Уход на второй круг

Ксения помнила каждое слово брата, будто только вчера сидела в кухне его квартиры и пристально смотрела на широкую спину Дениса. Он стоял у окна, отвернувшись от нее, когда решился под ее молчаливым напором рассказать о случившемся. Голос его был глухим, скупым, таким же, как и слова.

«Обычный пожар в обычной пятиэтажке. Таких была сотня и будет еще без числа. Зашли через дверь. Дыма в пределах нормы. В коридоре баба. Сказала, что дома одна. Бухая, заметно… Ее Женька вывел. Очаг на кухне оказался. Паяльник включенный бросили. Древний, как у деда в деревне, помнишь? Потушили быстро. Нижней квартире почти повезло — залили не сильно. Иван пошел квартиру осматривать. С ним Артур. Он говорил, Иван впереди был, проверил дверь в комнату, велел остановиться. А потом шарахнуло. Я сразу даже не понял, что случилось. И… черт… если бы не этот гребаный каркас для душа… такой же древний, как все в этой гребаной квартире. Из арматуры. Это потом соседи рассказали, что хозяин тащил со свалок и ближних дач металл. Сдавал. Похмелиться хватало и нажраться по новой. Любым пойлом. Его трезвым никто не видел в принципе».

«Почему эта пьяная сволочь не сдохла в чертовом пожаре?» — проговорила Ксения, когда брат замолчал.

«Не сдохла, — мрачно повторил Денис. — Ногу сломал, когда из окна выпрыгнул. А орал, будто его живьем свежевали…»

Она вздрогнула от слабого стука по стеклу. Открыла глаза. У дверцы стояла женщина лет сорока, подмышкой держала вяло трепыхающегося пацаненка. Ксения опустила окно, и в салон сразу ворвался повизгивающий лай. Она глянула вниз — у ног женщины суетилось лысое чудо природы.

«Китайская хохлатая», — вспомнилось Ксении, и она улыбнулась.

— Вы в порядке? — спросила женщина.

— Что? — переспросила Басаргина и тут же добавила: — А… да, все нормально.

— Тогда… Это мое место…

Ксения снова удивленно посмотрела на женщину и, наконец, поняла.

— Да… да. Я уже уезжаю.

Она завела двигатель. Забавная группа в одинаковых клетчатых футболках у всех троих отбыла в собственное транспортное средство — что-то маленькое, юркое и тоже клетчатое. Басаргина снова не смогла сдержать улыбку и вырулила из чужого двора. Запустила навигатор, пытаясь разобраться, где находится, и решить более важный вопрос — куда ехать.

Сейчас нужно продержаться сутки, до ближайшего рейса.

Потом подумает снова.

* * *

Можно, конечно, начать все сначала и срезать замок. Где взять болгарку, он знает. Но такая практика проканать может только один раз. И что, к черту, ему это даст? Ни-че-го.

Ее нет.

Глеб невесело рассмеялся. Прижал ко лбу стакан с водой. Когда успел набрать этот стакан — не помнил. Память не держала деталей, выхватывала отдельные фрагменты. Узкая спина в дверном проеме. Голые ступни на полу. Звук отъезжающего Инфинити.

К ночи она так и не вернулась. Ночью не вернулась тоже.

Не вернулась и на следующий день. И на третий. Рейс. Чертов рейс, поделивший мир на две части. В одной была она, в другой — он. Именно сейчас. Все три дня он торчал в квартире, вглядываясь во двор, прислушиваясь к звукам в подъезде. Первые сутки не писал и не звонил. Ей нужно прийти в себя. Ей нужно понять, как жить дальше. Ей нужно решить, как будет лучше для нее. Не отрывать себя от него, а увериться: приросла.

Повторял, надеясь и тут же разбивая в осколки любые надежды одним вопросом: приросла ли? Ведь так никогда и не сказала. Ее взгляд вспышкой из памяти. «Я не могу».

А он цепным псом сидел — сторожил. Иногда поднимался наверх, зная, что закрыто. Что не приехала. И приехала бы — не позволила бы переступить порог.

На вторые сутки, когда Ксения уже точно улетела из Киева, не выдержал. Написал сообщение в Вайбере: «Ты долетела?» Оно было прочитано. Но осталось без ответа.

Третьи застали его со стаканом воды, прижатым ко лбу. И с вырывающимся из груди смешком. Вломиться в квартиру еще не значит войти в жизнь. Особенно, если квартира пустая. Особенно, если в жизни почти все — допустимые потери. Ну вот не стал он ее спасательным кругом! Нахрена круг той, которая прекрасно плавает?

«У тебя морская болезнь бывает?»

«Нет, а надо?»

В этом она вся. Сломя голову на рифы. Ему только показалось однажды, что она в своей броне предпочитает мелководье. Чтобы не было соблазна погружаться. Теперь выходило иначе. Отрезала. Его — отрезала.

Потом была пятница и собеседование. И как апофеоз всеобщего бреда его вердикт.

Стажировка.

Головой понимал: все правильно, в его случае надеяться угодить сразу в штат было бы нелепо. Но все же представить себя стажером было забавно само по себе.

«Не дури! — ворчал Осмоловский, позвонивший к вечеру и заставший Глеба за рулем. — Пару месяцев помаринуют и возьмут, ты же знаешь».

Он знал. Знал прекрасно, отдавал себе отчет в том, что по-другому и быть не могло. И думал совсем не о том, что менялось сейчас в жизни. Думал о Ксении. Она мариновать не станет. Она просто уйдет. Вопрос в том, как это сделает, и есть ли у него шанс перехватить, предупредить маневр. Затем и торчал битый час на парковке аэропорта «Киев». Ждал. Снова ждал, будто, и правда, самого себя посадил на цепь. Бесполезно. Ни ее Инфинити, ни ее самой. Самолет сел давно. Разбор полета должен был закончиться.

«Все нормально, Александр Анатольич», — отвечал Глеб в трубку, мысленно возмущаясь: ни черта не нормально!

«Ага, по твоему тону слышно! С какого числа приступишь?»

«С первого».

«Ну, удачи тебе, Парамонов».

«Удача тут ни при чем, и вам это отлично известно».

Без рекомендации Осмоловского ему и на имеющийся результат рассчитывать не следовало. Он по-прежнему был никем. Никем, получившим шанс. Вопрос только, какой из шансов сейчас был важнее. Получить чертову работу в чертовой профессии. Или застать Ксеньку дома. Ну, в конце концов, куда ей ехать? Не к родителям же!

Спустя еще час, продравшись сквозь столичные пробки и собственное бессилие ускорить время, он добрался, наконец, до дома на улице Телиги, в котором купил квартиру только в конце прошлого лета. Вылетел из машины, оглядываясь по двору. Подлетел к крыльцу. Там, на крыльце, его и застала подкатившая к голове горячая волна понимания: ее Инфинити нет и здесь. А значит, вычеркивала, отрывала, стирала всякий след.

— Что ж ты творишь, Ксенька? — медленно ворочая губами, прошептал Глеб. И нифига он не готов к тому, что происходило. Узкая спина в дверном проеме была только еще началом. Теперь наваливалась пустота. Тяжелая, давящая, вынимающая все нервы и натягивающая их в страшно звучащие струны пустота. Что вообще может красиво звучать в пустоте?

Глеб рванул на второй этаж. Остановился перед дверью. Несколько секунд смотрел прямо перед собой. А потом вынул телефон, на сей раз намереваясь ей звонить. Но и здесь мимо. Что-то сбойнуло в этой чертовой реальности. Ксении удавалось себя стереть, будто бы нажимала по очереди на каждый файл, в котором содержалось ее имя, и шарашила на клавиатуре SHIFT+DELETE. Обходилась даже без корзины. Нахрен со всех дисков без возможности восстановления.

«Абонент знаходиться поза зоною досяжності. Будь-ласка, зателефонуйте пізніше».