроз в бедре!), набиралась от него энергии и смирилась с мыслью, что уйду первой. Я едва не лишилась чувств, когда нашла Даниэля бездыханным в кабинете. Я до сих пор слышу его шаги в коридоре, надеюсь на чудо, жду, что он вот-вот появится, как всегда жизнерадостный и решительный. Огромный дом пуст, в нем царит кладбищенская тишина. Я осталась совсем одна и с нетерпением жду встречи с Даниэлем на небесах.
Я вспоминаю благословенные дни, когда вы с Хеленой жили у нас, и никогда не сумею отблагодарить тебя за доставленную радость. Ты не представляешь, какое облегчение я испытывала, видя, что вы с Даниэлем помирились после всех этих потерянных лет и каждый заново открывает для себя другого. Как замечательно Даниэль играл с Хеленой в лошадки, как весело смеялся… Он мечтал увидеть Мартина, и я очень горюю, что этого не случилось. Твой сын очень красивый мальчуган, я так хочу обнять его, прижать к сердцу! Прости, дорогая, я больше не стану докучать тебе жалобами, тем более что и Даниэль очень этого не любил.
Доктор Шаррон считает, что я должна прооперироваться у парижского хирурга. Он говорит, это пустяковое вмешательство, но я никак не могу решиться, хотя боль меня практически обездвижила. Иногда я выхожу в свой сад, но по большей части сижу дома, не в силах справиться с усталостью. Предпочитаю собственную гостиную инвалидному креслу…
Я смотрю на фотографии, и мне кажется, что вы рядом.
Пиши мне, милая, я хочу все знать о тебе и детях. Нежно вас всех целую и заранее благодарю за то, что «выслушала» мои излияния.
Твоя любящая мать Мадлен
Письмо пришло в тот момент, когда Кристина ничего не играла. В начале декабря должны были начаться репетиции «Кавказского мелового круга» Брехта, и она колебалась, стоит ли ехать во Францию, считая, что матери просто понадобилась сиделка. Кристину злили ее жалобы и скрытые упреки, но пять минут спустя она уже корила себя за неблагодарность. Йозеф уговаривал жену отправиться на несколько недель в Сент-Этьен, взяв с собой Мартина, но не Хелену, чтобы девочка не пропускала школу. Тереза пообещала подруге, что позаботится о ее муже и дочери.
Через две недели Кристина получила визу. Йозеф и Тереза проводили ее на Центральный вокзал, они попрощались на платформе и долго махали вслед поезду.
Йозеф и Хелена больше никогда не видели Кристину и Мартина. Она не вернулась.
В понедельник 26 ноября 1956 года Кристина и Мартин не вышли из вагона парижского поезда. Хелена очень соскучилась по матери и брату, и Йозеф поспешил успокоить дочь: «Не волнуйся, родная, они просто опоздали к отправлению». Он не мог избавиться от смутной тревоги и решил связаться с Мадлен, но позвонить за границу с частного номера было невозможно. Наутро он побежал на Главпочтамт, два часа ждал вызова, а потом телефонистка сообщила, что запрашиваемый номер больше не принадлежит данному абоненту. Йозеф не нашел фамилии матери Кристины в телефонном справочнике департамента Луара.
Что произошло – несчастный случай, забастовка, возникло какое-то неожиданное препятствие? неужели заболел Мартин или Мадлен все-таки легла на операцию?.. Если бы у Кристины возникли проблемы, она связалась бы с Йозефом, но телефон молчал. Он терзался вопросами, когда бесцельно бродил по улицам или сидел на заседании в Национальном собрании, терзался по ночам, просыпаясь каждые пять минут. Навязчивые мысли не оставляли его ни на мгновение, где бы он ни находился.
Отсутствие Кристины было невыносимым.