Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. Материалы XIX Международной научно-практической конференции г. Москва, 20–21 января 2022 г.

Для определения методологии измерения социальных ценностей и их иерархии следует обратиться к теории Р. Инглхарта, в рамках которой обосновывается зависимость изменений в базовых ценностях населения от смены поколений и смены эпохи модерна на постмодерн. Так, по мнению указанного автора, «чувство экзистенциальной безопасности» и экономический прогресс способствовали переходу от доиндустриального общества к индустриальному, который «…характеризуется «всепроникающей рационализацией всех сфер общества» (по Веберу), приводя к сдвигу от традиционных, обычно религиозных, ценностей к рационально-правовым ценностям в экономической, политической и социальной жизни»¹⁵¹. Взяв за основу разработанную Р. Инглхартом карту ценностных ориентаций (ценностных оснований различных регионов мира), характерных для обществ постмодерна, можно интерпретировать происходящие в обществе явления и процессы с учетом трансформации системы ценностей. Полученные результаты в последующем позволят разработать инструментарий определения социальных ценностей и экстраполировать сформированную иерархию ценностей в уголовное право путем построения системы санкций статей Особенной части УК РБ. Это будет способствовать реализации базовых принципов уголовного права – законности и справедливости, когда преступления, посягающие на наиболее ценные объекты уголовно-правовой охраны, должны влечь применение самых строгих мер уголовной ответственности и, наоборот, санкции, устанавливающие наказание за преступления, не представляющие большой общественной опасности (небольшой тяжести по УК РФ), не должны содержать в своей конструкции лишение свободы.

В уголовном праве идею о необходимости систематизации ценностей высказывал профессор А. Л. Савенок. Автор предлагает три основные группы уголовно-правовых норм, содержащихся в уголовном законодательстве любого современного государства, разделенных в зависимости от входящих в них ценностей: «базовые» (запреты, характерные для большинства монорелигий и сакральных учений), «политические» (нормы, направленные на охрану существующего государственного строя) и «преходящие» (определяются политикой государства с учетом проблем в рамках определенного исторического периода: в экологической, информационной сфере и др.)¹⁵². Так, «базовые» ценности представляется возможным определить с помощью методологии, выработанной теорией «живого права», сторонники которой утверждают, что именно изучение общественных процессов в их сложном и многогранном взаимодействии позволяет лучше понять правовую реальность. Так, основоположник теории «живого права» Е. Эрлих утверждал, что развитием права движет не законодательные и правоприменительные органы, а само общество. По его мнению, право статично, а общественные отношения наоборот динамичны, в связи с чем, правоотношения предшествуют правовым нормам¹⁵³. Следовательно, при исследовании эволюции системы социальных ценностей прошлых исторических эпох и определения их иерархии следует опираться именно на правовые нормы, которые должны были основываться на традициях и обычаях общества.

Таким образом, основой для систематизации уголовно-правовых санкций является построение криминологически и социально обусловленной иерархии социальных ценностей, которые образуют фундамент существования белорусского общества. Указанная система социальных ценностей должна быть положена в основу формирования иерархии объектов уголовно-правовой охраны и, как следствие, привести санкции УК РБ в стройную и непротиворечивую систему.

О фактической конкуренции уголовного закона и судебных позиций в свете 25-летнего юбилея Уголовного кодекса Российской Федерации

Т. В. Кленова,

д-р юрид. наук, профессор

(Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева)

[e-mail]

Не все уголовные законы научно обоснованы, но каждый уголовный закон политически мотивирован. Например, политические мотивации и, соответственно, задачи Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ) подтверждались его особой ролью в переходный период от социалистической к демократической политико-правовой системе. Необходим был кодекс, переориентированный с защиты целостности СССР и ценностей советского социалистического государства на охрану прав и свобод человека, всех форм собственности и свободы предпринимательской деятельности, а также на обеспечение механизма государственной власти в том виде, в котором он был учрежден в Конституции Российской Федерации, и защиту суверенитета России.

По обычаю революционных преобразований курс был взят на декларацию коренных недостатков ранее действовавшего уголовного законодательства и создание концептуально нового уголовного законодательства. При этом создание Концепции нового кодифицированного уголовного закона как официального акта не предусматривалось. В 1992 году авторы одного из проектов УК РФ (И. М. Гальперин, А. И. Игнатов, С. Г. Келина, Ю. А. Красиков, Г. М. Миньковский, М. С. Палеев, С. А. Пашин, Э. Ф. Побегайло, О. Ф. Шишов) подготовили Теоретическую концепцию уголовного законодательства Российской Федерации, в которой декларировалось, что новое уголовное законодательство должно: «По-новому определять задачи и принципы уголовного законодательства, исходя из его места в жизни гражданского общества; обеспечить уголовно-правовую охрану прав и свобод человека, Конституции, общественного порядка и безопасности в качестве необходимого условия функционирования демократического правового государства; последовательно провести в жизнь в сфере уголовного права приоритетность общепризнанной правовой системы ценностей»¹⁵⁴. Здесь же заключалось: «Нельзя допустить, чтобы в погоне за скоростью вместо коренных изменений был совершен лишь косметический ремонт российского уголовного законодательства, чтобы возникли «ножницы» между поспешными кабинетными решениями и реальной жизнью. Это приведет к подрыву престижа науки и авторитета закона»¹⁵⁵.

Цитируемая Теоретическая концепция уголовного законодательства Российской Федерации не была официально закреплена. В условиях ведущихся кодификационных работ не было принято ни одного нормативного правового акта об уголовно-правовой политике. В 1996 и 1997 гг. были подготовлены несколько проектов концептуальных документов об уголовной политике. Это «Концепция государственно-правовой политики в части борьбы с преступностью» (подготовлен в 1996 году Академией МВД России), «Основы государственной политики борьбы с преступностью в России» (подготовлен в 1997 году НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре Российской Федерации), «Основы государственной политики противодействия преступности» (подготовлен в 1997 году Институтом государства и права РАН). Названные проекты остались без движения. Такая же судьба у других, позже подготовленных проектов концепций и стратегий уголовно-политической направленности.

Были прогнозы, что УК РФ, будучи законом переходного периода, к тому же с неопределенной концепцией, не будет долго жить. Однако этот кодифицированный уголовный закон «продержался» до своего «серебряного» юбилея и остается востребованным государственной властью. Обратной стороной его востребованности является интенсивное обновление – в основном под влиянием ситуационной уголовной политики, а не с научным обоснованием.

По состоянию на время принятия – 13 июня 1996 г., УК РФ содержал 360 статей. За время действия из него были исключены 14 статей и введены 137 статей (12 статей – в Общую часть и 125 – в Особенную часть). Многие статьи менялись многократно. Неизменными остались только 13.6% от общего числа первоначальных статей УК РФ, действующих в настоящее время (43 статьи Общей части и 7 статей Особенной части)¹⁵⁶.

Видимо, нестабильное и разбалансированное состояние уголовного законодательства многие стали воспринимать как норму, а не как декодификацию. Например, разработчики Концепции уголовной политики России «Уголовная политика – дорожная карта (2017–2025 годы)», представленной в апреле 2017 г. в Совет Федерации, верят в продолжительную и качественную жизнь настоящего Кодекса в случае его редактирования: «При вдумчивом и осторожном отношении к УК РФ ему вполне может быть уготована жизнь, сопоставимая по продолжительности с французским УК Наполеона 1810 г. (действовавшим свыше 180 лет), УК Германии 1871 г. или УК Финляндии 1889 г., действующим до сегодняшнего дня. (…). УК РФ 1996 г., очищенный от законодательных ошибок последних лет, с приведенной в порядок системой наказаний и санкциями статей Особенной части, вполне может послужить России еще не один десяток лет»¹⁵⁷.

Однако большинство исследователей не признают, что происходит совершенствование уголовного законодательства, и адресуют государственной власти заключение, что вследствие бессистемного и научно необоснованного уголовно-правового регулирования качество УК РФ только ухудшается.

В самом деле, в связи с большим числом изменений и дополнений, осуществленных асинхронно, под влиянием разных задач внутренней и внешней политики государства, УК РФ перешел в стадию декодификации. Ее признаками являются разрушение созданной при кодификации системы принципов, институтов и норм закона и применение новых концептуальных идей, противоречащих тем основам, которые были изначально заложены в настоящем Кодексе. Причем во многих случаях концептуальное обновление осуществляется без внесения необходимых изменений и дополнений в статьи Общей части.

Такие концептуальные вторжения были в институты неоконченного преступления, соучастия в преступление, множественности преступлений и др., одни осуществлялись путем изменения статей Особенной части УК РФ, другие – вообще без изменения уголовного законодательства посредством судебных позиций¹⁵⁸. Например, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24 декабря 2019 г. № 58 «О судебной практике по делам о похищении человека, незаконном лишении свободы и торговле людьми» изменено соотношение законодательно определенных понятий оконченного преступления и покушения на преступления. В УК РФ преступление признается оконченным, если в совершенном лицом деянии содержатся все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом (ч. 1 ст. 29), а покушение на преступление характеризуется как «умышленные действия (бездействие) лица, непосредственно направленные на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам» (ч. 3 ст. 30). Вопреки этим законодательным дефинициям, Пленум Верховного Суда РФ разъяснил судам и другим правоприменителям, что не покушением, а оконченным преступлением является похищение человека «с момента захвата и начала его перемещения. В случаях, когда перемещение было осуществлено самим потерпевшим вследствие его обмана или злоупотребления доверием, преступление признается оконченным с момента захвата данного лица и начала принудительного перемещения либо начала его удержания, если лицо более не перемещалось» (абз. 2 п. 2 Постановления). При этом в абз. 1 того же пункта Постановления в объективную сторону включено, наряду с захватом и перемещением, удержание человека. Значит, в соответствии с судебной позицией, преступление, понимаемое в виде триединства действий, следует признавать оконченным, даже если выполнение объективной стороны похищения человека не было завершено и не установлена полная реализация умысла виновного.

Нельзя не заметить, как существенно меняется институт соучастия. Например, Федеральным законом от 1 апреля 2019 г. № 46-ФЗ установлена ответственность за «занятие высшего положения в преступной иерархии» (ст. 210¹ УК РФ), как если бы учитывалось включение лица в верхи преступного сообщества (преступной организации). Однако положение о преступном сообществе (преступной организации) – это предписание института соучастия (ч. 4 и 5 ст. 35 УК РФ). В ст. 32 УК РФ соучастием в преступлении признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления. В ст. 210¹ УК РФ говорится о другом – об опасном состоянии личности, но не соучастии в преступлении по смыслу ст. 32 УК РФ.