Украденное имя(Почему русины стали украинцами)
Шрифт:
И после революции вплоть до середины 30-х гг. против норманистов серьезной полемики в России не велось. Считалось, что варяжский вопрос уже окончательно «решен в пользу норманов» [84] . Но с приходом в Германии к власти Гитлера с его расистскими проповедями пронорманская позиция советских историков внезапно подверглась диаметральной переориентации. Выяснилось, что норманское происхождение термина Русь дает основание немецким идеологам для политического вывода, что только германский расовый элемент дал славянам организационную и государственную структуру, потому что славяне (в частности россияне), дескать, не способны на создание государства. И тогда началась беспощадная борьба с норманистами, которые неожиданно сделались для марксистов-интернационалистов отчаянными классовыми врагами. Взгляды норманистов официально осуждались как идеологически вредные, а быть «норманистом» стало политически опасным [85] . С того времени советские историки стали в этом вопросе на позиции, близкие той украинской историографии, которая придерживалась автохтонной теории. «С 40-50-х гг. в советской историографии утвердилась версия о „южнорусском“ происхождении названия, которое изначально обозначало территорию Среднего Поднепровья вокруг Киева (так называемая „Русская Земля“ в узком понимании, что выясняется по летописным данным ХII-ХIII вв.)» [86] .
84
Готье Ю. В. Железный век в Восточной Европе. — М., 1930.— С. 248.
85
Агеева Р. А. Страны и народы: Происхождение названий. — М.: Наука. 1990.— С. 116.
86
Горский
Советские историки стали связывать происхождение термина Русь с названием притоки Днепра — рекой Росью или с приднепровским городом Роднем или одним и другим одновременно [87] . Истоки этого воззрения идут еще от Густинской летописи 1670 года. Автор летописи «между различными догадками», «чего ради наш народ Русю наречеся», упоминает, что это выводят «иныя от реки глаголемыя Рось» [88] .
Заклеймив взгляды норманистов как фашистские и буржуазные, советские историки писали: «Советская историография окончательно опровергла антинаучное утверждение норманистов, якобы термин „Русь“ происходит от названия норманского племени, которое во 2-й половине 9 ст. проникло в Восточную Европу, основало здесь государство и дало ей свое имя» [89] . На самом деле происхождение слова «Русь» связано с территорией и древним населением современной Украины, особенно со Средним Поднепровьем, Киевом, Черниговом, Переяславом [90] .
87
История СССР с древнейших времен. — М.: Наука, 1966.— Т. I. — С. 348.
88
Грушевський М. Історія України-Руси: У 12 т. — К.: Наук. думка, 1991.— Т. I. — С. 193.
89
Радянська енциклопедія історії України. — К.: АН УРСР, 1972. — Т.4.— С. 38.
90
Там само. — С. 38.
Украинские диаспорные историки придерживаются определенного компромиссного решения проблемы. «Слово Русь, как можно думать, принадлежало первоначально чужому племени, которое подбило южные племена восточнославянской группы, организовало среди них государство и само исчезло, растворилось среди славянской стихии, оставив по себе одно название, которое и стало теперь названием нашей народностей и нового государства. Это название Русь стало нашим национальным именем и держалась у нас очень долго» [91] .
91
Дорошенко Д. Нарис історії України. — Львів, 1991.— Т. І.— С. 24.
Отмечая антинорманскую позицию краевой историографии, они пишут: «Это отнюдь не умаляет важность роли, которую играли первые князья и их дружинники варяжского происхождения в формировании государственного порядка в Киевском государстве» [92] .
Новейшие украинские историки традиционно придерживаются антинорманистского направления. Так, в недавно изданной работе читаем, что «этноним Русь возник на Среднем Приднепровье и уже в IX ст. прочно закрепился за Киевским государством и был широко известен за ее пределами. Со временем название „Русь“, „русский“ употреблялось как самоназвание украинцев. Этническое определение „русский“ в понимании „украинский“ встречается уже с XIV ст. и беспрерывно сохраняется на протяжении столетий» [93] . Подобной мысли придерживаются другие современные исследователи: «Анализ письменных свидетельств показал, что наиболее правдоподобной нужно считать теорию южного происхождения названия Русь» [94] .
92
Жуковський А., Субтельний О. Нарис історії України. — Львів: Вид-во НТШ, 1991.— С. 13.
93
Півторак Г. Українці: звідки ми і наша мова. — К.: Наука, 1993.— С. 66.
94
Толочко П. Русь — Мала Русь — Україна // III Міжнародний конгрес україністів. Історія. — Харків, 1996.— Част. І.— С. 3.
Неожиданно оригинальную версию сделал достоянием гласности академик Емельян Прицак. Он попробовал соединить две противоположных теории — хазарскую и норманскую. До 930-х годов, согласно концепции Прицака, в Киеве властвовали хазары (да и сам город Киев было основан как хазарский форпост на западных рубежах каганата), со временем — норманы. Название «Русь», по мнению Прицака, принесла в Восточную Европу рутено-фризско-норманская торговая компания [95] .
В мутном водовороте т. н. «норманского вопроса», которого мы кратко коснулись, потерялась истинная проблема термина Русь. Как видим, все усилия исследователей направлялись на выяснение его происхождения: скандинавское оно, тюркское, автохтонное или еще какое-нибудь. Такое состояние дел дает возможность российской историографии за занавесом схоластических соображений скрыть другие чрезвычайно важные и актуальные вопросы: речь идет не о норманском, восточном или автохтонном происхождении этнического термина, которое имеет сугубо академическое значение, а об истории его употребления. Потому что «не так важно происхождение названия, как то, что оно означает» [96] . Именно история употребления термина Русь и производных является одной из тех фундаментальных проблем, которые играли и играют по сей день огромную роль в становлении национального сознания у восточноевропейских народов. Иначе говоря, в отличие от вопроса о происхождении названия Русь, который является, во всяком случае в наше время, больше сугубо теоретическим вопросом, сама история употребления термина и его семантика принадлежат к числу тех научных проблем, которые имеют исключительно злободневное политическое значение. Потому что, как увидим дальше, все это раскрывает механизм этнонимической мимикрии московского империализма [97] . Вот почему московские исследователи, которые исписали буквально горы бумаги, породив исполинскую литературу об этимологии термина Русь, почти совсем ничего не говорят об истории его употребления. А история эта — чрезвычайно интересная и выразительная.
95
Пріцак О. Походження Русі.— К.: Обереги, 1997.— Т. І.— С. 53.
96
Крипякевич І. П. Історія України. — Львів: Світ, 1990.— С. 36.
97
Солженицын А. Выступления на украинско-русские темы // Звезда. — 1993. — № 12.— С. 161–166.
Чуть ли не единственный российский исследователь этой проблемы в послевоенное время А. Соловьев жаловался: «XIX ст. все внимание российских историков было поглощено пресловутым вопросом о происхождении Руси и русского имени, однако вопросом о развитии этого имени они совсем не занимались» [98] .
Не занимались, что не случайно, этим вопросом и российские историки XX ст. Не потому, конечно, что им никак не удается, как считал А. Соловьев, освободиться от навязчивого «норманского вопроса». Вопрос о развитии названия Русь принадлежит к числу тех опасных «скользких» тем, рассмотрение которых приводит к расшатыванию самих основ традиционной («обычной») схемы российской историографии. Браться за такую тему российские историки не отваживаются. Объективное ее рассмотрение непременно послужит причиной разрушения имперского историко-филологического мифа о праве Москвы на Киевское наследство (Москва — второй Киев), со всеми последствиями, которые из этого вытекают.
98
Соловьев А. Великая, Малая и Белая Русь // Вопросы истории. — 1947.— № 7.— С. 24.
III. Русь этническая или «узкая»
Во времена расцвета, при могущественных князьях Владимире Великом и Ярославе Мудром, государство Русь было самым большим в Европе, охватывая территорию от Закарпатья до Волго-Окского междуречья, от Тмутаракани на береге Азовского моря до волн Балтийского моря. Население, которое проживало на этой огромной и географически разнообразной территории, существовало не в одинаковых хозяйственных условиях. Средневековый человек, конечно, еще очень в значительной мере зависел от естественной среды, от тех климатических условий, в которых он проживал. Историки Киевского государства делают ударение на решающем влиянии естественных условий
в процессе создания государства [99] .99
Чубатий М. Княжа Русь-Україна та виникнення трьох східнослов’янських націй // Записки Наукового Товариства імени Шевченка (далі — ЗНТШ). — 1964.— Т. 178.— С. 24.
Как подчеркивает А. Домбровский: «Уже само явление, что исторический процесс состоит из трех основных и универсальных в своем роде компонентов — времени, пространства и человека, придает географическому фактору особое значение в сложной композиции функций историзма» [100] .
Обширную империю Рюриковичей ландшафтная среда выразительно делила на отдельные естественные климатически-растительные зоны. «Без сомнения, что территорию в Европе, которая занята восточным славянством, необходимо разбить на пояса, которые различаются свойствами климата, грунтов и растительного покрытия, и трактовать каждый отдельно» [101] .
100
Домбровський О. Студії з ранньої історії України: Збірник праць. — Львів; Нью-Йорк, 1998.— С. 209.
101
Греков Б. Д. Киевская Русь. — М.: Госполитиздат, 1953.— С. 60.
На севере пространства Восточноевропейской равнины, вокруг Новгорода, размещалась таежная зона с прохладным влажным климатом, с преобладанием хвойных лесов на бедных подзолистых грунтах. Дальше, восточнее, в районе нынешней Москвы, расположена зона смешанных лесов с малоурожайными грунтами и значительной площадью болот. При таких естественных условиях хлеб в этой зоне лесов и болот испокон века родится скверно [102] . На юге, вокруг Киева, пролегла зона лесостепи со знаменитыми плодородными черноземами, а еще южнее, в Причерноморье, раскинулась Большая Евразийская степь, которая начинается в Монголии, возле Большой Китайской стены, и заканчивается долиной Дуная, возле Альпийских гор, то есть охватывает две части мира. Много авторов придерживаются гипотезы о том, что родиной индоевропейцев были именно украинские степи [103] . «Богатый материал разных источников убеждает нас в том, что восточнославянская государственность вызревала на юге, в богатой и плодородной полосе Среднего Поднепровья. Здесь за тысячу лет до Киевской Руси было известно хлебопашество. Темп исторического развития на юге был значительно интенсивнее, чем на далеком лесном и болотистом севере с их постными грунтами» [104] . Как утверждают исследователи, «именно здесь, в стране чернозема, в полосе перехода леса к степи, были подходящие условия для более быстрого развития культуры по сравнению с северной лесной полосой» [105] . Значительное скопление земледельческого населения, в сравнении с соседними территориями, в днепровской лесостепи обуславливалось качественно более выгодными природно-географическими условиями. «Благоприятное для ведения сельского хозяйства и промыслов сочетание лесостепи и леса, наличие разветвленной речной системы и запасов природных ресурсов наряду с другими факторами содействовали также успешному развитию производственных сил и производственных отношений, обусловливали качественное разнообразие экономики этой области» [106] .
102
Солоухин В. А. Возвращение к началу. — М.: Современник, 1990.— С. 18.
103
Дейвіс Норман. Європа: Історія. — К.: Основи, 2000.— С. 104.
104
Рыбаков Б. А. Мир истории: Начальные века русской истории. — М.: Мол. гвардия, 1984.— С. 39.
105
Греков Б. Д. Киевская Русь. — М.: Госполитиздат, 1953.— С. 78.
106
Рычка В. М. Формирование территории Киевской земли (IX — первая треть XII в.). — К.: Наук. думка, 1988.— С. 12.
Мягкий умеренный климат юга был (и остался) дополнительным экономическим богатством, более важным, чем природные ископаемые. Дней, благоприятных для вегетации растений, например, в районе Москвы — 165, а в районе Киева — 200. Для занятия хлебопашеством дополнительный месяц теплой погоды является весьма существенным. «Урожайность тех самых культур в Волго-Окском междуречье и на Киевщине отличается в несколько раз» [107] . Короче говоря, на север от благодатной киевской лесостепи земля является менее урожайной, климат — холоднее, световой день — короче.
107
Бушков А. А., Буровский А. М. Россия, которой не было-2. Русская Атлантида: Историческое расследование. — Красноярск: Бонус; М.: ОЛМА-Пресс, 2000.— С. 248.
При отсутствии благоустроенных сухопутных путей важным фактором в жизни Руси были ее водные артерии. На Восточноевропейской равнине выделяются три воднокоммуникационные артерии (иногда еще выделяют дополнительно четыре) [108] . Главной речной артерией, а следовательно, позвоночным столбом транспортной системы Руси, был «путь из варяг в греки». Этот путь вел из Финского залива к озеру Ильмень, оттуда — где реками, где волоком — переходил в Западную Двину, а оттуда — к верховьям Днепра, и Днепром — к Черному морю, а уже оттуда — к блестящим центрам европейской цивилизации — Греции (Византии) и Риму (Италии). Существовал конкурентный речной путь, который вел через Мологу и Шексну на Волгу, из тех стран шел к Каспийскому морю, а оттуда — к Кавказу и мусульманской Азии. Будущая Суздальщина-Московщина образовалась именно на этом втором речном пути, и это геополитическое обстоятельство играло незаурядную роль в ее дальнейшем развитии. Третьей речной коммуникационной системой являются реки Неман и Западная Двина, которые впадают в Балтийское море. «Упомянутые три речные системы имели решающее влияние на характер, культуру и национальные аспирации украинцев, россиян и белорусинов. Недаром главные реки — Днепр, Волга и Двина — играют какую-то мистическую роль в исторической жизни этих народов» [109] . Все водные системы Восточной Европы соединялись между собой. «Система верхнего Днепра, — пишет Михаил Грушевский, — связана очень тесно с системой верхней Волги, Западной Двины и системой северных озер. Система Припяти — с системой Немана и Западного Буга и Вислы. Система Десны — с системой Оки, средним Поволжьем и верхним Подонем, а Посеме и средние притоки Днепра — Ворскла и Самара — близко связаны с системой Донца. В результате имеем исполинскую систему дорог, а ее главные артерии собираются в среднем Поднепровье в его естественном центре — старом Киеве, что возник здесь с начала человеческого обитания на Днепровских горбах, собирая торговые караваны со всех главных Днепровских притоков» [110] . Реки неуклонно притягивали к себе поселенцев. Именно здесь, над реками, возникли первые русские города. Вдоль больших рек, как главных торговых путей, скапливалось население края. «Сравнивая поднепровский центр южновосточноевропейской цивилизации с другими цивилизациями евразийских пространств, напомним, что речной фактор играл чрезвычайно большую роль в раннеисторическом процессе на территории Украины. Подобно значению Нила, Евфрата и Тигра, Инда и Ганга, а также Желтой Реки — Гванг Го для территории Египта, Ближнего Востока, Индии и Китая, Днепр стал центром цивилизации южновосточнославянских племен, а со временем общества Киевской Руси. Днепр был прежде всего коммуникационно-торговым фактором, а кроме того — и оборонительным, потому что расположенные на Правобережье жилища автохтонно-земледельческого населения имели значительную охрану от номадизма с Востока. Днепровская водная магистраль была также окном в причерноморско-средиземноморский мир в экономически-культурном, а со временем и в политическом аспекте. Итак, раннеисторический процесс на территории Украины органически связан с огромной ролью Днепра, которая сказывалась и на дальнейших периодах истории Руси-Украины. Такое место Славуты в жизни народа сделало его сакральным знаменем мистической символики в исторической традиции, народном творчестве и литературе русско-украинского этноса» [111] .
108
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. — СПб., Изд-во «Общественная польза». — Кн. первая. Т. I–V. — С. 12–13.
109
Чубатий М. Княжа Русь-Україна та виникнення трьох східнослов’янських націй // ЗНТШ. — 1964.— Т. 178.— С. 26.
110
Грушевський М. Історія України-Руси: У 11 т., 12 кн. — К.: Наук. думка, 1991.— Т. І.— С. 11.
111
Домбровський О. Студії з ранньої історії України: Збірник праць. — Львів; Нью-Йорк, 1998.— С. 93.