Углерод

– Возьму Иуду. Десяток картечных патронов к нему. И подсумок под это дело.

– Уверен? Возьми лучше вертикалку, для охоты лучший выбор! Или трёхлинейку. Тоже неплохая вещь. Мощная, точная и надёжная. Да и картечных патронов двенадцатого калибра пока нет. Только пулевые.

– Ну и как я с такими дылдами буду?.. Нет, возьму Иуду.

– Хозяин-барин.
– согласилась Екатерина, принесла обрез и положила на стойку.
– Патроны есть Земные, охотнички с собой заносят иногда. Осечку дают довольно редко. Есть Столичные, они менее качественные, дымят много, но и дешевле. Подсумок с креплением на пояс, только на десять патронов.

– Давай пятнадцать Земных патронов и подсумок... Кстати, патроны посчитай как десяток, пять патронов в довесок к Иуде. Помнишь?

– Это было почти два месяца назад.
– возразила Самойлова.

– А мне по барабану. Не будет патронов - значит в таком случае ты будешь продавать Иуду ещё два, четыре, шесть, восемь месяцев или год. Не жмись!

– Да ты - грабитель!

– И ничуть по этому поводу не комплексую. Давай пять бесплатных патронов!.. Дальше. Набор для чистки мне вряд ли понадобится. Ещё мне нужен рюкзак, литров на сорок, какая-нибудь оптика с линзами побольше, верёвка... Мне обязательно нужна верёвка.

Как всегда, всё самое необходимое влетело в копеечку. В магазине Самойловой, он оставил почти четыре тысячи рублей, зато теперь был вооружён не только холодным, но и огнестрельным оружием. Правда, в таком виде, Иуда, годился в лучшем случае для стрельбы метров на десять. Леонид не питал иллюзий, и если доведётся им воспользоваться, то будет стрелять исключительно в упор, чтобы наверняка.

Воплотить угрозу в жизнь и навестить кузнеца в тот же день уже не представлялось возможным. Начинало темнеть и страдающий ожирением кузнец скорее всего уже свернул трудовую деятельность. Решив, что визит может подождать до утра, техник направился к своей, уже бывшей, бригаде. Позже, сидя у костра в кампании мужиков, он пытался привести рукоятку обреза в порядок обтачивая напильником из мультитула.

– Ну, Леонид, где был, чем занимался?
– поинтересовался Савелич.

– Тебе нужен честный ответ?

– К Рубежу значит ходил.
– догадался он.
– Я тебе говорил не ходить? Я тебе говорил, что там опасно? И ты всё равно пошёл туда? О чём ты думал? А что, если бы ты там погиб?
– легкомысленность техника разозлила мастера.
– Я тебе рассказал про Рубеж, и вина за твою смерть легла бы на меня! Взрослый мужик, а повёлся на байку как пацан!

– А вот и не байка.

– Слышать ничего не хочу!

– Да что ты взбеленился? Вернулся. Живой и здоровый. Ну не мог я не сходить. Ничего не мог с собой поделать.

– Да уж. Хорошо хоть на Увальня не наткнулся.

– Я бы даже сказал, очень хорошо, что не наткнулся!
– скромно подтвердил он.

Техник, отложил обрез в сторону, достал из портсигара папиросу. Рассказать Савеличу про стычку с Увальнем значило навлечь на себя не только его гнев, но и аномально сильного Димы.

– Говорят жуткая тварь. Димон?
– обратился он к низкорослому работяге.
– А у него...ну, у Увальня, каких-нибудь поведенческих особенностей нет?

– Каких?
– переспросил полупьяный Дима.

– Поведенческих, Дмитрий. Поведенческих.

Савелич вытащил из костра горящую щепку и поднёс Леониду, чтобы тот прикурил.

– С Увальнем всё просто. Предпочитает жить подальше от людей. Нападет из засады. Обваляется, в листьях, мху, ветках... По этой причине так мало выживших. Я думаю, у него есть какая-то железа наружной секреции. На подобии потовых. Только выделяет какое-то клейкое вещество. Непонятно почему страдает агорафобией. Поэтому, если куда-нибудь ещё соберёшься, имей ввиду. Это может очень помочь.

– Ну очень вовремя. Спасибо.
– благодарил техник.

Агорафобия - боязнь открытого пространства. Техник мысленно схватился за голову. Вот почему огромная злобная тварь медлила, вот почему он не был съеден очередным Увальнем ночью, когда спал на какой-нибудь поляне. Погоня длинною в сутки могла просто не состояться, если бы он знал об этой глупой черте хищника. С другой стороны, быть "запертым" на открытом пространстве тоже не сулило ничего хорошего. Пришлось бы поджигать лес... А, ведь действительно! Три дня назад можно было попытаться поджечь лес и всё.

"И зачем тогда ему аж две пары глаз?" - подумал он.

Понятно дело, если бы Увалень маскировался под пригорок или тот же муравейник, лёжа посреди поляны и поджидал жертву. В таком случае периферийный обзор был бы серьёзным подспорьем. Но ведь агорафобия и чересчур массивное тело делали целых два глаза почти бесполезными. Может быть, это - очередная и глупая насмешка природы на целым биологическим видом?

– Если бы мы знали, что ты пойдёшь к Рубежу... В морду бы тебе...

– Правильно! В морду ему!
– подхватил Дмитрий.

– Отец родной!..
– Леонид виновато, склонил голову.
– Я больше так не поступлю. Всё. Никаких Рубежей. Через день, может два, двину в Столицу. Посмотрю, что там, может осяду, в гости тебя потом приглашу, летом. Кстати, а зима-то скоро?

– Около двух месяцев. Я тебе про местный календарь рассказывал?

– Нет. Но раз мы на орбите Земли, рискну предположить, что с календарём здесь совсем бардак.

В этот момент Савелич напомнил технику учителя младших классов.

– Не совсем. Запоминай. Здесь один год равен трёмстам сорока пяти суткам, четырнадцати часам, двадцати семи минутам и... Секунды уже не помню, что-то около тридцати. Причём местным суткам, но земным часам и минутам. Год разделён на привычные двенадцать месяцев. В январе, марте, мае, июле, сентябре и ноябре по двадцать девять дней. В остальных по двадцать восемь, кроме декабря. В нем, как и на Земле, тридцать один день. Название и очерёдность месяцев те же самые. Вопросы есть?

– Получается, високосный год...

– Каждые семь лет. Это уже даёт нам двадцать девятое февраля. Но и здесь есть подвох так как в этом случае остаётся ещё около двадцати пяти неучтённых минут, которые дают ещё один день, каждые шестьдесят один год. Какой именно в Столице пока не решили. Да, согласен. Система, безусловно, грубая и не точная. Опять же, чтобы подогнать привычную нам двадцати четырёх часовую систему нужно менять само понятие "Секунда", а для этого нужно "удлинить" её примерно на пять сотых, что в свою очередь влечёт за собой целый ворох проблем. Возможно, в будущем, люди сделают что-то более подходящее для этого мира. А пока пользуемся тем, что есть.

– И сейчас получается... Что сейчас? Какой месяц? Сентябрь или ноябрь?

– Апрель. Куда ты полгода подевал? Месяцы те же самые, но зима с летом меняются местами.

– Нет, с календарём всё-таки бардак...

Леонид покинул Митрофан-Дикост спустя два дня. Успел он за это время немногое. Докупил кое-что у Самойловой. Разменял серебро на золотые монеты. Забрал заточенный топор, да заказал кузнецу набедренную кобуру для обреза. В этот раз техник подготовился к походу более основательно. Скатку из одеяла, верёвку и котелок закрепил на "новом" рюкзаке. Все карманы оказались забиты чем-нибудь полезным. Сам рюкзак изрядно потяжелел. Внутри рюкзака, покоилась завёрнутая в тряпочку бутылка. В ней плескалась самая крепкая настойка, которую только можно было купить. Не для возлияний, а для обработки ран. Если повезёт, ни настойка, ни бинты, не пригодятся. Вопрос с медикаментами решить просто не удалось. В Митрофан-Дикосте имелся фельдшер, как и фельдшерский пункт, в нём в любое время дня и ночи можно было получить медицинскую помощь и только. Так необходимые для дальнего пути антибиотики и антисептик купить не получилось, как бы не был красноречив техник, сколько бы денег не предлагал, фельдшер остался непреклонен. Пришлось ограничиться настойкой и надеждой на лучшее. Еду и табак он закупил в расчёте на три недели строгой экономии. Как всегда, это было вяленное мясо, сухари, заранее промытая гречневая крупа и чечевица, источником кофеина должен был служить чай. Взять больше съестных припасов не позволял объём рюкзака и нежелание надрываться, неся всё это целыми днями на собственном горбу.