Укрощение Россо Махи

– Смотри, вот и ты, и я, и любой девять месяцев там провели, да? – Оторвавшись от поисков бумаг, спросил он, кивнув на экран. – А ты помнишь об этом чего –нибудь?

– Не-а! – Беспечно ответил монтажёр.

– Вот и я. – Словно бы обиделся Влад. – Странно это всё, конечно… Девять месяцев прожили там, а в голове о жизни в утробе ни одного воспоминания. Я вот прошлом году две неделе в курортном отеле в Турции прожил, так каждую минуту помню! А тут хоть бы что -нибудь…Наверно там не очень здорово было, раз мы всё забыли, а. Ты как считаешь?

Видеоинженер, чуть дрогнув плечами, слегка улыбнулся. Потом спросил:

– А о чём материал -то будет?

– О работе нового Перинатального центра в Москве. Как современная медицина будет помогать рожать женщинам. Пойду, наговорю текст и обратно, ты не уходи, хорошо?

Монтажёр кивнул, снова прильнув к экрану, где освещённый необычным каким –то ангельски белым искусственным светом переливался всеми цветами радуги, от лилового, до иссиня-красного, голубого и жёлтого, внутренний эпидермис женской матки.

В коридоре он встретил Пашу Носорогова, своего босса. Они были давними приятелями. Поздоровавшись, оба отошли к окну, и Паша стал объяснять Владу, что нужно будет снять в предстоящей командировке.

– Короче, – стал он привычно инструктировать Влада. – Будь готов к тому, что информацию тебе просто так не дадут. Сам знаешь, после первой серии, где я весь этот скандал вскрыл, отношению к любому журналисту в Царьгороде прямо –таки агрессивное. Внешне, конечно, они могут тебе и улыбаться, но пусть тебя это не обманывает. Главное, запомни, что они там все заодно. Рука руку моет. Ещё бы, мы им такой денежный ручей перекрыли! Только подумай: незаконные массовые усыновления. Не один, не два, там, случая, не десять, а сотни и тысячи! Просто пачками брали из детдомов детей и продавали зарубеж. Возможно, на органы. Сечёшь? Вообще, чего они там с ними делали, одному Богу известно! Может, в бордели продавали, а, может, в самом деле, на запчасти разбирали. Знаешь, сколько одна детская почка стоит на мировом рынке?

Влад пожал плечами:

– Не знаю. Дорого?

– Ещё бы… Пару сотен тысяч долларов за почку, не хочешь?

Иванов кивнул, подумав про себя: «Значит, съёмка будет тяжелой. Везде, где замешаны большие деньги, съёмки идут с пробуксовкой. Когда денег нет, все наперебой стараются рассказать. Когда замешаны деньги, все хотят уйти от ответа. Боже, ну, почему именно ему это досталось? Паша уже взбаламутил воду первой серией своего фильма, а теперь хочет отправить его в Царьгород, эту кишащую голодными пираньями заводь, чтобы снять вторую. Что у него за судьба?

Будь такое предложение от Паши в прежние времена, Влад бы решительно отказался. Зачем ему подбирать за коллегой объедки? Но теперь он был обязан Паше работой, которую тот предложил ему сразу после того, как Влад выписался из больницы. В больницу он попал, потому что не справился с ответственной командировкой, в которую его послали из той прежней телекомпании, где он работал. А не справился он потому, что наломал в поездке дров, не справившись с заданием, да ещё отличился тем, что приглашал в номер продажных девочек, платил им из казённых, этим провинциалкам, да не как местным, а как столичным гетерам, тоже мне, Гарун Аль Рашид! И не смог поэтому уложиться в ту сумму, которая была ему отпущена на командировку. Ему пришлось позвонить в Москву и попросить денег. Денег ему прислали. Но ещё через день позвонили и сказали, что за все деньги ему придётся отчитаться. А -нет – заплатите из своих, сказали ему.

Он знал, что не отчитается. Где взять такие квитанции? Эта мысль сделала остаток его командировки невыносимой. Сначала он думал: а, ерунда, рассчитаюсь! Затем его настроение изменилось. Он вдруг стал считать требование отчитаться за каждую копейку унизительным. Подумаешь – потратил?! Но он же работал! Он же давал материалы? Да! Это ведь чего -то стоило! Или нет? Его вдруг стала мучить злоба. То, что раньше выглядело легким, эти съёмки, вдруг стало даваться через силу. Однажды во время монтажа он вскочил и одну за другой швырнул в стену три кассеты, потом отбросил ногой стул, на котором сидел и стал орать на своего телеоператора, хорошо и спокойного парня, топая ногами. Он оскорблял его последними словами за то, что тот, по его мнению, неверно выстроил кадр. Пару минут он орал и неистоствовал. Потом успокоился и, сев, продолжил монтировать. Тем вечером он впервые почувствовал сильную головную боль. Но не обратил тогда на неё должного внимания. Потом боли участились, появился насморк. Домой в Москву приехал совершенно разбитый.

Как -то, проснувшись дома ночью весь в поту, с головой, которая плавала на подушке, как в грязной луже, он решил, что с него хватит. Одевшись, он поехал к знакомому доктору, у которого однажды брал интервью, в клинику Неврозов. Тот, выслушав его, предложил лечь в больницу для обследования. Так он оказался в больничной палате. На работе он сказал, что заболел. Но слухи имеют крылья.

Однажды, сидя у больничного окна, он увидел машину телекомпании. Влад узнал её по логотипу. Выскочив из здания, он побежал к рафику. Водителя за рулём не было. Наверно он в этот момент зашёл в корпус, чтобы пообщаться с главврачом.

У Влада пересохло во рту и забилось сердце. Он не хотел, чтобы на работе знали, где именно он находится. Влад стал ждать шофёра, чтобы выяснить, зачем он здесь и кто его послал. А также, что именно ему наговорил главврач. Однако водителя долго не было.

Немного потоптавшись, он отошёл в крошечный лесопарк при клинике и со скамейки стал наблюдать за машиной. Вдруг его отвлекла некая пациентка. Подсев к нему, она завела с ним с разговор о какой –то ерунде, а когда он снова повернулся, машины уже не было.

После визита этой машины, ему постепенно перестали звонить друзья из телекомпании. А потом и знакомые. Кажется, его окончательно списали.

После больницы он решил, что должен уволиться из Службы Новостей. Главный не стал его отговаривать. Встал вопрос о работе. Паша предложил ему должность продюсера у себя в отделе документальных фильмов. В благодарность за Пашину заботу, Влад должен был выполнять для него особые поручения. Вот как это –поехать в растревоженный осиный улей и вытянуть из людей недостающую информацию.

– Самое главное эта баба, Надежда Бугатти, – наклонившись к нему для конфиденциальности, бубнил Паша. – Ну, ты знаешь, о ком я. Не какая она не итальянка, наша она, бывшая детдомовка. Замужем за итальянцем просто. Её сейчас там допрашивают, пытаются узнать, как всё было. Она пока молчит. Как в рот воды набрала. Но хорошо бы нам узнать у неё, было ли изначально намерение продавать детей на органы…

– Ты думаешь, она об этом могла знать? – Удивился Влад.

– Конечно! Неужели ты думаешь, она благотворительностью тут занималась? – Пашины глаза гневно блеснули.

– А как её об этом спросить? – Не понял Влад. – Исподволь как бы навести её на эту мысль? Мол, а не могли ли эти дети попасть в руки чёрных хирургов? Или…

– Или! Бей прямо в лоб, Владик! Берёшь и спрашиваешь: вы планировали отправлять детей на органы? Или как –то так. Ты сам по обстановке решишь. И список.

– Какой список? – Не понял Влад.

– Список детей, которых она вывезла! С адресами в Италии. Нам он необходим, что снять вторую серию, понимаешь? Знаешь, какие на это средства выделены?