Уха из золотой рыбки

– Ты знала ее?

Ленка кивнула:

– Ага.

– Хорошо?

– Ну… так, выпивали вместе. Я тогда с Мишкой жила, у того день рождения был. Мишка народ в кафе позвал, Димку тоже. Он с этой Асей пришел. Хорошая девка была, она мне кофточку подарила. Ей Димка принес в пакете, а Аська сбегала в туалет, померила и расстроилась – мала. Димка было дернулся поменять, а Аська ему сказала: «Еще бегать будешь! Завтра другую возьмешь. На, Ленка, носи на здоровье! Тебе впору придется». Красивая такая водолазочка, красная с белым. Я потом Асю еще несколько раз видела, а затем Димка сказал, что ее машина сшибла, мне ее жалко стало!

– А где этого Диму искать?

– На площади, возле вокзала.

– У него есть определенное место?

– Не, стоит где придется. А зачем он вам?

Проигнорировав ее вопрос, я задала свой:

– И как же найти парня?

– Просто, – пожала плечами Ленка, – подойти к кому-нибудь из наших и спросить: «Где Дима Кулак?» Мигом покажут, его все знают.

Я глянула на часы.

– И ночью стоит?

Ленка хмыкнула:

– Иногда бывает, только редко, он в основном днем пашет.

Я вздохнула. Нет, сейчас не надо ехать на вокзал, только зря скатаю, лучше завтра.

Дверь гостиной открылась, и в комнату втиснулся Хучик. Увидев меня, мопс пришел в бурный восторг и принялся прыгать, повизгивая и виляя скрученным в бублик хвостом. Наконец он разбежался и, впрыгнув в кресло, попытался лизнуть меня в губы.

– Э нет, милый, – возмутилась я, – ты только что славно подкрепился собачьими консервами и отвратительно пахнешь. Жаль, не могу отправить тебя почистить зубы.

Наши собаки получают нормальную еду, мы не кормим их суррогатами. Честно говоря, я не верю, что неаппетитные катышки, лежащие в ярких пакетах, на самом деле состоят из мяса, овощей, злаков и прочих вкусных и полезных вещей. Правда, одно время мы попытались давать нашим собакам сухие корма, но у Хуча началась аллергия, он стал безостановочно чесать нос и уши, а у Снапа с Банди открылась бездонная жажда. Питбуль с ротвейлером выпивали на ночь по ведру воды, что случалось потом, можете догадаться сами. Потому мы стали просто готовить вкусную кашу. Но иногда случается прокол, и тогда Ирка достает специальные консервы. К слову сказать, псы их просто обожают, но потом довольно долго омерзительно пахнут. Маруська на полном серьезе предлагает давать им на закуску «Орбит» или «Дирол». Я спихнула мопса на пол и пошла в спальню. Кажется, опять начинается мигрень. И за что мне это несчастье? Может, сейчас пройдет? Но нет. В виске завертелся раскаленный прут, левый глаз начал сам собой закрываться, к горлу подобралась тошнота. И тут Хучик, сытый и веселый, легко вспрыгнув на постель, уселся мне на живот и дыхнул прямо в лицо. Я чуть не скончалась, ощутив резкий запах собачьих консервов. Столкнув мопса, я схватила сумку и одним глотком опустошила пузырек. Сейчас боль отступит.

Глава 24

Но палка не выскакивала из виска. Я осторожно помотала головой. Тогда, в лаборатории, эффект был незамедлительным. Может, при транспортировке снадобье потеряло свои свойства?

Хуч снова вспрыгнул на одеяло и шумно вздохнул. Запах съеденного им «Кролика в желе» достиг носа, я сморщилась в ожидании приступа тошноты и вдруг увидела, какой Хучик красавец.

Толстенький, с гладкой бежевой шубкой. По спинке бежит темная полоска из более жестких волосков, умильная мордочка с огромными карими глазами и аккуратно висящими треугольными ушками, хвостик, закрученный бубликом… Боже, как я люблю Хучика! У него замечательный характер, ласковый, приветливый. Хуч умен и отважен, он великолепен, он мой друг!

Чуть не плача от умиления, я принялась нацеловывать черную морду с короткими усами и приговаривать:

– Солнышко мое, мама тебя обожает! Кошечка моя, заинька!

Запах консервов теперь казался восхитительным. Внезапно в голову пришла страшная мысль: собачий век недолог. Господи, что же я стану делать, когда Хучик умрет?

Из глаз градом полились слезы. Я прижала сопящего мопса к груди и зарыдала в голос:

– О, мой мальчик! Не переживу твоей кончины, о, как ужасно! Зачем смерть забирает тебя столь рано…

Дверь спальни распахнулась, на пороге появилась разгневанная Зайка в розовой байковой пижамке.

– Что за… – начала было она, но потом осеклась и кинулась к моей кровати: – Даша! Ты плачешь?

Я с трудом кивнула:

– Хучик! Мой любимый, мой сладкий, мой родной…

– Что случилось? – заорала Ольга.

Тут же из коридора послышался топот, и в спальне очутилось все взрослое население дома в той или иной степени раздетости.

– Мать, – укоризненно сказал Кеша. – Господи! Ты ревешь!

– Хучик…

– Что с ним? – кинулась к мопсу Машка.

– Он умрет, а я вместе с ним…

Невероятное ощущение любви и горя затопило меня. Машка попыталась отнять у меня Хучика.

Внезапно я увидела, какая Машка противная: толстая, белобрысая, с визгливым голосом. И вообще, члены моей семьи настоящие уроды: Кеша бледный как смерть и болезненно худой, Александр Михайлович настолько отвратителен, что и смотреть на него не хочется, Ольга похожа на куклу Барби, она так же глупа… Нет, хочу жить лишь с Хучиком!

– Мальчик мой! Свет очей моих, ненаглядный, за что… за что… за что… Придет смерть и погасит луч света… «Восстала из мрака младая с перстами пурпурными Эос…»

– Это что? – попятилась Машка.

– Гомер, – вздохнул Кеша, – мать помешалась! Цитирует то ли «Илиаду», то ли «Одиссею», говорит гекзаметром…

– Уйдите все вы, ненавижу вас!

– Ну и ну, – покачала головой Зайка.

– Оставьте меня… Хуч! Хучик!!!

Тут в комнату из коридора ворвались Снап и Банди. Пит, недолго сомневаясь, взлетел на мою кровать. До носа долетел резкий запах собачьих консервов.

– Банди, – взвыла я, – мой любимый! Иди сюда! Никому не отдам!

– Надо вызвать врача, – нахмурился полковник.

Дальнейшее помнится плохо. Мигрень просто взорвалась в голове, погребя под собой остатки разума. Омерзительные домашние суетились вокруг, вызывая все новые и новые приступы злобы.

– Уйдите, – молила я, прижимая к себе Хучика, – все убирайтесь вон! Не желаю вас видеть, завтра же уеду вместе с собаками! Ненавижу, ненавижу! Хучик! Банди!

Откуда-то из тумана вынырнуло лицо Оксаны, потом передо мной возник неизвестный мужчина. Его рот с отвратительно толстыми губами беззвучно шевелился. Потом до ушей донесся вопрос Оксаны:

– Что ты ела? Или пила? Немедленно отвечай.

Я поползла в самый дальний угол кровати, крепко прижимая к себе Хучика. Какой у Оксаны мерзкий голос: визгливый, назойливый. А это неприличное любопытство! Что ела, что пила? Какое ей дело!

– Быстро отвечай, – потрясла меня Ксюта за плечи.

Я чуть не задохнулась! От Оксаны несло потом и гадкими духами!

– Ну живо!

– Собачьи консервы, – неожиданно выпалила я и провалилась в сон.

Я проснулась оттого, что чихнула. Я села, зажгла лампу и с удивлением увидела на диване посапывающую Оксану. Подруга была одета в джинсы и свитер. В полном изумлении я перевела взгляд на часы: ровно восемь утра. Отчего Ксюта тут? Иногда она остается ночевать у нас, но тогда ложится в спальне для гостей, Оксана никогда не спит в моей комнате, да еще одетая.