Укрощение строптивых 2

— Я… я, — а про себя, — «не знаю, как сказать, стесняюсь, вот!»

— Трусишка, — усмехнулся он. — Зря, милая, ты так, а я вот не стесняюсь признаться тебе в любви.

От услышанного и перемены в его поведении я потеряла дар речи, который с утра у меня не особо-то и был. А тут вообще пропал окончательно. Короче, как говорит Юлька, я в шоке! Магистр посмотрел на меня с хитрецой во взгляде и решил меня добить окончательно.

— Ну, да ладно, скоро мы этот недуг победим. Так, и на чём мы вчера остановились?

— Мы? Не помню. — решила соврать, считая, что это самый безопасный способ уйти от ответа. Я, конечно, его люблю, но стесняюсь больше.

— Милая, бери пример с меня, я же без стеснения тебе в любви признаюсь! — продолжал он глумиться надо мной. Это меня невероятно взбесило, да так, что я перешла в наступление.

— Давно стесняться перестали? — с вызовом посмотрела на него. От моего выпада, он, кажется, даже растерялся, а потом рассмеялся в голос.

— Рэн, милая, с чего ты взяла, что я тебя стеснялся? Не признавался в своих чувствах – да, но на то были причины, и они никак не связанны со стеснением.

— Да? А не подскажете, с чего вдруг передумали и признались в своих чувствах? — продолжала я злиться на него за то, что он раньше надо мной издевался, хотя утверждает, что любил. Вот не верю я, что любящий человек на такое способен, врёт он, и всё тут, а я как дура поверила! Смотрю, магистр поменялся в лице.

— Рэн, давай так, придёт время, я тебе всё объясню, но пока, если ты действительно меня любишь, просто поверь, иначе не мог. Не отрицаю, что делал тебе осознанно больно и, поверь, сам страдал от этого гораздо больше. Ты не представляешь, какая это мука – делать больно тому, кого всем сердцем любишь! — когда он говорил, в его взгляде сквозила такая боль, что у меня от жалости защемило сердце.

— Давно Вы меня любите? — чуть слышно спросила я его.

— Ты, Рэн, а не Вы, — поправил он меня своим бархатным голосом, от которого мурашки пробежали по телу. — Давно, милая, как только ты поступила в академию. — увидев мой удивлённый взгляд, улыбнулся и продолжил. — Неужели ты думаешь, что я оставил бы без присмотра свою пару?

— Вообще-то, да, я так и думала. — не стала отрицать.

— А вот и зря, ты всегда была под мои присмотром, я знаю о тебе практически всё. Знаешь, я часто любил с тобой гулять вечерами, слушать, как ты сама с собой разговариваешь, и очень любил смотреть на тебя спящую. Так, изо дня в день, проводя с тобой время, я сам не заметил, как полюбил. Просто проснулся однажды и понял – ты всё для меня, а подойти не мог, не имел права, единственное, что мог себе позволить – быть невидимым рядом с тобой. Не представляешь, как это мучительно: быть рядом и не иметь права прикоснуться к тебе, желать обнять и поцеловать, а действовать по-другому. Если днём я мог отвлечься и уйти в работу с головой, то когда наступала ночь, я сходил с ума от тоски и отчаянья.

Я смотрела на любимого мужчину и чувствовала, что он не обманывает меня, и если не может пока открыться, значит, действительно на это у него есть веские причины.

— Я тоже люблю Вас, — потом поправилась, — тебя. И не буду требовать объяснения, раз нельзя пока об этом говорить, значит, и не надо. — он посмотрел на меня с такой нежностью и любовью, что сердечко моё неожиданно дёрнулось в груди и вновь забилось, как птичка.

— Рэн, девочка моя, ты ведь знаешь, что должно сегодня между нами произойти? — напряжённо смотря мне в глаза, спросил он.

— А может, не сегодня? — решила отсрочить я неизбежное, не то, чтобы я была абсолютно против, просто как-то быстро всё происходит, признание в любви и, не успев опомниться, сразу близость.

— Если бы я мог, то отсрочил бы это, подождал, когда ты была бы готова, но из-за подписания вами договора и принятого зелья я не могу больше тянуть.

— Вы, — начала я, вспомнив о его просьбе, тут же поправилась. — Ты имеешь в виду побочный эффект вашего зелья?

— Да, про него, если мы сейчас этого не сделаем, потом я не смогу совладать с собой, и тебе очень тяжело придётся.

— А если я достану зелье, которое уменьшит эффект?

— Рэн, на меня и моих друзей практически никакие зелья не могут действовать. Есть, конечно, исключения, и то, если там будет один ингредиент.

— А как же ваше, ну, то зелье, что вы выпили? — не понимала я разницы.

— Вот как раз в нашем он и имеется, и это зелье может на нас воздействовать, так как сделано особым способом и нами четверыми, зелья, сделанные другими, не подействуют. — убил надежу магистр.

— А Юлька в рог ректору тоже зельем, сделанным вашими руками, запустила? — не сдержала любопытства.

— Да, было дело, как-то мы такую глупость совершили, сделав его, осознав это, тут же спрятали в тайник, да вот забыли про Гастина, ведь он видел, куда мы его дели. Нам даже в голову не могло прийти, что тот рискнёт такую афёру провести! Хотя, сдаётся мне, тут без вмешательства императора не обошлось.

— А, тогда понятно, — смирилась я с неизбежным, тяжело вздыхая.

— Ну, что ты так расстроилась, пойми, всё, что мы делаем, это только ради вас, после обряда мы станем едины сознанием, и не только, вы станете практически неуязвимы, а также мы сможем увеличить вашу силу за счёт нашей, так что на Играх у вас будет преимущество. Мы незримо будем с вами там присутствовать и подсказывать, что делать.

— Ну, раз так, то я не против, делай то, что нужно, — а сама: «Ой, как стыдно и страшно! Ага, стыдно мне, сама лежу с магистром в чём мать родила и стыжусь, смешно даже как-то получается! Когда успел раздеть-то? Ну да, когда я вырубилась, глупый вопрос, конечно. И ведь всё уже видел, и не раз же! И всё равно как-то неловко себя чувствую, и стеснение, будь оно неладно, присутствует, да и неизвестность пугает! Говорят, в первый раз больно, и всё-таки мне страшно!»

— Милая, не бойся, я не сделаю тебе больно, обещаю, да и от стеснения избавлю сегодня. — взяв мою руку в свою, стал целовать мои пальчики, не отрывая горящего и обещающего взгляда. От его прикосновения я не выдержала и издала судорожный вздох, по телу проскочила невидимая искра. «Боже, как волнительно, приятно, изумительно! Да ну его, это стеснение!»

Не успела я опомниться, как он взял меня на руки и понёс в открывшийся портал, как оказалось, в храм. Зашёл в чашу с какой-то жидкостью, от которой отлетали сверкающие искры, а вокруг неё горело множество свечей. Он сделал пас рукой и вокруг закружили лепестки роз, от которых веяло приятным ароматом. Зрелище было невероятное: искры, сверкающие в пламени свечей, нежные лепестки роз, просвечивающиеся от света, вся эта красота парила вокруг нас.

— Красиво! — восхищённо произнесла я.

— Я рад, что тебе понравилось, — ответил Вериан, прижимая меня к своему телу крепко и в тоже время нежно, я чувствовала себя невероятно хрупкой в его сильных руках. А он тем временем стал медленно и нежно гладить меня по спине, словно пытаясь дать привыкнуть к его прикосновениям. А сам не отрывал своего горящего страстью взгляда от моих глаз. — Любимая, если бы ты только знала, сколько я ночей провёл, мечтая об этом. — прошептал он срывающимся от страсти голосом.

А дальше стало происходить такое… что невозможно не покраснеть при воспоминании. Я, конечно, рассчитывала на более целомудренное омовение перед брачным обрядом, ведь я знаю, куда он меня принёс и зачем. Было бы вполне достаточно окунуться, и всё, можно считать, что грехи «телесные» и душевные смыты. Но нет, Вериан решил по-другому, он хоть сейчас сама забота и любовь, но гадостный характер давал о себе знать: будет всё, как он захочет, и плевать ему на мой внутренний дискомфорт!

В итоге на моём теле не было места, где бы не касались его сильные, и в то же время нежные руки, от ласки которых я испытывала греховное наслаждение, а о его поцелуях вообще говорить не хочу, стыдно, жуть как! Нет, ну хоть бы проникся к моей скромности и неопытности, ан-н, нет, развращал сходу и основательно! Хотя, что душой кривить, мне было невероятно приятно, я словно парила в облаках, не в силах сдерживать свои стоны наслаждения, а он будто их пил своими жадными губами. И всё равно, стыдно-то как!.. Ох, а ведь мы ещё к основному действию не приступили!