Уиронда. Другая темнота (сборник)

– Не уходи, побудь тут еще немного. Подыши воздухом, тебе полезно.

Окинув взглядом крыши Турина, я почувствовал, что умираю. По небу, словно табун лошадей, неслись вспотевшие тучи, фиолетовая вспышка молнии вдруг осветила террасу.

Я вырвал руку и увидел, что на лице медсестры появилась кривая ухмылка, которая окончательно его изуродовала. В ней читались напряжение, разочарование и грусть. Она пожала плечами и вернулась к перилам. Наклонилась вперед и стала почти нормального роста. Я застыл на месте, уставившись на нее.

– Диего, я хочу рассказать тебе одну историю, – ее голос скрипел, как стекло, перемалываемое жерновами.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Наверное, прочитала в карточке твоей девушки.

Облака на несколько секунд расступились, позволяя луне разбросать свои позолоченные соцветия. Я понял, что за все время, пока Эмма лежала в больнице, эту медсестру не видел ни разу.

– Давно вы здесь работаете? – вопрос прозвучал намного суровее, чем мне бы хотелось.

Женщина усмехнулась.

– Слишком давно. Всегда. Так хочешь послушать историю или нет? Твоя девушка никуда не денется. И не умрет, пока ты здесь. Так очень редко бывает.

Я нерешительно подошел к перилам и закурил. Тучи соединились друг с другом, как края рваных ран. Я смотрел на молнии, которые мелькали все ближе.

– Ладно, рассказывайте.

Медсестра стояла в паре метров справа от меня. Наклонила голову набок, с какой-то скользкой ужимкой, не знаю, как это еще назвать, и заговорила.

– Давным-давно, когда еще не было электричества и люди не умели добывать огонь, они спали в темноте. Темнота окутывала весь мир, поглощала все вокруг. В мире черном как смола, человек оставался в одиночестве. Можешь представить себе что-то страшнее?

– Не знаю. (Что за бредовые истории она рассказывает? Только их мне еще не хватало.) Не знаю, – повторил я и пошел к лестнице.

Медсестра выпустила сигаретный дым через нос и продолжила.

– Рассвет значил все. Каждый раз, когда всходило солнце, эти несчастные смеялись и танцевали, каждый божий день они выползали из пещер, из своих вонючих убежищ, и радовались как идиоты тому, что все еще живы. Они проводили ночь, плача, дрожа от страха, они были постоянно настороже, даже во сне, постоянно боролись с кошмаром. Они проживали ночь внутри ночи, понимаешь? Ночь в ночи, а потом, наконец, видели свет. Но эта темнота оставалась с ними, пока не наступал следующий вечер.

Я опустил голову, бросил окурок через перила и несколько секунд смотрел, как он падает.

– Не понимаю, что вы пытаетесь мне сказать, – вздохнул я. – Это даже не история, а… чушь собачья. Мне нужно возвращаться к Эмме.

Женщина вздрогнула, и я снова обратил внимание, как она пугающе непропорциональна. Ее глаза впились в меня, и я увидел в них злобу – дикую, первобытную.

– Что значит «даже не история»? Это история каждого из нас, – негодовала она, яростно жестикулируя. – Это вечная история, которая будет повторяться снова и снова. До самого конца.

Потом она ткнула в горизонт костлявым, слегка подрагивающим пальцем. Возможно, свет падал как-то необычно, но я насчитал минимум пять фаланг. Не палец, а настоящий палочник. Меня начала бить дрожь. От холода. Или от страха. А может, от того и другого. Мне захотелось побыстрее уйти с террасы, вернуться к Эмме, погладить ее руку, проверить капельницу.

– Это история каждого из нас, – повторила медсестра, размахивая длиннющим пальцем, как сумасшедший дирижер, и показывая им в сторону туринских огней.

Именно тогда это и случилось. Сначала я увидел, что далеко-далеко, на самом горизонте, погасли фонари. Вспыхнули ярче, как при перегрузке, а потом погасли. Блуждающие огни современного мира. Умирающие светлячки. Угольки, брошенные в воду.

Потом все быстрее и быстрее темнота стала надвигаться на нас. Огни умирали один за другим – уличные фонари, рекламные вывески, окна домов, где горел свет или серыми искрами мерцали тусклые экраны телевизоров.

Тьма наступала стремительно. Накатывала неумолимо, как черная волна, казавшаяся одновременно и мертвой, и живой.

Почему-то мне вспомнились легенды о Турине, мистической столице Италии, рассказы о магических ритуалах и таинственных существах, обитающих в погребах и на чердаках домов мегаполиса. Обняв себя за локти, я сделал пару шагов назад.

– Что происходит? Электричество отключили? – спросил я, глядя, как волна тьмы несется на нас с бешеной скоростью. Виднелся только свет автомобильных фар, потерянно ползущий по дорогам. Некоторые машины остановились. Их крошечные огоньки напоминали фонари дайверов, заблудившихся в подводной пещере.

В конце концов, погасли и огни больницы. Свет уличных фонарей вдоль заросшего крапивой двора стал сначала синеватым, каким-то неживым, а потом… все окутал мрак. Даже маленький аварийный фонарик над дверью террасы замигал, затрещал и умер.

На меня как будто набросили черное покрывало: я погрузился в абсолютную темноту – в бездну, настолько наполненную мраком, что на какой-то миг решил: мне стало плохо и я потерял сознание.

Ночи в больнице длинные и мучительные. Для всех. Ночи в больнице – это Божья кара.

Но нет, со мной ничего не случилось, и с нижних этажей до меня донеслись голоса медсестер и пациентов:

– Что происходит?

– Свет вырубило.

– Почему не включились аварийные генераторы?

– Аппаратура! Проверьте, чтобы работала аппаратура, боже мой!

Сначала я хотел закричать, позвать на помощь, но сдержался, не желая показаться психом. Несколько секунд раздумывал, а не ослеп ли я. Это, должно быть, чудовищно. Потом повернулся направо и вытянул руку.

– Эй, вы еще здесь? Ничего не видно. Пойдемте вниз, пожалуйста. Пойд…

Я запнулся на полуслове. И замер. Медсестра исчезла. Бесшумно. От нее остался только окурок на перилах, похожий на злобный красный глаз. Через секунду он потух, и тьма снова стала кромешной. Но я тут же забыл об этой женщине, встреча с которой казалась безумием.

Эмма. Ведь она одна в палате! И вот тогда я закричал, наплевав на то, что подумают обо мне в отделении.

– Помогите! Что случилось?! Вы слышите меня?

В ответ только тишина.

Я стал пробираться сквозь темноту наощупь, чувствуя, что дыхание участилось. Споткнулся о какой-то выступ на полу, упал на одно колено, услышал, как рвутся джинсы. Содранную о неровный пол кожу начало больно саднить. Задыхаясь, я поднялся и снова пошел вперед, стараясь найти дверь.