Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
– Я знаком с президентом Новотным – лечил его жену и сына – и найду возможность переговорить с ним.
– Вы не поняли, – продолжил Сурек, понизив голос, – тут задействована еще более высокая инстанция, вы не представляете… Указания дает советское руководство. Он на дружеской ноге с… Ему никто ни в чем не отказывает. И вам не следует.
– Больной есть больной, лейтенант. Мне доверили заботу о нем, потому что только я могу его вылечить. Рамону лучше, но он еще не выкарабкался. Думаете, вас погладят по головке, если случится рецидив?
Сурек стал козлом отпущения
Рамон кружил по комнате, как тигр по клетке, натыкался на кровать, на кресло, вышагивал от окна к двери, смотрел на унылый заснеженный пейзаж, грыз и без того короткие ногти.
Если Сурек или телохранитель стучали в дверь, он отвечал по-испански, гнал их прочь, орал, начинал задыхаться и заходился лающим кашлем, так что не помогал даже небулайзер.
Однажды он крикнул: «!Que pasen!» [126] – ответа не дождался и резко распахнул дверь. На пороге стояла Хелена.
– Я так больше не могу, – срывающимся голосом пожаловался он. – У меня будто все тело наэлектризовано. Я не выношу замкнутых пространств, я тут сдохну!
126
Войдите! (исп.)
– Ладно, пойдемте прогуляемся.
– Ваш отец не позволяет мне высовывать нос на улицу.
– С ним я все улажу, – пообещала Хелена, достала из шкафа шерстяное бело-зеленое одеяло и накинула его Рамону на плечи. – Вы похожи на римского императора.
– Профессор рассердится.
– Довольно слов. Вперед!
Рамон вышел в коридор. Хелена сбегала за пальто, они спустились по внутренней лестнице и прошли через контору. Хелена открыла дверь, и холодный ветер кинулся им в лицо.
– Натяните одеяло на голову.
Она завернула края – так делают, когда пеленают грудничков, оставляя узкую щелочку для глаз, – и протянула ему руку:
– Будьте осторожны, ступеньки очень скользкие.
Они начали спускаться. Одной рукой Рамон держался за перила, другой мертвой хваткой вцепился в Хелену.
– Придерживайте одеяло вот так, – велела она. – Вам не холодно? – (Из «кулька» раздалось сдавленное «нет».) Мы пойдем в сторону кооператива, скажете, если устанете.
Хелена подняла голову и заметила в окне кабинета Йозефа. Он стоял, скрестив руки на груди, и не ответил, когда она помахала.
В затянутом облаками небе было несколько голубых просветов, бледное солнце освещало окрестности. Дорогу до санатория расчистили, почерневший снег сбросили на поля, но метровые сугробы уже начали подтаивать, и по земле побежали ручейки. Они шли молча, чтобы не задохнуться
на морозе. Метров через сто санаторий исчез за поворотом, Хелена обогнала Рамона и остановилась подождать. Он откинул углы одеяла на плечи, и она увидела, что у него все лицо в испарине.– Вы в порядке?
Он кивнул, хотя дышал отрывисто и поверхностно.
– Идем дальше?
– Вы курите?
– Да.
– Дадите сигарету?
Она собралась было возразить, но он ее опередил:
– Моим легким это не повредит, уверяю вас.
Рамон смотрел на Хелену, и его черные глаза выражали мужскую решимость, детскую беззащитность и отчаяние. Этот взгляд перевернул ей душу.
– Умоляю…
Она вытащила из кармана пачку «Петры», выщелкнула сигарету, чиркнула спичкой, давая прикурить; он глубоко затянулся и с видимым наслаждением выдохнул дым:
– Боже, благодарю. Вы не представляете, какое это блаженство.
– Мы еще долго будем «выкать» друг другу?
– Да нет… Знаешь, у меня совсем промокли ноги.
Хелена посмотрела на его черные кожаные туфли, до самого верха измазанные грязью, и ужаснулась:
– Только отцу не говори…
Обратный путь занял гораздо больше времени: одеяло соскальзывало, один край волочился по мокрой земле, и Рамон все время его поддергивал. Его кидало то в жар, то в холод, он замедлил шаг, пытаясь успокоить дыхание (небулайзер остался в палате).
– Не понимаю, что со мной.
– Может, не стоило курить?
– Тебе не стыдно, что дала астматику сигарету?
Хелена хотела возмутиться, но по весело блеснувшим глазам Рамона поняла, что он шутит, достала пачку и закурила:
– Будешь? Могу угостить, но не советую. Как ноги?
– Заледенели. Знаешь, ты очень красивая.
– Сколько тебе лет, товарищ?
– Перестань так меня называть… Скоро будет тридцать восемь.
– Ты мог бы быть моим отцом.
– А сколько лет Йозефу?
– Пятьдесят шесть.
– Я мог бы быть его сыном.
– Ты на двадцать лет старше меня.
– Кстати, как я выгляжу?
– Усталым.
Они стояли, выстроившись на верхней ступеньке крыльца, и смотрели на Хелену и Рамона. Она шла чуть впереди, он брел следом. Йозеф спустился им навстречу, Хелена не остановилась, а выбившийся из сил Рамон уронил одеяло на землю и спросил:
– Долго я буду таким доходягой?
Йозеф подобрал одеяло.
– Вы же знаете, главное в любом деле – умение терпеть, – невозмутимо ответил он и помог своему пациенту дойти до двери.
К ним подошли Сурек и телохранитель.
– Было не слишком разумно уйти, не предупредив нас, – по-испански укорил лейтенант Рамона.
– А что, собственно, случилось? Мне запрещены прогулки? Чего вы боитесь? Что меня похитят цэрэушники?
– Прошу, говорите тише, вас могут услышать!
– Да тут на сто километров вокруг нет ни одного американца!
– Ошибаетесь, они умеют оставаться невидимыми.
– Ну что за болван! Вы сами-то верите в то, что говорите? Убирайтесь!