Уиронда. Другая темнота (сборник)

Преодолев препятствие и украдкой оглядываясь, они быстро обошли двор.

Наконец Айеби остановился перед двухметровой коробкой со скошенным под сорок пять градусов верхом, примыкающей к фундаменту бывшей гостиницы. Как и предполагал Этторе, две металлические двери, покрытые вмятинами, перекрывали вход внутрь. Может, там гараж или склад. Ручки дверей были скреплены прочной цепью и большим замком.

– Хорошо, мы прийти и сейчас спускаться вниз, – сказал Айеби, вытаскивая из кармана джинсов ключ и оглядывая гостей. Потом точным движением жилистых рук вставил его в замок и отбросил цепь.

Джанни вытащил камеру и включил на ней светодиодную лампу. Они оказались в круге голубого света. Поретти немного отошел, фотографируя двор.

– Хорошо, хорошо, вы готовы, да? – Айеби взялся за дверные ручки и отвел их в стороны. От скрипа петель по спине Этторе пробежал холодок. Они вошли в широко раскрытый рот «Жаворонка», из которого дул слабый, теплый, влажный ветерок. Прямо за дверью валялись разбитые плитки, кучи листьев и грязи. Ступени уходили в темноту, со стен свисала паутина.

Пойти назад они уже просто не могли.

– Да, Айеби, отведи нас посмотреть… Ньямби, да?

– Ньямби, именно так!

– Вы ему доверяете? Вы действительно хотите спуститься вниз? – высокомерие в голосе Поретти пропало, но язык все еще заплетался.

– А что, ты передумал, Поретти? Неужели испугался? Это же просто обезьяны, что они могут с нами сделать?

Джанни с усмешкой проверил камеру.

– Все готово!

Айеби нырнул в проем и утонул в темноте. Этторе повернулся, чтобы еще раз посмотреть на море, но смог разглядеть только ослепительные вспышки грозы.

Он глубоко вдохнул воздух, пропитанный солью.

Кивнул своим попутчикам.

И они спустились в темноту.

* * *

Десяток ступеней привел их в помещение под землей, где когда-то находилась прачечная. При свете камеры виднелись перегородки из гипсокартона, который отслаивался от стен, большие чаны и ржавые скелеты профессиональных стиральных машин. Здесь царило запустение, в затхлом воздухе пахло тухлятиной и мокрыми тряпками.

Этторе успел почитать о гостинице – ее закрыли в конце девяностых. Туристический поток снижался, и падавших доходов перестало хватать на ее содержание. Поэтому в 2007 году «Жаворонка» отремонтировали и превратили в центр приема беженцев, но через два года ликвидировали из-за административных нарушений и скандала с фальсификацией договоров подряда. Это место оказалось ничейным и стало первым убежищем для несчастных, высадившихся на острове и сумевших сбежать от береговой охраны или из центров приема беженцев в надежде покинуть Лампедузу.

Они пошли по узенькому коридору, по обеим сторонам которого на проволоках висели старые простыни. Айеби первым, потом – журналисты. Последним шел Поретти, который вдруг пронзительно завизжал. Этторе покрутился в разные стороны, не зная, чего опасаться. Заметил в темноте между простынями какой-то вытянутый силуэт.

– Твою мать! Что это было? – Поретти стоял, схватившись руками за грудь и пыхтя, как скороварка.

– Крыса, наверное… – Джанни посветил вокруг себя светодиодной лампочкой камеры.

– Крыса, крыса да, здесь крысы!

– Да, конечно, крыса, щас. Он был размером с лабрадора! Прошел прямо мне по ногам. И потом крыса серая, а этот… беловатый.

– Да ладно, тебе показалось… Хочешь вернуться? – рявкнул Этторе, тут же почувствовав раскаяние. Словно он – Монтрезор, ведущий бедного Фортунато в подвал, чтобы замуровать заживо, как в рассказе По.

– Идите вперед! Черт, что за дерьмо, я все сфотографирую и пошлю в газеты, во влиятельные газеты, можете не сомневаться!

Они пошли дальше, подгоняемые Айеби, который, казалось, начал волноваться, – видимо, ему хотелось побыстрее привести их на место. Впереди был непроглядный мрак. Даже светодиодная лампочка не могла рассеять темноту. Как будто тьма глотала яркие лучи, засасывала их в свое чрево.

Миновав массивные колонны, они увидели первые следы недавнего человеческого присутствия: угли потухшего костра, брошенные на пол надувные матрасы, набитые одеждой и остатками еды целлофановые пакеты. Воняло фекалиями и мочой.

– Здесь мы иногда спать, но сейчас почти все там, молиться за ньямби. Идти еще недалеко, хорошо.

– Я все снимаю, Этторе, не хочешь сказать что-нибудь? – спросил оператор, знаком прося угандийца помолчать.

– Да, конечно. Скажи мне, когда.

– Хоть сейчас.

Этторе подошел к стене, изрисованной граффити, повернулся и уставился в красный огонек камеры.

– Меня зовут Этторе Рачити, я журналист Tele Nove, и мы находимся в бывшем отеле «Жаворонок» в городе Лампедуза. Нам удалось…

Но не успел Этторе закончить фразу, как Джанни с воплем отвращения опустил камеру:

– Твою ж!

– Что?

– Там кто-то есть. На трубах, у тебя над головой.

Этторе отпрянул от стены и задрал голову. Не очень-то хочется, чтобы крыса прыгнула сверху. Две толстые трубы в клочьях изоленты и паутины шли параллельно, в полуметре от потолка.

– Как хоть оно выглядело? Крыса?

– Не знаю. Оно… Оно было огромным!

– Я же говорил, что эта хрень – огромная! – гаркнул Поретти, чей голос эхом прокатился по маленьким боковым коридорам, уходящим в темноту. Видимо, он наконец протрезвел.

– Ты его снял? Включал запись?

Джанни кивнул и нажал на перемотку.

– Так, вот тут, должно быть примерно тут… – по маленькому экрану бежали картинки: снятый выше пояса Этторе в кадре казался немой марионеткой, а серый силуэт труб был едва различим.

Встав полукругом вокруг камеры, все увидели, как справа налево по экрану, по трубам, пронеслось какое-то белое нечеткое пятно.

– Вот он, видели? Еще раз отмотай назад…

Оператор послушно понажимал на клавиши.

– Вот-вот, вот он!