Украли солнце

— То, что наговорил тут, подтверждает обвинение: ты расшатываешь систему! Из твоих слов следует: тебя многое не устраивает в нашем правлении?!

— Практически всё.

Колотыгин бросает ему вызов, а смотрит дружелюбно: ни ненависти, ни злобы!

— В санаториях можно сделать комнаты и на пять человек. Можно придумать развлечения, — чуть не оправдывается перед ним Будимиров. — Что тебя не устраивает конкретно? — спрашивает мягко. И прикусывает язык. Совсем рехнулся — сантименты развёл! Ясен же Колотыгин: в расход без разговоров. Но от Магдалины — волны, окатывают его, путают мысли, и что-то такое витает над всеми ними, словно граф присутствует, и обычная игра не получается: не может Будимиров победить интерес к врагу, к его, вражескому, мнению!

Странная неловкая тишина.

Колотыгин смотрит на Магдалину.

Неужели и его она лишила здравого смысла: заставила откровенничать — высказать весь этот несусветный бред?!

Будимиров вдруг встаёт, обходит стол, загораживает Магдалину от Колотыгина и говорит, глядя в детские глаза:

— Ты знаешь, что значит управлять огромной страной и держать народ в повиновении, что значит развитие совершенно новых отраслей хозяйства? Ты знаешь, что такое мечта? Я с детства мечтал построить такое общество, в котором все будут вместе, всем будет хорошо, а труд определит смысл жизни.

Кому он старается что-то доказать — Колотыгину и Магдалине или самому себе?

Колотыгин встаёт.

— «Всем хорошо?» — спрашивает тихо. Будимиров выворачивается из-под его взгляда, сбегает на место. — Миллионы лучших, думающих, добрых, талантливых людей погублены: замучены в пыточных, психушках, лагерях, казнены без суда и следствия, многие застрелены в спину на бессмысленной войне. По вашему приказу! И соседей вы позвали: своих убивать! «Всем хорошо»? Трудолюбец лишён самых минимальных прав и каких бы то ни было возможностей проявить себя. Легко заменим: убили одного, на его место, как болт в машину, воткнули другого. Человек ничего не стоит!

— Наконец я понял. Тебе не важен престиж государства на мировой арене?! Впервые за всю историю наша страна на равных с самыми крупными державами! Благодаря развитию промышленности…

— Военной, в основном, — тихо вставляет Колотыгин.

— Не только военной! В большинстве отраслей мы впереди! Государство — вот главное. Каждый должен думать о его благе, а не носиться со своей персоной! — горячится Будимиров.

— Но ведь вы со своей носитесь, себе ни в чём не отказываете?

— В левую или в правую?! — повторил Ярикин.

— Не ношусь! — обиделся Будимиров. — Я сам вынужден во всём разбираться, сам допрашивать, ибо без меня могут быть совершены непоправимые ошибки. В своей памяти я держу все объекты и цифры, всех героев… Я сплю по четыре часа в сутки, я не знаю, что такое отдых, праздность. Для меня существует только моя страна.

Что происходит? Почему он оправдывается перед бунтовщиком, поставившим под сомнение смысл всей его жизни? Почему щурится под его взглядом? Почему всё время ощущает присутствие графа?!

— Государство состоит из людей, и развивать промышленность прежде всего нужно для них.

— Не понимаю, что такое промышленность для людей? Для государства. А люди должны работать…

— Неужели человек рождается только для того, чтобы работать? — Колотыгин словно нависает над ним: смотрит в упор.

— Почему же у меня есть только право работать?

— Человек рождается, чтобы быть счастливым, — улыбается Колотыгин. — Вы отрицаете значимость личности… но вместе с человеком умирает весь мир! Каждый живёт лишь раз. Вы перевернули всё с ног на голову, уничтожаете живую жизнь.

— Ты — мой враг! — жёстко сказал Будимиров. — Всё, что ты говоришь, — чушь!

— В левую или в правую? — громко спросил Ярикин.

И повисла тишина, в которой ни муха не летит, ни мышь не шуршит. Мёртвая тишина. Не живут в этой каменной ловушке ни мухи, ни мыши, ни даже пауки.

Будимиров кивнул. Ярикин встал. И сразу шагнули к Колотыгину и встали с обеих сторон бойцы Возмездия.

Глава четвёртая

Иногда Джулиан сбегал от брата и один бродил по степи. Почему возле крепости ему примерещился Будимиров? Что же, и степь — будимировская? Всё чаще ощущал нежить внутри: словно кто-то из него его тянет, как тянут проглоченный уже кусок, больно и задыхаешься.

Какая-то сила однажды подвела к храму.

Вошёл и тут же отпрянул: нищенкой стояла на коленях мама перед распятым на кресте человеком. Голос её был зыбок. То ли она говорила, то ли ему казалось, что говорит:

— Помоги, Господи! Помоги, Падрюша, помоги, деда! Силу дайте. Поднять детей, спасти детей. Сохраните Адрюшу и Магду живыми. — Голос мамы рвался, звучал нереально. Может, слов и не было вовсе?!

Если бы он мог бухнуться рядом с мамой на колени! Если бы смог в свою пустоту впитать странный свет, струящийся от распятого человека и золотистых ликов на стенах, он бы ожил. А он не в силах с места сдвинуться и не в силах в себя вобрать ту жизнь, которую чувствует здесь!

Вот кто протоптал сюда тропу! Это мамин храм. Невольно сложились сами слова:

— Помоги, Господи, моей маме.

Вслух не сказал их, а они загремели.

Ему стало легче, словно вес свой потерял. Попятился и очутился на тропе. И побежал прочь. Бежал и бежал, пока не оказался в роще.

Тётка всё время толковала о Боге, вечной жизни. Мама верит в Бога, раз ходит в Храм и так истово молится, почему же, если Бог есть, Он не помогает ей, почему не пробудит её от горя? Отца убили давно, столько лет прошло, а мама до сих пор не живёт.

Что значит — «отец умер»? Есть вечная жизнь? Не живут ведь те, без кого мама не жива. Не только сами совсем умерли, но и маму умертвили.

Или это и есть любовь: умирает один, и сразу гибнет связанный с ним человек!

Наступит день, и мама умрёт. И Мага. И Любим. И он.

Помчался прочь от своих мыслей. Обжигал ветер лицо, ширилось в нём пустое пространство. Вот что такое смерть.

— Нет! — закричал он. — Не хочу! Бог, верни папу! Бог, не забирай маму, Любима, меня! Не хочу!

Куда бежал сначала, куда потом, как снова очутился в степи, не помнит: его била дрожь…

В ту ночь не мог уснуть.

На цыпочках под ровное дыхание Любима выскользнул из их комнаты, подошёл к материной. Щель. Тусклый свет. Мама читает. Снова не сам, какая-то сила подвела к матери.