Угловой дом
Шрифт:
— А я вот заждался вас… Что так замешкались?
Крепко сжал мой локоть и, как провинившегося ученика, повел прежней дорогой к себе в кабинет. Да, будто учитель застукал озорника. Во мне заговорило давнее, уснувшее, пришла на помощь школьная уловка, и я притворился, что ничего особенного не произошло.
— Вы ушли, и я решил, что задержитесь, вышел прогуляться.
Он замедлил шаг и с укором покачал головой. «А дверь?» — будто послышалось мне.
— И дверь открыта.
Как ему возразить мне? Ведь неудобно сказать, что он запер меня?
Он сел в кресло и молча уставился на меня.
— Когда вы покажете свое искусство? —
— Сейчас позвонят, я жду.
И в самом деле позвонили. Лицо гипнотизера просветлело. Но странно: подняв трубку, он не отозвался. Молчала и трубка.
— Может, я плохо слышу? — сказал он мне. — Пожалуйста, послушайте и вы. — Трубка оказалась между нами, повиснув над столом.
— Нет, и я не слышу, — ответил я, и в ту же минуту я почувствовал, как на том конце провода со злостью швырнули трубку. Что бы это означало? Если бы гипнотизер не расхохотался, я бы так и не сообразил, в чем дело. Ну и мастер!..
— Что же, вы блестяще продемонстрировали свое умение!
— Разве? — Он хихикнул. — А гипноз?
— Чего не видел, о том сказать не могу. — «Не очень уж гордись победой, друг! Это всего лишь временный успех!» Я хотел вложить в свою фразу именно этот смысл, и он дошел до собеседника. Лицо его стало суровым, и он напряженно сосредоточился на чем-то своем, неведомом мне.
— Пойдемте!
В душе зашевелился страх: на кой черт я согласился, чтоб меня гипнотизировали? Мало у меня забот, что ли? Но отступать уже было некуда.
— Внутрь я вас пустить не смогу, можете смотреть через это окошко в двери.
И только тут я понял; вовсе не меня он собирался подвергать воздействию гипноза, а лишь хотел показать мне свою работу. Что ж, смотреть — дело нехитрое.
В кроватях лежали дети. Гипнотизер, встав посреди зала, обратил к ним сосредоточенное лицо. Я видел его странно блестевшие глаза и по движениям выразительных губ догадывался, что он что-то внушает детям.
И дети стали засыпать. Но гипнотизер продолжал свой гипноз, что-то внушал и внушал спящим детям, и вот один из них, большеголовый и рыжеволосый, поднялся и полусонный подошел к стенке, опустил штаны и сел на стульчик, а потом встал и вернулся к кровати, лег и уснул.
И так по очереди каждый вставал и проделывал то, что и рыжеволосый.
Что сие означало, я понять не мог.
— И все? — спросил я его, когда он вышел. Он не ответил, не слыша, казалось, моих слов, и, сосредоточенный, с заметной бледностью на лице, повел меня к другой двери.
И я снова стал смотреть. На сей раз картина была иная: на невысоких табуретках сидели малыши, у некоторых были забинтованы руки, у других — ноги. На детских лицах застыли боль и страх. Будто только что из операционной. Я посмотрел на гипнотизера. В глазах его была решимость, борода то выдавалась вперед, то опускалась, губы четко повторяли рисунок фразы, весь облик повелевал и приказывал. И признаки боли постепенно стирались с детских лиц, исчезал страх, и вдруг забинтованные руки и ноги начинали шевелиться. Сначала в движениях детей чувствовалась неуверенность и скованность, затем ноги и руки, будто здоровые, стали сгибаться и разгибаться уверенно, без видимых усилий. Дети делали гимнастику, они улыбались и радовались, позабыв о боли.
Вот это дело — обезболивающий гипноз!
Гипноз, заставляющий забывать страдания и муки.
Когда он вышел, я
его не узнал — лицо было усталым и потухшим, а губы — обескровленными и засохшими. Еле волоча ноги, он побрел в свой кабинет, а я — за ним.— Что ж, — вздохнул он, садясь в кресло, — сегодняшними сеансами я доволен.
Я поднялся, чтоб уйти.
— Минутку! — попросил он меня задержаться. — Один звонок, и вы свободны!
Набрал номер и, услышав голос, повесил трубку. Вне сомнений, он звонил Лине.
— Нет, сегодня определенно мне везет. Вы не находите?
«Издевается!.. — подумал я. — Ну и пусть радуется! А мы подождем до вечера».
12
Из густой черной косы она отделила лишь три волоска, вместо саза прижала их меж упругих грудей и заиграла, глядя вслед улетающим журавлям, запела… Из народного сказания
Еле дождался вечера — не терпелось увидеть Лину. Вышел, остановил такси, достал из кармана бумажку, чтобы сказать шоферу, куда везти, и ахнул: бумажка была чистая! Я — в тот карман, в этот — тщетно! Адреса как не бывало… К тому же шофер включил счетчик, торопил.
— Забыл адрес, я сейчас!..
Я в подъезд. Поднялся домой, пересчитал карманы — никаких следов! Спустился к тете Лины, позвонил в дверь — никого! Хоть реви, хоть на стенку лезь: когда наступает полоса невезения, сливай воду, как говорит мой брат Асаф. Вернулся к таксисту, заплатил полтинник и поднялся на свой этаж. И телефона не знал, чтоб позвонить!
Ждут меня к семи, а уже половина восьмого.
Присел и уставился на телефон — авось зазвонит. И что вы думаете? Такой оглушительный раздался звонок, что я вскочил.
«Вы еще дома?!»
«Понимаешь, вашего адреса у меня не оказалось».
«Но вам ведь написали?»
«В том-то и дело, что написал он, положил мне в карман, но, понимаешь ли, бумажка чистая!»
«Ах!.. — взорвалась она и крикнула на мужа: — Вместо адреса ты положил ему в карман чистую бумажку!»
«То есть как это чистую бумажку?! — в свою очередь возмутился муж, и я услышал в трубке его голос, обращенный ко мне: — Поищите как следует!»
«Ей-богу, чистая!»
«А я говорю вам, поищите как следует!»
Тон был столь повелительный, что я положил трубку рядом с телефоном и снова полез в карман. Вот она, бумажка; хорошо, что не выкинул, будет вещественное доказательство моей невиновности!.. Развернул, и — что за чертовщина? — на бумажке четко был написан их адрес!
Трубка на тумбочке кричала:
«Ну как? Нашли?»
Я вынужден был признать свою оплошность.
«То-то! В другой раз будьте повнимательней!»
Но трубка была уже в руке Лины:
«Немедленно приезжайте!»
Не успел положить трубку, как телефон снова зазвонил. Это была опять Лина:
«Прочитайте-ка адрес!»
Прочел. Все правильно.
Снова взял канистру, в которой горючего оставалось еще на целую компанию, и выскочил на улицу ловить такси.
По дороге купил букет роз у земляка, — спасибо им, круглый год снабжают цветами столицу, — и доехал наконец до желанного дома.
Номер, подъезд, этаж… Позвонил. За дверью были слышны веселые голоса, компания была в самом разгаре. Уж не день ли рождения Лины? Или… еще продолжаются поминки? Но сколько можно поминать? В любом случае я был неплохо вооружен: в одной руке канистра, в другой — розы.