Угроза мирового масштаба
Шрифт:
Я уже немного понимал в здешней магически-клановой системе, поэтому знал, что подобная раскраска это по сути знак принадлежности к определенной семье.
У каждого клана, как у рода с древней историей, начавшегося с военных свершений, был свой герб, и этот герб, как водится, имел определенные родовые цвета. Вот именно эти цвета юные маги и носили, демонстрируя принадлежность к семье.
Это не было обязательным для них, это не было даже какой-то традицией или неписанным правилом. Взрослые представители магических родов, которые уже переросли юношеский максимализм и желание выпятить себя вперед
Но то взрослые.
Сборище же молодёжи напоминало, скорее, сборную солянку из птенцов экзотических видов. Десятков разных видов.
Я насчитал минимум пятнадцать разных цветовых сочетаний, и это только те, кто остался в одежде, а ведь были еще и те, кто ее скинул, чтобы занырнуть в бассейн.
Впрочем, использовать его непосредственно как бассейн юные маги, похоже, не собирались. Пару раз проплыв туда и обратно, они устраивались на ступеньках по периметру, закинув руки на бортики и находясь в воде по грудь. Вместо того, чтобы плавать, они тянули коктейли через соломинки, болтали друг с другом и без конца делали фотографии на свои телефоны.
Я понаблюдал за ними некоторое время, но, даже несмотря на то, что многие даже в бассейне не сняли темные очки, вынужден был констатировать, что Ванессы среди них нет.
Тогда я спустился на вторую палубу, чтобы поискать ее среди играющих или танцующих, но и там меня постигла неудача. Я некоторое время погонял полосатые шары на одном из столов, явно не пользующихся популярностью у аристократов (получилось, кстати, на удивление неплохо, особенно, когда я понял, что главное в этой игре — геометрия). В перерывах между ударами сделал вид, что обдумываю следующий, но на самом деле — высматривал Ванессу, но здесь ее не было тоже.
Я снова спустился на палубу с едой и сделал себе еще один бутерброд, осматривая скучковавшихся абитуриентов второй раз.
За то время, что я гулял между другими палубами, они перемешались между собой, поэтому пришлось «знакомиться» с ними заново. Тем не менее, по второму кругу осмотрев всех, я пришел к выводу, что Ванессы нет и здесь.
Получается, что либо она находится где-то не там, где все остальные, либо ее просто нет на корабле.
Такое возможно? Конечно, возможно.
Но маловероятно.
Намного вероятнее, что она и не думала присоединяться к общему веселью и сейчас находится одна где-то в другом месте. И если это так, то для меня это чуть ли не самый лучший вариант. Осталось только найти это «где-то».
Так как основная часть развлечений для аристократических детишек располагалась в центральной части корабля, оставляя свободными носовую и кормовую, искать баронессу имело смысл именно там. Поэтому, взяв еще стакан сока, чтобы выглядеть праздно шатающимся гулякой, а не вынюхивающим всякие секреты шпионом, я направился на нос корабля.
Прямо на нос я пройти, конечно, не смог — там все было перегорожено даже не цепями, как на кораблях в моем мире, а настоящими стенами с кодовыми замками. Это был недвусмысленный намек, что подвыпившим детишкам нечего делать в
таких опасных местах.Что ж, если туда не могу проникнуть я, то Ванесса тоже вряд ли окажется там. Да и зачем ей? Я бы скорее ожидал увидеть её тусящей среди своей аристократической братии, нежели забившейся в самый дальний и самый тихий уголок и испуганно глядящей оттуда на всякого, кто попытается вытащить оттуда.
Сделав логичные выводы, я развернулся и пошел в кормовую часть корабля.
Там никаких ограничений на свободу перемещения наложено не было — ни дверей, ни даже цепей, только разве что натертый до блеска медный колокол — рында, — но он не тянул на способ ограничения. Так что можно было свободно гулять по дугообразной корме, а, нагулявшись, подняться по двум лестницам на вторую и третью палубу. Или спуститься с них, если вдруг захотелось подышать свежим воздухом.
Единственным живым существом на корме бы белобрысый паренёк с зачесанными назад, буквально зализанными, волосами.
Вот ему явно хотелось подышать. Прямо очень.
Но даже с этим у него имелись проблемы.
Парень был настолько пьян, что едва стоял на ногах. Положив локти на перила, а голову — на сложенные ладони, он почти висел на фальшборте, практически не упираясь в палубу ногами. Висел, и, кажется, что-то бормотал вполголоса.
Как он умудрился так напороться?
На столе, конечно, был алкоголь — я нюхал, — но там стояли совсем не крепкие напитки вроде пунша или глинтвейна для тех, кто замерз.
Впрочем, пустая фляжка довольно красноречиво поясняла, как именно он умудрился напороться — с собой принес. Непонятно только зачем, ну да это не мое дело.
Каждый проводит время так, как хочет, хотя странно, конечно, что он умудрился так налакаться с маленькой фляжки, граммов на двести, не больше. Молодой вроде организм, должен как-то справляться с подобными невзгодами, а тут…
В любом случае, баронессы не было и здесь тоже. Здесь вообще никого не было, кроме этого пьянчуги, а значит и мне тут делать нечего. Пусть приходит в себя, не буду ему мешать.
Но только я собрался развернуться, как паренек икнул, дернулся, зацепил ногой фляжку, отчего та загремела по палубе, и это его словно разбудило. Приподняв с рук прилизанную башку, парень обвел окружение мутным взглядом и зацепился за, наверное, единственное, что изменилось тут с того момента, как он открыл флягу — за меня.
— О! П-привет! — снова икнул он. — Как… сам?!
— Пить меньше надо, — вздохнул я. — А лучше вообще не пить.
— С-согласен… — с трудом выговорил паренек. — Больше… никогда…
— И меньше тоже, — усмехнулся я. — Да? Как всегда?
— Всегда… — Паренек неловко развернулся, опираясь на фальшборт разъезжающимися локтями за спиной. — Никогда… Я ник… огда раньше…
— Не пил? — удивился я.
— Аха! — радостно улыбнулся паренек. — Не пил…
Он снова икнул и погрузился в свои внутренние размышления.
Я покачал головой и решил все же оставить бедолагу в покое. Если он действительно никогда раньше не пил, то понятно, отчего его так развезло, но все еще непонятно, зачем он решил начать пить. Обычно люди так делают, когда у них что-то случается, и я — последний в мире, кто полезет в чужую душу в такой ситуации.