Уходи! И точка...

Он меня спас — в этом я не сомневаюсь совершенно! От дяди Юры! От одиночества! От ненужности спас! Пришел за мной в чужой дом. Забрал. Привел в свою машину. А я обидела его! Хочу понять, хочу контакта — тянусь к его ладони, лежащей на колене, вглядываясь в мужественный профиль, в покрытые щетиной скулы, в чуть задратый вверх подбородок… Одергивает руку! Ровно за секунду до того, как неуслышанный мною, кто-то, подошедший к машине, рывком распахивает дверь заднего сиденья за спиной Антона.

От человека, усевшегося в салон, пахнет дождем и несколько брызг падают на мою щеку. И я вздрагиваю от неожиданного холода и страха, почему-то подумав вдруг, что это мог откуда-то взяться дядя Юра!

— Ну, и погодка! — говорит незнакомый мужской голос, а рука Антона, словно почувствовавшего мой безотчетный страх, все-таки накрывает мою, отвергнутую им только что, ладонь. Я расслабляюсь. Растекаюсь по сиденью, забыв, что нужно поздороваться, что нужно отреагировать на чужого человека. — Ты быстро справился. Молодец. Доброй ночи, Агния! Меня зовут Марк. Рад знакомству!

— Доброй ночи, Марк! — говорю незнакомым чуть хрипловатым голосом, ощущая жжение в горле.

— Поехали? — спрашивает Антон, забирая свою руку у меня, кладя ее на рычаг переключения скоростей.

И я хочу ехать. Куда угодно. В теплом салоне его машины. В блаженной близости к нему — хоть на край света, хоть всю свою жизнь! Я потом всё выясню, обо всем у него узнаю. Он расскажет… Он объяснит мне… Я пойму… И никогда больше не расстрою его…

… В вязкой патоке сна я карабкаюсь, как муха, угодившая в мед крыльями — лапки свободны, бьют по поверхности, по очереди увязая в сладкой жиже, а самое главное уже скрылось под толщей. Пытаюсь вынырнуть, оторваться от своего мёда, открыть глаза, стряхнуть марево навязчивого сна. Слышу обрывки:

— Переверни ее. Снимай штаны, — чей-то знакомый женский голос, причем испуганный.

И это обо мне. Зачем? Не хочу! Мне страшно! Потом чьи-то руки, послушные воле этой женщины, тут же исполняют — бережно переворачивают мое увязшее в странном вязком сне тело, оголяют, вырывая протест в моих мыслях, а на деле только хриплый долгий стон.

— Давай! — теперь уже командует мужской голос. Я знаю, чей он. Я рада этому голосу. Он МОЙ… ЕГО мне не стоит бояться! Но резкий укол в ягодицу, неконтролируемый рывок моего тела и те же руки, которым я уже доверяю немного меньше осторожно поправляют одежду, укрывают, зачем-то гладят по волосам…

… Что-то мягкое, шелковистое, прозрачно-невесомое касается щеки. Щекотно. Чувствую, как непроизвольно слегка дергаю головой, чтобы избавиться от этого ощущения. Слышу негромкий смешок. Матрас чуть прогибается под тем, кто, не имея сил сидеть без движения, устраивается поудобнее рядом со мной, ерзает, крутится и громко сосредоточенно дышит.

Прислушиваюсь к себе. Я больше не муха. Я понимаю. Я почти вернулась. Я могу вот сейчас глаза открыть и всё понять о себе и о том, пока невидимом, но настойчивом ком-то, кто теперь ведет чем-то мягким и шелковистым по моему лбу.

С закрытыми глазами слышно в несколько раз лучше. Да еще и мой мучитель явно очень увлечен своими "пытками", поэтому еле слышный, заглушаемый паласом у кровати, звук шагов я слышу гораздо раньше его.

Громкий шепот:

— А ну, брысь отсюда, засранец!

— А-а! — возмущенное, быстро удаляющееся, обиженное, очень знакомое, сопровождающееся резким скрипом матраса, рывком задетого и стянутого с меня одеяла. Топот ножек по паласу, по полу, по ступенькам лестницы там, за пределами комнаты…

Рядом со мною прогибается кровать — кто-то садится. А я медленно открываю глаза.

Антон. Локти упираются в колени. Пальцы трут виски. Щетина еще увереннее заняла свое место на скулах и подбородке. Это почти на грани. Вот-вот будет борода. Наверное, ему будет еще красивее… Челка топорщится в разные стороны, словно он, как мальчик с обложки журнала, специально создавал руками творческий беспорядок на голове. В домашней белой мятой футболке. Татуировка, обнимающая правый бицепс. И если сейчас осторожно поднять руку… То… Рука поднимается, но до него дотягивается только средний палец, потому что он самый длинный… Касаюсь вытатуированной надписи, дотрагиваюсь до черных символов. Он вздрагивает.

— Что это? — спрашиваю шепотом. Горло немилосердно дерет.

— Вечность, — шепотом в ответ.

— Почему?

Поворачивается ко мне. Во взгляде усталость. Морщинки в уголках глаз.

— Вечность есть совершенное обладание сразу всей полнотой бесконечной жизни, — он вдруг улыбается, морщинки прорезаются сильнее. (1) На самом деле там, где я постигал… хм, некоторые духовные практики на заре своей молодости, так было положено. Каждый мог выбрать что-то свое. Я выбрал вечность. Потом пожалел. Мой друг Линь Дзяо выбрал дракона. И это было, действительно, красиво.

— У тебя тоже красиво, — мой голос с шепота переходит на более сильную настройку — тихий, но уже не бесшумный. Я привыкаю к боли, усиливающейся при извлечении звуков.

— Не хочешь спросить, что с тобой случилось? — кладет ладонь на мой лоб и почему-то мне это привычно и приятно. Закрываю глаза.

— Что со мной случилось? — мой непослушный голос ломается до хрипоты.

— Ангина. Фолликулярная. Плюс, наверное, выброс адреналина из-за побега. Плюс стресс. И… когда ты в последний раз ела? — последний вопрос с нажимом, недовольно.

Пожимаю плечами. Дядя Юра меня кормил. Да. Я помню. В комнату заносилась еда. Просто я не ела ее. В знак протеста.

— Три дня, наверное.

Он сдавленно втягивает в себя воздух.

— Сейчас Людмила Ивановна принес бульон.

Нет! Не хочу, чтобы Людмила Ивановна пришла! Никого сейчас видеть не хочу!

— Хочу, чтобы ты! — командую и он останавливается уже у самой двери. Потом, постояв несколько секунд, так и не обернувшись, уходит.

1- Автор: Боэций (О вечности)

27 глава.

Агния

— Там ветер сегодня. Надень мою куртку, — Антон кидает на кровать свою кожанку и снова ищет что-то в шкафу.

— Я на минуточку только, — возражаю не потому, что не хочу его куртку надевать, а скорее для того, чтобы обратить его внимание на себя. Он почти не разговаривает со мной. Кормит. Спит рядом. Ну, то есть на диванчике у окна… Вторую ночь. Наверное, боится заразиться от меня. И это правильно. Да. Но это как-то… обидно!