Уильям Шекспир. Гений и его эпоха

Эти строки, как и более ранний список пьес, нуждаются в неторопливом анализе. Один факт в списке пьес требует особого внимания. Дело в том, что вторая часть трилогии «Генрих VI» была поставлена до 11 июня, так как здесь Грин пародирует строку из нее. Плененный герцог Йоркский характеризует мстительную королеву Маргариту так: «Ты злей волков, французская волчица, и твой язык ехидны ядовитей!» — и несколькими строчками ниже говорит: «О сердце тигра в женской оболочке!» «Johannes factotum», Иоганнес Фактотум, «мастер на все руки», отсылает нас к подштопывающему пьесы, наскоро сколачивающему речи, участнику массовых сцен Уиллу, который сейчас процветает, превратился в драматического поэта, чьи стихи заучивают наизусть, в том числе даже его соперник, возмущающийся, что они таковы. «Потрясатель сцены» — одна из тех ревнивых переделок великого имени, на которую великое имя, кажется, само напрашивается: различные модификации этого имени используют сегодня: Shakebag (Потрошитель сумок), Shagbeard (Лохматая борода) и даже, возможно, Shagnasty (Волосатый подонок) для прозвищ тех, кого ненавидят, чьи имена не Shakespeare (Шекспир — Потрясающий копьем). В целом этот опус — милый образчик инвективы, но все написанное в нем очень несправедливо. Автор предполагает, что эта сельская ворона без ученой мантии выщипывает из меха университетского капюшона самое лучшее и одевается в это, в то время как Уилл занят совсем другим: он стаскивает в общий котел все достижения поэтической драмы, одинаково ценные для всех людей, даже если у них нет читательского билета или диплома об образовании. Подлинную горечь, однако, автор испытывает при мысли, что люди с университетским образованием не сумели захватить популярный театральный рынок и что его будущее, кажется, принадлежит выскочкам, закончившим только грамматическую школу.

Следует быть справедливыми к Грину, он не опубликовал этот очень личный выпад. Он умер 2 сентября, глубокой ночью, оставив много бумаг, на которые поспешно слетелась стая издающих книги невежд. Конец Грина был патетичен, и Шекспир, вероятно, думал об этом, когда в «Генрихе V» описывал смерть Фальстафа. Хозяйка постоялого двора, где жил Грин, миссис Айзем, рассказала, как он кричал, умоляя дать ему пенни на склянку мальвазии, как он обовшивел, как его камзол, ножны и шпага были проданы за три шиллинга, а его погребальный саван и похороны обошлись в десять шиллингов и четыре пенса. Грин оставил письмо, адресованное жене, прося ее во имя милосердия и прежней любви заплатить его долги хозяевам постоялого двора, так как если бы они «не пришли мне на помощь, я бы умер на улице». Миссис Айзем, не совсем ясно понимая, что нужно поэту, увенчала голову несчастного лавровым венком.

Райт, Берби и Четл, обнаружив среди бумаг покойного такой выгодный для печати материал, прибрали его к рукам. Четл, настоящий «мастер на все руки» в книжной торговле, готовый писать, печатать, ставить пьесы или делать со словами все, что может принести деньги, подготовил книгу под именем Грина к 20 сентября: материал с пылу с жару, прямо из могилы в церковном дворе Бедлама. Книга получила название «На грош ума, купленного за миллион раскаяний», и в ней было зафиксировано нападение на Shake-scene (Потрясателя сцены), ворону-выскочку, к удовольствию врагов восходящей звезды. Берби запоздал с «Покаянием Роберта Грина, магистра искусств». Оно вышло из печати только 6 октября, когда Грин покоился в могиле уже целый месяц.

В том октябре 1592 года «слуги лорда Стренджа», вернулись, вероятно, в Лондон. 22-го была свадьба: Нед Аллен женился на Джоан Вудворд, падчерице Хенслоу. В финансовом отношении это был выгодный брак: возможно, Аллен получил какую-то часть безусловного права собственности на недвижимость «Розы». На празднике Шекспир, должно быть, размышлял над нападением Грина со смешанными чувствами. Он удостоился получить порцию яда от умирающего поэта; он завоевал столь высокое положение, что заработал зависть; над ним могли подсмеиваться («Вот он идет, Потрясатель сцены, ворона-выскочка — кар-кар-кар. Как твои дела, Мастер на все руки?»); благородное имя впервые появилось в печати в позорно искаженном виде: его отцу это было бы неприятно. Он не желал зла Роберту Грину — он даже купил бы ему склянку вина и одолжил бы серебряную монету в четыре пенса, не требуя возврата. Все это дурно пахло, и можно предположить, что Уилл искал способа, как отмыться от этой грязи: пойти к Четлу и высказать свои соображения.

В декабре Четл принес извинения. Райт напечатал «Сон добросердечного», и Четл написал предисловие к своей книге: обращение «К господам читателям». Он должен был, признался Четл, отнестись к изданию собственных слов Грина с большим вниманием. Когда печаталась книга Грина, он еще ничего не знал о Шекспире, но теперь он познакомился с ним. Он сожалеет о клевете, «потому что убедился, что его манера вести себя не менее приятна, чем те изысканные качества, которые он проявляет в своей профессии; кроме того, многие достопочтенные лица отмечают его прямодушие в обращении, что свидетельствует о честности, а отточенное изящество его сочинений говорит о его мастерстве». Образ достаточно ясен: Уилл человек скромный и вежливый, не пустомеля и не пьяница, как Марло, человек честный в своих финансовых делах, не обделен талантом и старателен как писатель. Таков образ, которым завершается деловой год. На Рождество театральный сезон в «Розе» открывался 30 декабря постановкой «Мьюли Мьюлоко». Это так характерно для Уилла: не слишком серьезно и с различными оговорками поднять тост за будущее.

Глава 8 ПОКРОВИТЕЛЬ

1592 год был примечательным: новые пьесы, чума и смерть беспутного поэта. Еще более примечательным стал 1593 год. Вдобавок к новым пьесам появились новые поэмы, важные поэмы. Чума была такой жестокой, что в худшую пору уносила по тысяче жертв в неделю. И был поэт, не просто беспутный, но атеист, обреченный не просто умереть, но быть убитым.

Холодное начало 1593 года умерило чуму, и январь для «слуг лорда Стренджа» стал месяцем напряженной работы в «Розе». Они поставили «Испанскую трагедию», «Мальтийского еврея», «Тита Андроника» и «Монаха Бэкона и монаха Банги» бедняги Грина, пьесу анонимного автора под названием «Комедия ревности» и жестокую, кровавую пьесу Марло «Парижская резня». Был поставлен также «Генрих VI», возможно даже вся трилогия. На Сретение Господне, 2 февраля, годовщину крещения близнецов Шекспира, театры были закрыты: снова от чумы в неделю умирало по тридцать человек, и с приходом весны ситуация не обещала улучшиться. Эта чума доставила массу неприятностей, но, подобно раку легких, она, возможно, грозила гибелью только другим людям. У Шекспира и его товарищей не возникло ни малейшего желания бежать из Лондона; они с гораздо большим удовольствием остались бы в городе, чтобы продолжать играть в «Розе», в то время как похоронные дроги громыхали по булыжникам мостовой.

Сейчас нам известно все об этом биче, но елизаветинцы были в неведении. Когда закрыли бордели, принадлежавшие Хенслоу, и некоторых больных обитателей пришлось выносить после приостановки работы, то, вероятно, было больше разговоров о Божьем суде, чем о пораженном болезнью организме. Бубонная чума издавна являлась неотъемлемой частью фольклора Европы в средние века и в эпоху Ренессанса, и никто не ассоциировал ее с крысами. Однако принесли ее лондонские крысы, прятавшиеся по укромным местечкам. Крысиные насекомые сосали кровь погибших крыс, потом нападали на людей и переносили заразу. Этот процесс был стандартным способом распространения чумы; до тех пор пока она не принимала легочную форму, когда инфекция распространялась воздушно-капельным путем, чума не передавалась от человека к человеку. Не имела никакого отношения к ее распространению и питьевая вода, несмотря на то что все верили в это. Эпидемия распространялась между людьми, потому что она разрасталась в крысиных полчищах, и этому процессу способствовал крысиный каннибализм, зараженная пища и даже человеческие фекалии. Вспышка болезни среди животных опережала приблизительно на две недели заболевания людей.

^{Поскольку чуму считали Божьим наказанием, заболевшие редко советовались с аптекарями или врачами: На улицах раздавался крик: «Выносите своих умерших!» Это кричали люди, нагружавшие тележки трупами, чтобы сбросить их затем в общую яму}

Болезнь распознавали по увеличению лимфатических узлов, обычно в подмышечных впадинах, где возникали первоначальные бубоны, отсюда и название — бубонная. Затем появлялись вторичные бубоны на других частях тела. Но они были небольшого размера и незначительные. После максимального срока инкубационного периода в десять дней вслед за бубоном появлялись и другие симптомы: головная боль, лихорадка, боли в спине, учащенный пульс, беспокойство, высокая температура. Когда же открывалась рвота и начиналось помешательство, конец был близок. В семидесяти процентах случаев смерть наступала через три-четыре дня. Она была отвратительной, грязной, и только Нэш мог создать из нее поэзию, хотя Нэш также описал ее реалистически в своем романе «Несчастливый путешественник». «Великое наказание» 1665 года была последним нападением этой страшной болезни на Лондон или на другой английский город, однако у Шекспира чума, кажется, вызывала только раздражение. Хотя в тот опасный 1593 год она могла его убить. Но он остался в Лондоне, в то время как все его товарищи уехали.

В мае Нед Аллен собрал небольшую странствующую труппу, чтобы провести остаток года в пути, разнося культуру в провинции. Актеры запаслись специальным разрешением Тайного совета, им позволялось играть в любом месте, на расстоянии не менее семи миль от Лондона, и в бумаге содержался даже лестный для актеров призыв к провинциальным властям способствовать и помогать их игре. Это произошло потому, что «слуги лорда Стренджа» пользовались королевским благоволением, и им надлежало находиться в состоянии постоянной готовности на случай их вызова ко двору. Вот имена актеров труппы, с которыми мы встретимся позднее: Томас Поп, Джон Хемингс, Гас Филлипс, Джордж Брайен, а также Уильям Кемп. Они встречаются среди имен «ведущих актеров во всех пьесах», вошедших в собрание шекспировских пьес (Первое фолио), которое было издано посмертно в 1623 году. Они уже были искусными актерами, и вскоре (за исключением Кемпа) им предстояло стать великими.

Первый этап пути Шекспира — начинающего драматурга — закончился в 1593 году. Если не принимать в расчет «Тита Андроника» и «Комедию ошибок», как гротескные, но энергичные опыты, написанные в подражание, соответственно, итальянской трагедии мести в духе Сенеки и фарсовой комедии ошибок Плавта, можно сказать, что начинал Шекспир с очень надежной концепции: с эпической хроники Войны роз. «Ричард III» является естественным продолжением трилогии «Генрих VI», там долгая история Белых и Алых роз завершается примирением, заключением брака Генриха графа Ричмонда и Елизаветы Йоркской и инаугурации Тюдоровской династии, которой предстояло исчезнуть со смертью Елизаветы Английской. Вся тетралогия была тщательно продумана, она взывала к различным популярным эмоциям и пользовалась определенными художественными приемами. В ней отчетливо прослеживаются антифранцузские настроения, ярко выраженный патриотизм, беспокойство относительно будущего наследника престола. В ней появились новая риторика (богатый материал для Аллена) и новый макиавеллизм, равно как опробование нового характера и мотива, что явилось собственным вкладом Шекспира в драму. Такой безвольный король, Генрих, как ни удивительно, вызывает симпатию, калека Ричард Йоркский — последний негодяй, но и тот и другой не появляются просто для пробуждения ответной реакции публики. «Ричард III», со всеми своими жестокостями, есть приближение к трехмерной драме, в которой люди не всегда являются такими, какими они кажутся. Так как впервые в рассказе о сновидении Кларенса замечено и показано подсознание. Ответная реакция Анны на ухаживание Ричарда есть смесь тяготения и отторжения. Сам Ричард обладает способностью вызывать противоестественную симпатию. Ужас пьесы не почерпнут из кладовой Сенеки, несмотря на привычных духов: в этой умирающей на сцене Англии ощущается удушливая атмосфера, что является не просто новым открытием, это неповторимо. «Ричард III», как известно всем актерам, имеет свой собственный аромат, и его не найти ни в какой другой пьесе.

Шекспир напал на лагерь Бофорта и свернул знамена. Другими словами, он отложил в сторону экземпляр «Хроник» Холиншеда, который являлся его источником для пьес из истории Англии. Вскоре они ему снова понадобятся. В будущем предстояло написать «Ричарда II», две части «Генриха IV» и «Генриха V», чтобы создать полную историю захвата власти и междоусобицы баронов. Позднее вся показная пышность власти, возможно, закончилась бы вступлением на престол Генриха VIII и рождением наследницы Елизаветы. Шекспир, как любой эпический поэт, погрузился в самую гущу событий, но он нуждался в отдыхе, прежде чем снова окунуть в кровь свое перо. Оставалась история Венеры и Адониса, к которой он решил вернуться еще раз. Время благоприятствовало стремлению Шекспира заявить о себе как о сюжетно-тематическом поэте. Именно на этом пути, а не на пути сценической славы, где его наградили титулом «мастера на все руки», он надеялся завоевать новые вершины. Классическая эротика витала в воздухе. Лодж написал довольно скучную поэму «Метаморфозы Сциллы». И человек по имени Клапем создал историю Нарцисса в стихах на латинском. Марло с головой ушел в работу над «Геро и Леандром», и Шекспир видел рукопись. Описание одежды Геро укрепило его в вере, что он выбрал прекрасный любовный сюжет.