Укротить ловеласа
Шрифт:
— Ма-а-ам! Можно потише! — крикнула Надя, прорываясь сквозь звон кастрюль.
— О, Надек, ты уже проснулась! — зашаркали по коридору тапочки, и мама заглянула в комнате. — Заболела, что ли? Темно, как в бункере.
И, невзирая на Надины слабые протесты, раздвинула шторы и взяла со стола кружку из-под кофе.
— Маша говорит, тебя уволить хотят, — мама потрогала Надин лоб, словно той снова исполнилось пять. — Ты не переживай, у отца в автосервисе как раз приемщица в декрет ушла…
— Мам, у меня есть работа. Все нормально.
— Ну вот и ладненько. Я там харчо варю, приходи,
Надя дождалась, пока мама скроется в коридоре, и заставила себя сползти с кровати. Бойтесь своих желаний, так ведь люди говорят? Вот и Надя, всю жизнь сетовавшая на нехватку родительского внимания, теперь внезапно огребла его сполна. Аккурат к двадцати пяти годам, когда положено уже вылетать из гнезда. А куда лететь, если зарплаты хватит либо только на съемную квартиру, либо только на еду?
Впрочем, все, что ни делается — к лучшему. Теперь-то Надя это видела отчетливо, словно кто-то вставил ей в глаза линзы. Ей и правда не хватало навыков грамотного продвиженца, и, оказавшись на грани увольнения, Надя это осознала. Платон и его инстаграм — вот ее пропуск к новому уровню жизни. Раскрутив аккаунт и одарив подопечного армией восторженных фанатов, Надя, наконец, обретет свободу. И тогда-то ей будет плевать, оставит ее Воскобойников в конторе или нет: она сможет стать частным концертным директором. Узнав об истории успеха Барабаша, к Наде выстроится очередь из музыкантов, и она будет зарабатывать даже больше, чем Рома. Но в отличие от него просиживать треники дома не станет, а найдет себе отдельное жилье.
Глава 5 (3)
Поднявшись на этаж Платона с блокнотом в сумочке и идеями в голове, Надя зажала кнопку звонка. Не хотела больше выпроваживать незнакомых девиц без особой надобности: на рейс ведь они сегодня не опаздывали. Дверь распахнулась через пару секунд, Платон явно был наготове. И Надя от неожиданности сначала обернулась: не стоит ли у нее за спиной какая-нибудь красотка? Ведь не мог же он так расстараться именно к ее, к Надиному приходу?
Мало того, что на сей раз Платон был полностью одет, так поверх спортивных штанов был еще и повязан фартук, а с плеча свисало клетчатое кухонное полотенце. Кому-то, видимо, пришло в голову поиграть в образцовую хозяюшку.
— Ты кого-то ждешь? — озадаченно нахмурилась Надя, и тут ее осенило. Ну, конечно! На свете была только одна женщина, ради которой Платон бы пошел на подвиг домоводства. — Римма Ильинична приехала?
— Мама? Нет, чур тебя, — Платон поморщился и отмахнулся. — Я сказал ей, что у меня репетиции с утра до ночи всю неделю. Она, правда, хочет теперь послушать, что мы там репетируем, но я что-нибудь придумаю… Да проходи уже, что ты стоишь!
Надя осторожно шагнула через порог. Так аккуратно, словно пол под ее ногами мог разверзнуться в любой момент, и тогда бы выяснилось, что все вокруг — всего лишь иллюзия, а сама Надя до сих пор мирно спит в своей комнате.
— Я приготовил белковую запеканку с куриными грудками и цветной капустой, — Платон нагнулся, чтобы поставить перед Надей тапочки. — Калорий мало, а вкусно так, что пальчики оближешь.
— Давай начистоту, — Надя закрыла за собой дверь и оперлась о косяк, чтобы скинуть туфли. — Ты
все-таки был с той родинкой у дерматолога? Тебе брали биопсию? Все плохо?— Чего? — хлопнул глазами Платон.
— Тебе осталось жить несколько месяцев? — продолжала гадать Надя. — Иначе с чего бы ты вдруг решил меня покормить? Грехи замаливаешь?
— Вот уникальный ты человек! — Платон обиженно цокнул. — Простого «спасибо» было бы достаточно. Я что, не могу сделать обед своей лучшей подруге?
Надя чуть рот не разинула от изумления. Либо Платона подменили на границе с Россией, либо этой ночью над ним ставили опыты инопланетяне. Лучшая подруга? С каких пор? Да, в детстве они дружили, но за последние месяцы… Даже нет, за последние годы он ни разу не спросил, как у нее вообще дела. И тут вдруг такое? Подозрительно. Очень и очень подозрительно.
В чудеса Надя не верила, в благие намерения Платона — тем более. Либо он успел где-то накосячить по-крупному, и теперь готовил почву, чтобы об этом сообщить, либо собирался попросить о чем-то существенном и ужасно неприятном. И, намыливая руки в ванной, Надя гадала, чем для нее обернется запеканка с куриными грудками. Запахи, конечно, в квартире витали дразнящие, но аппетит пропал начисто. Надя могла только осматриваться по сторонам, включив дедукцию на максимум, и перебирать в голове самые ужасающие варианты событий. Заложил виолончель? В карты ее проиграл? Решил бросить музыку? Хочет сделать ремонт и временно поселиться в квартире Павленко? Или, не дай Бог, подселить к ним Римму Ильиничну?
Надя вяло ковыряла вилкой запеканку и вполуха слушала беспредметную болтовню Платона. И вдруг ее словно молнией прошибло. Догадка была простой, но от этого не менее страшной. И, забыв про еду, Надя судорожно втянула в себя воздух, отчего кусочек курицы влетел не в то горло.
Надя распахнула рот, захрипела, как Дарт Вейдер, вцепилась в стол, отчаянно пытаясь вдохнуть. Глаза наполнились слезами, грудь сдавило от нехватки кислорода. Платон сориентировался моментально: бросил вилку, ломанулся к Наде и, сдернув ее со стула, обхватил сзади, чтобы сделать прием Геймлиха.
Такое Надя раньше видела только в кино, и всегда думала, что подавившегося человека достаточно просто похлопать по спине. Ей казалось неправдоподобным, что в фильмах застрявшая еда всегда выскакивает изо рта, как снаряд из рогатки. Но сейчас курица, пусть и частично, совершила первый в своей жизни полет. На удивление дальний. Недожеванный кусочек мяса пересек кухню и впечатался в окно, будто убиенная птица всю жизнь мечтала о свободе.
— Дышать можешь? — Платон развернул Надю лицом к себе: вид у него был перепуганный.
— Где ты… — она жадно глотнула воздуха. — Где ты этому научился?
— Нигде. В кино видел…
Вот и отрицай после этого великую силу искусства!
— Слушай, — Надя рухнула на стул и отодвинула тарелку от греха подальше. — Признайся честно, а? Ты решил сменить агента? Или агентство?
Платон посмотрел на нее очень печально и внимательно. Потом приложил ладонь к ее лбу точь-в-точь, как недавно сделала Надина мама. А потом склонился над ней, заглянул в глаза и медленно, тщательно выговаривая каждое слово, спросил: