Уголовное право России. Общая часть

Для противопоставления общественных отношений и жизни человека как объекта преступления нет оснований. Каждый человек – это абсолютная ценность, или, что то же самое, правовое благо. Трудно понять, почему это понятие нейтрально, а понятие общественных отношений имеет ложный идеологический заряд. Благо оценивается, а общественные отношения, возникающие как общественно необходимые связи, были осознаны задолго до того, как они стали «социалистическими общественными отношениями».

Обращение к авторитетам прошлого в поисках действительного объекта преступления показывает, что концепция объекта преступления развивалась в отечественной науке в направлении все более четкого понимания, что преступление – не только ущемление частного интереса, посягательство на то или иное благо и т. п., но, что за конкретным преступлением стоит нечто скрытое от чувственного восприятия – общество. Автор первого учебника русского уголовного права (заметим, учебника для своего времени замечательного)

B. Д. Спасович писал: человек «не может быть выделен из общества; общество есть его естественное состояние… Внутри же общества каждый отдельный человек есть один из составных атомов общества, одна из рабочих сил в экономии общественной, один из членов общественному организму подчиненный, от него зависящий, для него действующий». [122] Поэтому, по В. Д. Спасовичу, «правонарушения затрагивают отдельные личности и целые группы в более важных их правах, при попрании коих не возможен никакой быть и порядок общественный. Это преступления общественные или уголовные». [123] И далее: «Преступление несовместимо с общественным порядком», [124] «характеристику уголовных преступлений составляет то, что содержит в себе посягательство на целый общественный порядок, они преследуются обществом независимо от воли пострадавших от них лиц». [125] И, наконец: «Преступное деяние должно содержать в себе посягательство на известные общественные отношения». [126] Преступление и общество в целом постоянно остаются в поле зрения исследователей и тогда, когда они говорят о посягательстве на личность, ее интересы, блага, о нарушении преступлением правовых запретов.

122

Спасович В. Учебник уголовного права (Выпуск первый). СПб., 1863. С. 50–51.

123

Спасович В. Учебник уголовного права (Выпуск первый). СПб., 1863. С. 58.

124

Спасович В. Учебник уголовного права (Выпуск первый). СПб., 1863. С. 84.

125

Спасович В. Учебник уголовного права (Выпуск первый). СПб., 1863. С. 85–86.

126

Спасович В. Учебник уголовного права (Выпуск первый). СПб., 1863. С. 84.

«Государство, – писал А. Лохвицкий, – требует от человека отказа от таких деяний, которые вредят правам других, следственно ведут к анархии, распадению общества». [127] Поэтому и для него «закон под страхом наказания вообще воспрещает деяния, соединяющие два признака: безнравственность… и… опасность действия для общества». [128]

Н. С. Таганцев считал «неверным по форме и односторонним по существу» взгляд, согласно которому «преступное деяние заключается или в уничтожении чьего-либо права, или в препятствовании к использованию им, или в неисполнении чьих-либо законных требований»; [129] «посягательство на субъективное право составляет не сущность, а только средство», продолжал автор. «Жизнь общественная в индивидуальных и общественных проявлениях творит интересы и вызывает их правоохрану, в силу чего эти интересы получают особое значение и структуру, облекаются в значение юридических благ и, как таковые, дают содержание юридическим нормам и в то же время служат их жизненным проявлениям, образуя своею совокупностью жизненное проявление правопорядка». [130] Для Н. С. Таганцева объект преступления – не уголовно-правовая норма, а норма в ее реальном бытии. В каком правовом пространстве протекает это реальное бытие нормы? В масштабе общества. Что значит для нормы реальность ее бытия? В идеале – нерушимость, в реальности – соблюдение ее требований вопреки возможным нарушениям. «Реальное бытие нормы – это правоохраняемый интерес». [131] «Правоохраняемый интерес и есть реальный объект преступного деяния, без которого немыслимо самое его бытие». [132] На наш взгляд, вернуться к концепции Н. С. Таганцева – это значит не просто увидеть и назвать в качестве объектов интересы, блага и их владельцев, которые, конечно, существовали во все времена, а понять, говоря словами Н. С. Таганцева, что творит интересы общественная жизнь, что блага дают содержание юридическим нормам, что правопорядок – это норма в ее реальном бытии.

127

Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб., 1867. С. 39.

128

Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб., 1867. С. 39.

129

Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. Т. 1. СПб., 1902. С. 44.

130

Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. Т. 1. СПб., 1902. С. 44.

131

Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. Т. 1. СПб., 1902. С. 493.

132

Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. Т. 1. СПб., 1902. С. 501.

Эта же мысль еще более четко была выражена Н. Д. Сергеевским: «Всякое преступное деяние, являясь нарушением норм закона и, следовательно, посягательством на интерес всего общежития… в конкретной своей форме всегда заключает вред или опасность известным благам или интересам… Так, каждая из норм закона, охраняющих неприкосновенность жизни человека, может быть нарушена лишь в форме действия, посягающего на жизнь известного определенного лица». [133] «Таким образом, возникает как бы двойственность объекта преступных деяний: во-первых, в качестве объекта представляется, ближайшим образом, непосредственный объект посягательства, а затем, во-вторых, отвлеченный интерес всего общежития, нарушенный неисполнением соответствующего предписания закона. Только соединение обоих моментов образует понятие объекта». [134] Во вступительном очерке к переизданной в 1994 г. книге Н. С. Таганцева «Русское уголовное право» Н. И. Загородников верно отметил: «При анализе преступления, может быть и не совсем в точных выражениях, Таганцев подметил, что преступление – это нарушение уклада общественных отношений и что это определяющий его признак». [135] Сказанное можно отнести и к трудам других наших соотечественников. Советская, а затем и российская наука уголовного права возникли не на пустом месте, а продолжили сложившиеся традиции, не пренебрегая богатством отечественной правовой мысли. Преступление было и остается посягательством на общество. Меняется общественное устройство, переоцениваются ценности, возникают новые блага и интересы, остается неизменной объективная необходимость сохранить общество как целое – упорядоченную систему связей между людьми.

133

Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть Общая. СПб., 1910. С. 233.

134

Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть Общая. СПб., 1910. С. 234.

135

Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. М., 1994. С. XVII.

Только такой взгляд обнаруживает действительную природу объекта преступления, т. е. показывает истинную ценность того, на что посягнул преступник. Действительно ли, что теория «объект – общественные отношения» не срабатывает при решении традиционно дискуссионного вопроса: что является объектом при убийстве? Нет, это не так. Критический анализ имеющихся по этому поводу позиций обнаруживает лишь, что в решении проблемы «человек – общественные отношения» были ошибки. Неверно, конечно, что коль скоро сущность человека составляют общественные отношения, то личность человека сама по себе якобы есть совокупность всех общественных отношений; неверно, что закон охраняет не самого человека, а его общественные отношения, и гибель человека иллюстрирует крах отношений, носителем которых он является. [136] Неверно, конечно, что человек охраняется законом в зависимости от его социальных функций. Социальные функции – государственный деятель, работник правоохранительных органов и т. п. – действительно имеют значение для определения объекта посягательства, но и полное отсутствие каких-либо функций ничего не меняет в природе посягательства на его жизнь. Жизнь каждого человека священна и неприкосновенна. Не функции человека охраняет закон, а человека во всех его функциях. Кто бы ни был человек – новорожденный, делающий первый вздох, подающий большие надежды студент или смертельно больной человек, дни которого сочтены, – все они имеют равное право на жизнь, равную социальную ценность.

136

Именно поэтому А. В. Наумов возразил против превращения человека из самостоятельной абсолютной ценности в носителя разнообразных общественных отношений (Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. С. 147).

Неверно, что при убийстве объектом преступления является «живой человек», «конкретная личность», «Иванов Иван Иванович». При всей внешней привлекательности требования рассматривать в качестве объекта преступления жизнь конкретного человека оно неверно, так как уводит от познания действительной сущности этого преступления. Эта суть заключается в том, что каждый из нас включен в защитную оболочку таких человеческих связей и отношений, для которых человек – абсолютная ценность именно потому, что он Человек. Поэтому закон охраняет жизнь каждого и всех, и его нерушимость – единственно возможный порядок жизни общества. Если объект преступления – конкретный человек, он и только он противостоит преступлению, ущерб равен утрате одной человеческой жизни. Если объект преступления – такой порядок отношений между людьми, который обеспечивает каждому его право жить, в этом случае если убийство совершено, то убит «один из нас»: «Не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».

Поэтому формула «при убийстве объектом преступления являются общественные отношения, обеспечивающие и гарантирующие жизнь каждому человеку» не «теряет» человека, а показывает его действительную, измеренную в масштабах общества ценность. Если посягательство на указанный объект имело место, но смерть не наступила (промах, выстрел в труп), ответственность наступает потому, что для того, чтобы «добраться» до правового блага – жизни другого человека, преступник должен «протянуть руку» к этому благу и уже тем самым разорвать свою связь с нами. Если человек окажется или сам поставит себя вне круга отношений, обеспечивающих неприкосновенность его жизни, его умерщвление преступлением не является. Таково в современных условиях лишение жизни нападавшего при необходимой обороне. Такова помощь при определенных условиях самоубийце. Возможно, таковой станет эвтаназия. Значит, преступление всегда посягает на то или иное конкретное правовое благо, оцененное обществом и включенное в систему уголовно-правовой охраны. В упомянутой ранее конструкции объекта преступления, предлагаемой Г. П. Новоселовым, общество исчезает. Для него объект – это «тот, против кого оно совершается», в частности, отдельное лицо с принадлежащими ему материальными или нематериальными ценностями. При таком понимании объекта преступления вместо общества появляется хаотическое движение многих людей, и каждый из них остается один на один вместе со своими ценностями и посягающим на них преступником. Такая схема события едва ли может быть признана правильной. Соглашаясь с пониманием структуры общественных отношений, но отрицая за ним роль объекта преступления, автор стремится избежать, как он полагает, парадоксальной ситуации: субъект как элемент состава преступления существует наряду с другим элементом – объектом, в рамках же объекта преступления – общественного отношения – он становится участником общественного отношения, его «внутренним образованием».

Парадокс, таким образом, заключается якобы в том, что субъект преступления оказывается то за пределами объекта, то внутри его. Парадокс исчезает, если четко представлять себе, что конкретный состав преступления – это законодательное описание преступления в законе, т. е. совокупность признаков, характеризующих все четыре элемента состава преступления: объект, объективную сторону, субъект и субъективную сторону. Состав преступления описывает преступление как определенный юридический факт, поэтому описание не сводится к характеристике преступления как деяния, обладающего указанными в ст. 14 УК признаками, а используются и другие юридически значимые обстоятельства – те, что лежат за пределами деяния, но характеризуют его. Субъект преступления – элемент состава, человек – участник общественных отношений.

Общественные отношения функционируют в качестве упорядоченной системы. Правовые нормы, и уголовно-правовые нормы в частности, охраняют, сохраняют, обеспечивают состояние порядка, упорядоченности общественных отношений. Порядок, закрепленный нормами права и поддерживаемый при их помощи, становится правопорядком – правовой формой общественных отношений. Поэтому посягательство на защищенные уголовным правом общественные отношения есть одновременно посягательство на правопорядок, а деяние не только общественно опасно, но и уголовно противоправно. Объект, таким образом, имеет свою правовую форму, «правовую оболочку», по выражению В. Н. Кудрявцева. [137] Если видеть в правовой оболочке не нечто внешнее, механически надетое на общественные отношения, а их субстанциальное проявление, то правонарушение и нарушение общественного отношения – синонимы. Не следует забывать только, что правопорядок как объект преступления – не второй, дополнительный объект, а внешнее проявление его собственного содержания. Возможное расхождение между содержанием и формой исключает преступность деяния (ч. 2 ст. 14 УК).

137

Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1971. С. 151.

Как известно, в XVIII в. в период становления современного уголовного права ведущая позиция принадлежала нормативистской теории, согласно которой преступление – это нарушение уголовно-правовой нормы и, следовательно, норма права – ее объект. Нормы уголовного права не могут быть признаны объектом преступления потому, что, как правильно отметил А. В. Наумов, рассматривать норму в качестве объекта значит отвлекаться от реального содержания тех благ (интересов), которые охраняются уголовно-правовой нормой от преступных посягательств. [138] Однако господствующее мнение не ограничивается констатацией указанного обстоятельства. Норма, как утверждается, «не терпит и не может терпеть ущерба от преступления», [139] «она не испытывает какого-либо вредоносного воздействия». [140] «Наоборот, то обстоятельство, что преступник осуждается по определенной норме уголовного права, свидетельствует о незыблемости нормы». [141] Более того, осуждение преступника свидетельствует о «“победе” этой нормы над лицом, нарушившим уголовно-правовой запрет». [142] Заметим, что прежде, чем одержать указанную «победу», норма потерпела «поражение», ее требование не было выполнено, запрет нарушен, а осужденный – лишь один из многих, кто избежал ответственности. Если сказать, что нормативное требование «красть нельзя» остается неизменным, даже если кража совершена, незыблемость нормы очевидна. Но столь же очевидно, что каждое нарушение нормы (нормы, а не ее текста; и чем чаще оно совершается, тем в большей мере) разрушает ее нормативность: норма говорит «нельзя», преступление – «можно». Преступление способно к воспроизведению, т. е. несет в себе то, что П. А. Фефелов назвал «антиобщественной ценностной ориентацией», [143] иначе говоря, норме противоречит антинорма. Практика показывает, что при определенных условиях «преступность начинает ходить с гордо поднятой головой», авторитет нормы умаляется, а то и вообще голос ее не слышен. Итак, нарушение уголовно-правового запрета – это и есть тот ущерб, который нанесен норме. Нарушение нормы – нарушение правопорядка. За правопорядком, как за щитом, находятся объекты уголовно-правовой защиты – общественные отношения. Преступление, разрывая защиту, нарушает нормальный естественный порядок отношений между людьми – действительный объект преступления.

138

Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. С. 149.

139

Беляев Н. А. Объект преступления. С. 277.

140

Галиакбаров Р. Р. Уголовное право. Общая часть. Учебник. Краснодар, 1999. С. 97.

141

Беляев Н. А. Объект преступления. С. 277.

142

Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. С. 149.

143

Фефелов П. А. Общественная опасность преступного деяния // Советское государство и право. 1977. № 5. С. 138.

§ 2. Классификация объектов преступления

Действующее уголовное законодательство подразделяет все объекты преступления на четыре группы. Критерием классификации является степень общности характера общественных отношений, взятых под уголовно-правовую охрану. Особенная часть УК разделена на разделы, разделы – на главы, главы – на статьи. Соответственно, объекты преступления делятся на общий, родовой, видовой и непосредственный (классификация по вертикали).

Общим объектом преступления является вся совокупность охраняемых уголовным законом общественных отношений. Выделение общего объекта говорит о том, что уголовное право охраняет не все существующие в обществе общественные отношения, а лишь часть из них – наиболее ценные, и только они могут быть нарушены преступлением.