Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Последняя строка первого четверостишия следует за оборотом речи «fled», «спасившийся», или бегство из «мерзкого» мира, и намекает на то, что следующий мир ещё хуже, поскольку именно там обитают самые мерзкие черви. Что порождает вопрос о том, будет ли после смерти лучше, чем было при жизни.

(Guyer, Sara (2005). «Breath, Today: Celan's Translation of Shakespeare's Sonnet 71». Comparative Literature. 57 (4): 328–351. doi:10.1215-57-4-328. JSTOR 4122561).

Критик Стивен Бут (Stephen Booth), придерживался совершенно другого подхода к содержанию общей сюжетной линии сонета 71.

Он предположил, что весь сонет по сути является «emblem of the poets self-mocking tactics», «символом тактики поэтической самоиронии». Он предположил, что хотя сонет работает для того, чтобы напомнить читателю забыть повествующего, он также противоречит, поскольку постоянно напоминает читателю о повествующем. Его комментарий к чтению первого четверостишия таков: опыт чтения стихотворения — это «опыт неспособности перейти к чему-то новому».

Критик Стивен Бут при рассмотрении отметил, что фраза «дать предупреждение» не только, как буквальное предупреждение о смерти, но и как напоминание о смертности (любого человека), «...an idea that undercuts the advice the speaker purports to offer by inviting a wider view of all particular deaths that his mundane premises allow for», «...на идее, которая подрывает совет, в которой бард намеревается предложить, предполагая на более широкий взгляд на все конкретные случаи смерти, которые допускают его мирские предпосылки». Такое прочтение отражает особый взгляд на повествующего и подчёркивает тему старения в сонетах.

(Booth, Stephen. «Shakespeare's Sonnets». New Haven: Yale UP, 1977. Print).

Второе четверостишие сонета 71.

Nay, if you read this line, remember not

The hand that writ it; for I love you so

That I in your sweet thoughts would be forgot

If thinking on me then should make you woe

Во втором четверостишии говорящий умоляет молодого человека забыть руку, написавшую сонет, если одна мысль о говорящем заставит его скорбеть. Что особенно иронично, учитывая, что в других сонетах (например, в сонете 18, сонете 55, сонете 65 и сонете 81) есть строки, в которых говорится о бессмертии через поэтический стих, тем самым отрицая возможность того, что кто-то может быть забыт.

Эти примеры подтверждают аргумент критика Джозефа Пекиньи о продуманной попытке вызвать скорбь юноши, как он напишет в своем эссе «Сонеты 71-74»: «Предложения «если» в строках 5 и 9 являются хитрым приглашением к будущему прочтению стиха, и как невозможно было бы для вас, «прочтите эту (написанную этой рукой) строку» и «не вспоминайте руку, которая её написала» (стр. 287). В том же духе Стивен Бут предположил, что «narcissistic smugness of the speaker's gesture of selflessness is made ridiculously apparent by the logic of the situation he evokes: a survivor rereading a poem about forgetting the deceased speaker must necessarily be reminded of him», «нарциссическое самодовольство жеста самоотверженности повествующего становится до смешного очевидным из-за логики ситуации, которую он вызывает: выживший, перечитывающий стихотворение о забвении умершего говорящего, обязательно должен быть напомнен о нем», — резюмировал в заключении критик Стивен Бут.

(Shakespeare, William, and Stephen Booth. «Shakespeare's Sonnets» edited with analytic commentary by Stephen Booth. n.p.: New Haven: Yale University Press, 1977, 1977. SLU Libraries Catalog. Web. 29 Oct. 2012)/

И наоборот, Хелен Вендлер в своей книге «Искусство сонетов Шекспира» («The Art of Shakespeare's Sonnets») написала следующее: «this sonnet can indeed be read honestly, that is, as a real-life love predicament wherein two lovers are having a candid discussion of their love for one another», «этот сонет действительно можно прочитать откровенно, как некое любовное затруднение из реальной жизни, в котором двое влюблённых искренне обсуждают свою любовь друг к другу». Для подтверждения своего аргумента она (но-видимому, сама для себя) придумала и написала свой суицидальный диалог, из которого делает вывод, что сонет мог бы, быть написанным примерно так:

Poet: I am going to flee this vile world, preferring a dwelling with vilest worms to any further existence here. What will you do after my death?

Beloved: I will mourn you forever.

Poet: No, mourn for me no longer than it takes to toll my passing bell.

Beloved: Well, then I will read your lines, and grieve while reading them.

Poet: Nay, if you read this line, remember not the hand that wrote it, if that memory would cause you grief.

Beloved: Then I will, from love, mention your name to others.

Poet: No, do not rehearse my name, but let your love for me cease when me life does.

Beloved: Why do you forbid me to remember you, grieve for you, read you, name you?

Poet: Because the world, which has so mocked me, will then associate you with me, and you will find yourself by association.

(Vendler, Helen, and Helen Vendler. «The Art Of Shakespeare's Sonnets» Helen Vendler. n.p.: Cambridge, Massachusetts: Belknap Press of Harvard University Press, 1997., 1997. SLU Libraries Catalog. Web. 29 Oct. 2012).

(Примечание от автора эссе: точка зрения автора эссе коренным образом отличается с утверждениями критика Хелен Вендлер из книги «Искусство сонетов Шекспира», поэтому автор счёл важным предоставить критические материалы в полном объёме для сравнительного анализа с предыдущими критическими заметками, которые были названы, «выдающимися перлами критиков» в приступах неудержанной прострации).

Далее критик Хелен Вендлер сочла (по-видимому, в качестве оправдания), что такое прочтение также возможно, поскольку говорящий в других сонетах действительно говорил о том, что к его имени прикреплено клеймо (сонет 111), о том, что его презирают и позорят мужчины (сонет 29), а также о том, что его избивает и угнетает мир (сонет 27 и сонет 28).

(Примечание автора эссе: впрочем, если обратить свой взор на содержание вышеуказанных сонетов 111, 27 и 28 то можно увидеть, что автор в них говорил о творческом тавро, то есть клейме данном ему свыше, где строки в его голове возникали как-бы сами по себе. Также им были даны недвусмысленные намёки на то, что поставленные пьесы, за которые он ничего не имел, в виде материального вознаграждения пользовались необычайной популярностью у публики ввиду того, что отличались самобытностью. И то, что зрители даже не подозревали, что за этим творческим тавро, то есть псевдонимом, вынужден был скрываться придворный аристократ, чтобы не быть окончательно отторгнутым из высшего аристократического общества, став изгоем).

Четверостишие 3.

O, if, I say, you look upon this verse

When I perhaps compounded am with clay,

Do not so much as my poor name rehearse.

But let your love even with my life decay

На протяжении всего сонета, кажется, наблюдается движение скорби от очень реальной и кажущейся к практически исчезнувшей. В катрене 3 тема сужается от руки до простого имени (повествующего) — как будто для того, чтобы сделать траур ещё более слабым (?) (более чем странная фраза «чтобы сделать траур ещё более слабым», на русском режет слух своей нелепостью), в то время как возлюбленный по-прежнему ведет себя так, как ему хотелось бы».

Критик Хелен Вендлер указала на наиболее отстранённый взгляд на повествующего в выражение его видения, где в четверостишии «повествующий будет полностью соединён… с глиной, растворенной в пыли».

(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge: Harvard University Press, 1997. Print. p. 329).

Сонет в целом подводит разум и эмоции читателя к кульминации, строке 12. Именно в этой строке содержится утверждение о возвращении любви. Строка гласит: «...let your love even with my life decay», «...пусть твоя любовь угаснет даже вместе с моей жизнью». С этим утверждением о возвращении любви приходит «с мыслью прекратить всё это».