Укрощение леди Лоринды
Шрифт:
Как можно было судить по лицу поверенного, он считал, что это может оказаться еще более трудным делом, однако она только произнесла отрывисто:
– Мне нужны одеяла, подушка, фляга с бренди – и как можно скорее!
– Да, конечно, миледи.
Агент поспешил исполнить ее распоряжения, грумы уже седлали лошадей и выводили их из стойл. Цезаря препроводили в замок.
Наконец Лоринда, все еще верхом на Акбаре, направилась обратно к утесам в сопровождении шестерых всадников и указывала путь. Один из них вез с собой одеяла.
Она остановилась на том же месте, что и прежде, но на этот раз
Осмотревшись, они обнаружили, что Дурстан лежит там же, где Лоринда видела его в последний раз.
Волны яростно бились о камни; действительно, поверенный прав, утверждая, что в такую погоду ни одна лодка не сможет до него добраться.
– Закрепите веревки немного левее, – распорядилась она. – Утес с той стороны кажется более прочным.
– Я сомневаюсь в этом, миледи, – возразил поверенный. – После такого шторма сланец рушится от одного касания, и, как вы сами понимаете, подходить к краю утеса опасно.
– Я объясню, что от вас требуется, – настаивала Лоринда.
Она шла впереди, остальные следовали за ней, готовые, как ей казалось, оспаривать все, что бы она ни предложила.
Остановившись, она сказала твердо:
– Я хочу, чтобы вы обвязали меня веревками и держали их как можно крепче, стоя здесь. А я тем временем начну спускаться вниз по утесу. Пока вы не услышите мой зов, ни в коем случае не выпускайте веревки из рук.
– Это невозможно, миледи! – воскликнул поверенный. – Я не могу вам этого позволить. Пусть лучше пойдет кто-нибудь из нас.
– Я легче всех, – убеждала Лоринда, – и я намерена во что бы то ни стало добраться до мистера Хейла. Прошу вас, делайте все в точности так, как я сказала.
Она обернулась к грумам и приказала им закрепить прочным узлом веревку у нее на талии.
– Когда я окажусь внизу, – продолжала она, – вы должны будете сбросить мне одеяла как можно ближе к тому месту, где лежит ваш хозяин. Не подходите слишком близко к краю утеса, иначе камни могут обрушиться. Флягу с бренди я возьму с собой.
Лоринда положила флягу в карман жакета и начала потихоньку пробираться к краю утеса.
– Я не могу вам этого позволить, миледи! – вскричал поверенный. – Это безрассудство! Вы можете пострадать, и весьма серьезно!
– Я лазила по этим скалам, еще когда была ребенком, – успокоила его Лоринда, – и потому мне нечего опасаться. Только сделайте все так, как я вам сказала.
Она подползла к краю утеса, потом очень осторожно, держась за веревки, перебралась через него.
Сначала ей было трудно найти точку опоры. Но она начала спускаться вниз, зная, что веревки не дадут ей упасть. В то же время ей приходилось соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не вызвать еще один обвал.
Лоринда медленно продолжала спуск. Иногда ее нога оступалась на мокром, рыхлом сланце, иногда у нее возникало ощущение, будто она повисла между небом и землей, и любая поверхность, которой касались ее пальцы, казалась скользкой. Наконец ее нога ступила на твердый камень у подножия скал, и Лоринда освободилась от веревок.
Она окликнула людей наверху и, подняв глаза, увидела поверенного, наблюдавшего за ней с утеса в некотором отдалении. У него хватило
благоразумия не стоять прямо над ее головой. Девушка помахала ему рукой, и он ответил ей тем же жестом.После этого она начала осторожно пробираться через скользкие, влажные от волн камни к тому месту, где лежал Дурстан.
Это оказалось не таким простым делом, как ей представлялось, поскольку путь преграждали глубокие щели. В один особенно тревожный момент Ло-ринде показалось, что ее вот-вот унесет волнами в море. Брызги, попадавшие на лицо, порой почти ослепляли ее, и приходилось вытирать глаза, чтобы продолжать путь, но вот наконец Лоринда оказалась рядом с Дурстаном.
Он все еще лежал неподвижно, и девушка в ужасе спрашивала себя, жив ли он.
На его лбу зияла кровоточащая рана – вне всяких сомнений, при падении он ударился о крупный валун. Лоринда принялась разгребать камни, засыпавшие тело Дурстана, она опасалась, что он мог получить множественные переломы, и подумала, что, быть может, по крайней мере лодыжки остались целы благодаря высоким сапогам для верховой езды.
Он не промок, но из-за морской пены его одежда с каждой минутой становилась все более влажной.
Сверху послышался крик, и Лоринда, подняв глаза, увидела, что связка одеял упала на камни лишь в шести с небольшим футах от нее.
Она развязала шнурок, накрыла Дурстана двумя одеялами и очень осторожно подложила ему под голову подушку.
Он по-прежнему не приходил в себя. Сначала Лоринда хотела влить ему немного бренди между губами, но потом решила не делать этого.
Она уже полностью освободила его тело от камней и стала нащупывать рукой под ним, не попал ли он случайно на какой-нибудь валун, причинявший ему лишние неудобства.
В данной ситуации она ничего больше не могла сделать. Солнце уже клонилось к закату, а это означало, что им придется провести ночь здесь. Даже если бы море улеглось в течение нескольких часов, подойти на лодке к подножию утесов было невозможно: множество наполовину погруженных в воду камней нельзя было обойти иначе как при дневном свете.
Лоринда не сомневалась, что поверенный сделает все от него зависящее, чтобы к утру обеспечить помощь.
А пока ей необходимо было не только сохранить Дурстану жизнь, но и самой не простудиться. Она мягко прикоснулась сначала к его рукам, потом к лицу.
Сейчас, с закрытыми глазами, он казался ей моложе и куда менее грозным, чем в их прежние встречи. Она даже испытывала к нему чувство, близкое к состраданию, так как перед ней был уже не прежний Дурстан, властный, высокомерный, внушавший ей страх своей непредсказуемостью, а просто страдающий человек.
Мысль, что она виновата в случившемся, причиняла ей почти физическую боль. Да, она виновата, что пошла гулять к скалам вместе с Цезарем. Обладай она хотя бы малейшей долей здравого смысла, то могла бы предвидеть опасность и держала пса на поводке.
«Все мое поведение с самой свадьбы было одной сплошной ошибкой», – всхлипнула Лоринда.
Она вспомнила свой вчерашний поступок, вспомнила, как жестоко обошлась с Айше. Ее охватила дрожь – нет, не от холода, а от мучивших ее угрызений совести. Как она могла настолько потерять самообладание, чтобы поддаться приливу злобы?