Украсть у президента
Шрифт:
– Прости! – пробормотал растерявшийся Корнышев.
Женя плакала, поскуливая по-щенячьи. Значит, автокатастрофа, в которой она побывала, – это не выдумка.
Прямо из гостиничного номера Корнышев позвонил в Москву Калюжному и рассказал о посещении банка.
Женя все так же сидела на постели, кутаясь в атласное покрывало, и вслушивалась в речь Корнышева с отсутствующим видом, будто все происходящее нисколько ее не касалось. То ли пережитое ею маленькое потрясение так на нее подействовало, то ли выпитое вино. Она привалилась спиной к стене, запрокинула голову и прикрыла глаза,
– Что думаешь делать дальше? – спросил у Корнышева Калюжный.
– Будем возвращаться. Думаю сделать это уже завтра.
– Хорошо, – сказал после паузы Калюжный.
Голос у него был невеселый.
Корнышев отключил свой телефон. Женя все так же сидела на постели с закрытыми глазами.
– Спишь? – спросил у нее Корнышев.
Он испытывал некоторую неловкость, и ему не хотелось, чтобы все выглядело так, будто они поссорились.
– Нет, – неохотно разлепила губы Женя.
Глаза она так и не открыла.
– Что-нибудь вспомнилось? – продолжал осторожно тормошить ее Корнышев.
– Да.
Он обрадовался тому, что угадал ее состояние, и еще тому, что она идет на контакт и готова забыть нанесенную ей обиду.
– Что вспомнилось? – спросил Корнышев доброжелательно-доверительным тоном.
– Сон.
– Красивый?
– Да.
– Про море? – с улыбкой предположил Корнышев.
– Нет. Очень солнечно, я вхожу на маленькую площадку, а выше уже только небо. И если подойти к краю площадки, то земля где-то далеко-далеко внизу, так что людей даже не видно.
– Ты летаешь во сне?
– Нет. Никогда.
– Тогда почему эта площадка и небо?
– Я не знаю, – пожала плечами Женя.
Пауза.
– И вдруг появляется человек в черном, – продолжила она.
– Призрак?
– Почему призрак? Монах.
– А-а, – протянул Корнышев.
– Он уходит.
– Куда?
– В двери.
– В какие двери? – не понял Корнышев.
– Какая-то постройка. Не всегда можно объяснить то, что видишь во сне. Да, площадка и небо над головой. Но еще есть какая-то постройка. И я как будто иду за монахом, и это дом…
– Жилой?
– Наверное, – неуверенно сказала Женя. – Я не знаю. И вдруг я попадаю в маленький дворик. Стены вокруг, а над головой – маленький кусочек неба. И никого нет вокруг. Во сне так бывает: пустынно и немного жутковато. Вам бывает страшно во сне?
– В детстве было.
– Да я тоже, честно говоря, не очень испугалась.
– Во сне?
– Да, во сне. Почти сразу – свет впереди…
– Сияние?
– Нет, свечи.
– Церковь? – догадался Корнышев.
– Да. И я туда вхожу. Много свечей. Тихо. Нет никого. А мне не страшно.
Женя замолчала, и продолжения не было.
– И это все? – спросил Корнышев.
– Да.
– Но ведь почему-то запомнилось.
– Потому что красиво.
Женя открыла глаза. Видение уходило. Никаких свечей. Гостиничный номер. Жужжание кондиционера. Корнышев рядом.
– Отвернитесь, пожалуйста, – попросила Женя. – Я хочу одеться.
Корнышев послушно отвернулся. В оконном стекле, за которым уже было темно, он видел отражение Жени и светильника на стене у кровати. Лампочки в светильнике светились, как свечи. Если свечей много, тогда очень красиво. Тут Женя права. Корнышев бесстыже разглядывал ее отражение в оконном стекле. Стройная фигура. И в отражении совсем
не видно рубцов на теле. Что же с нею такое приключилось? Он видел, как Женя надела блузку и попыталась ее застегнуть, тут какой-то сбой, неверное движение, она замешкалась на мгновение, а Корнышев уже обернулся…– Что? – встревожилась от его резкого движения Женя.
И теребила растерянно пуговицу так и не застегнутой блузки. Ей непривычно. Не на ту сторону застегивается. Такое не вытравишь. Такое в память впечатывается намертво.
– Там был крест?!
– Что? – еще больше растерялась Женя.
– Там, где монах! Где свечи! Церковь! В той церкви был крест? Во сне ты его видела? Он стоит перед иконами! Вот так вот – на уровне груди!
– Да! – теребила непослушную пуговицу Женя.
Ей непривычно застегивать пуговицы, расположенные не на той стороне! И еще в Ставровуни не пускают женщин! Она не могла видеть этот крест в церквушке под самым небом, если она женщина!
– Тебе знакома такая фамилия – Алтынов?
– Нет.
– Это ты! – сказал Корнышев. – Твоя настоящая фамилия – Алтынов!
– Алтынова?
– Алтынов!
Господи, как же ей объяснить, что она не женщина! То есть сейчас вроде как женщина, но когда-то была мужчиной! Ну попробуй так с ходу ей объяснить, что на самом деле ее зовут Иван!
– Я не поняла…
– Никаких вопросов! – Корнышев вскинул руки, отгораживаясь от Жени. – Я чуть позднее тебе объясню! В Москве!
Если ей сказать здесь и у нее поедет крыша – потом не расхлебаешь, там такие проблемы могут начаться, что небо с овчинку покажется.
Корнышев позвонил в аэропорт, где ему сообщили, что ближайший рейс на Москву – завтра днем. Оставалось ждать. Из гостиничного номера ни Корнышев, ни Женя больше не выходили. Женя легла спать. Корнышев устроился в кресле и бодрствовал всю ночь, вслушиваясь в звуки. Ничего подозрительного. Редко-редко он слышал за дверью шаги припозднившихся постояльцев отеля и больше никаких звуков, кроме легкого жужжания кондиционера. Уже под утро, когда небо за окном из черного превратилось в серое, Корнышев выключил кондиционер и распахнул балконную дверь, впуская в комнату звуки и запахи близкого моря.
Наступление утра убавило напряжение, и Корнышев задремал, но очнулся довольно скоро, услышав шорох. Женя сидела на кровати, кутаясь в покрывало, и смотрела на Корнышева. Часы показывали семь.
– Доброе утро, – сказал Корнышев.
– Доброе утро, – застенчиво отозвалась Женя. – Вы спали в кресле?
Корнышев неопределенно пожал плечами.
– Собирайтесь, – предложил он. – Мы уезжаем.
– В Москву?
– Да.
– Жалко, – сказала Женя. – Я ничего не успела здесь увидеть. Первый раз за границей – и так быстро возвращаемся.
Наша прежняя жизнь – это то, что мы помним, подумал Корнышев. А того, что уже стерлось из памяти, как бы и не было вовсе. Был такой человек – Ваня Алтынов, и он много времени провел на Кипре, а вот Женя Нефедова ни Ваню Алтынова не знает, ни на Кипре не была. И Кипр ей снится только в снах. Отвлеченный сон. Никакой конкретики.
Прежде чем выйти из гостиничного номера, Корнышев предупредил Женю:
– Нигде не останавливаемся. Садимся в машину и уезжаем.
Женя молча кивнула в ответ, хотя вряд ли она понимала, к чему все это.