Угол белой стены
Шрифт:
— Будьте спокойны, Алексей Макарович… Они еще увидят, — почти одновременно заверили его помощники, и в тоне их прозвучала прямо-таки несокрушимая убежденность.
Оба они а в особенности более опытный Леров, тоже кое-что подметили в ходе совещания и были немало этим уязвлены.
Тем временем Вальков достал из папки фотографию неизвестной девушки, обнаруженную в бумажнике Гусева.
— На всякий случай запомните ее. Мало ли что…
Леров, а за ним Ибадов внимательно рассмотрели фотографию, с которой на них смотрела миловидная, улыбающаяся девушка с пушистыми волосами, в пестрой открытой кофточке, тонкую шею охватывала ниточка бус. Лерову улыбка девушки показалась чуть горькой, а
— Можно идти, Алексей Макарович? — спросил Леров.
Вальков кивнул.
Оставшись один, он минуту молча сидел за столом, подперев голову рукой и машинально барабаня пальцами другой по столу, затем, словно очнувшись, решительно потянулся к телефону и попросил у дежурного машину.
…Таксомоторный парк встретил его неутихающим шумом и суетой. К воротам тянулись выезжающие на линию машины, часть из них задержалась из-за мелкого ремонта, другие шли по скользящему графику, по тому же графику возвращались машины из города. Несколько машин стояло в стороне с поднятыми капотами, около них возились перепачканные слесари и водители. Из темных распахнутых боксов в глубине двора доносились рев заводимых моторов, визг и скрежет работающих станков ремонтной зоны, чьи-то возгласы и смех. Несколько человек суетились возле красной грузовой машины техпомощи, с которой сгружали разбитую «Волгу», — где-то в городе произошла авария.
Слева от ворот, около двухэтажного домика диспетчерской, на скамьях в тени акаций отдыхали водители.
Когда Вальков проходил мимо, кое-кто из них дружески кивал ему, а один даже остановил его и, подойдя, негромко, с ноткой сочувствия спросил:
— Ну что, Макарыч, крутимся?
Вальков вытер платком потный лоб — солнце уже поднялось в зенит и палило нещадно — и со вздохом сказал.
— Крутимся. Чего ж делать. Ты, кстати, Гусева-то хорошо знал?
— Да не очень. Вон дружок его стоит, Володька Туляков. Этот уж знал так знал. Не одну, бутылку выпили.
Водитель указал на стоявшего невдалеке бледного рыжеватого паренька в клетчатой ковбойке с закатанными рукавами. Туляков нехотя разговаривал с двумя парнями, рассеянно поглядывая по сторонам.
— Володь! — окликнул его собеседник Валькова и, когда тот поднял голову, поманил пальцем: — А ну, подойди.
Туляков что-то сказал парням и не спеша, вразвалочку, сунув руки в карманы мятых брюк, направился к Валькову. Рыжеватые волосы его были аккуратно расчесаны на пробор, белых, покрытых рыжим пушком и веснушками рук еще не коснулся загар. На одной из них, пониже локтя, был виден синий, не очень искусно вытатуированный якорь в кривых линиях волн. На другой руке была изображена полногрудая русалка, окруженная сетью.
Когда Туляков подошел, Вальков добродушно сказал, улыбаясь одними морщинками вокруг глаз:
— Давай, друг, познакомимся. Вальков Алексей Макарович.
— Слыхал, — ответил Туляков и в свою очередь представился, пожимая протянутую руку:
— Володька.
Пожатие его было вялым, рука мокрой от пота.
Вальков кивнул знакомому водителю и отошел с Тучковым к дальней пустой скамье. Присев, закурили, и Вальков спросил:
— Давно здесь причалил?
— Третий год, — как-то бесшабашно ответил Туляков.
— А до этого во флоте службу нес, рыбачил?
— Ага. На Дальнем. База — Владик, а сам по кругу — Камчатка, Находка, Шикотан, — тем же тоном пояснил Туляков, сплевывая себе под ноги.
— Надоело?
— Кому что снится.
Рубль там, конечно, длинный. Но качает. Опять же климат оказался неподходящим.— А этот климат как, принимаешь?
— Тоже, скажу, не мед. Ташкент нравится. Ходовой город, гудящий. Я такой люблю. И о зиме думать не надо. Потом народ у нас — поискать.
— С Гусевым дружил, говорят?
— Кореш мой был. — Туляков поднял голову и пристально посмотрел на Валькова, глаза его вдруг стали злыми и недоверчивыми. Найдете гадов?
— Надо найти. Ты, кстати, не слыхал, кто-нибудь из ребят его в тот день на линии не встречал?
— Зачем кто-нибудь? Я встречал. Один раз даже покурить удалось.
— Это где же и когда?
— Да у рынка. Часов так в двенадцать.
— Говорили о чем-нибудь?
— Не молчали.
Туляков сидел согнувшись, опираясь локтями о колени, и хмуро смотрел себе под ноги, дымя сигаретой.
— Ну и что Гусев тебе говорил?
— Известно что. Все о… — Туляков неожиданно умолк и, подняв голову, снова пристально посмотрел на Валькова: — Только, это между нами, идет?
— Секреты хранить умеем, — серьезно ответил Вальков.
— Ладно. Теперь уж ладно, — вздохнул Туляков. — С покойника не спросишь. Одним словом, он к Галке решил вернуться, к жене…
— Почему же так?
— А! — Туляков зло махнул рукой и снова опустил голову, так что Валькову видна была только его рыжая макушка и ровная ниточка пробора.
— Что «а»? — спросил он.
— Дешевкой оказалась его краля, — глухо ответил Туляков. — Вот что. В другого втюрилась.
— Кто же она такая, знаешь?
— Нужно мне. У меня у самого таких навалом.
— Ну, хоть как зовут?
— Динка.
— Видел ее?
— Не. — Туляков с усмешкой поглядел снизу вверх на Валькова. — Только она к этому делу не причастна. Это точно.
Вальков стал расспрашивать его о других приятелях Гусева, но среди них не оказалось никого, кто мог бы иметь хоть самое отдаленное отношение к разыгравшейся трагедии. Всех их Туляков знал, по его словам, «как облупленных», все это были ребята из их шоферской братии, разбитные, нахальные, любившие выпить, иной раз пустить в ход кулаки, при случае подцепить чаевые или некрупно надуть кого-то, — словом, знакомый Валькову тип людей, все время идущих где-то рядом с мелкими преступлениями или проступками. Но ни один из них, конечно, не мог пойти на убийство приятеля, да и не было у них причин к тому. В этом Туляков, или «рыжий Володька», как его звали в своем кругу, был убежден. И Вальков согласился с ним.
Но не ведомая никому из них Дина, в которую влюбился Гусев и которую не познакомил ни с одним из приятелей, указывала и на другой круг знакомых, которые были у Гусева. И пути к ним Вальков пока не видел.
— Чудную, конечно, он мне вещь брякнул, — задумчиво произнес вдруг Туляков. — Это я только сейчас, между прочим, допер.
Вальков насторожился.
— Я, говорит, — продолжал тем же тоном Туляков, — завяжу это дело, все завяжу. Так я сегодня и объявил. Чуете? «Все завяжу». А что, спрашивается, «все»? Ну, с девкой ясно. А что еще?
Он испытующе посмотрел на Валькова.
— М-да, — покачал головой тот. — Действительно. Что еще завязал?
А про себя добавил: «И кому объявил об этом?» Такое могло кончиться и убийством, если Гусев был замешан в серьезном преступлении. Но «все» могло относиться и к решению порвать с этой Диной, и ей же он мог «объявить» об этом. После чего никаких трагических последствий, произойти, очевидно, не могло. И тогда убийство — случайность. Последним пассажиром оказался бандит, уголовник. Решил ограбить шофера. А найдя наркотик, плюнул на двадцать рублей, лишь бы сбить со следа. Но откуда у Гусева мог оказаться наркотик?