Укротить ловеласа

— Олег Натанович, у меня к вам разговор, — Надя присела на край стула и огляделась.

Кабинет шефа был с пола до потолка увешан афишами, и никто не знал, какого цвета на самом деле там стены. Почему-то Олег Натанович не снимал старые плакаты, а новые лепил прямо поверх, бесконечно перемещал их и перевешивал, будто собирал огромный пазл.

— По поводу Барабаша, я так понимаю? — Воскобойников, о деловой хватке которого ходили легенды еще со времен советского союза, поерзал в кожаном кресле и снял изящные прямоугольные очки без оправы.

— Откуда вы… — Надя растерялась на мгновение, но вовремя спохватилась: пора уже было перестать удивляться, что Олег Натанович знает все обо всех. — В общем, я хотела бы попросить у вас другого клиента. У Платона шикарное портфолио, перспективы, он будет не против остаться с нашим агентством, но…

Она резко замолчала, потому что Воскобойников замотал головой, отчего седые вихры над мочками его ушей всколыхнулись.

— Ответьте мне на один вопрос, Наденька. Вы с ним, с позволения сказать, перешли границы?

— Что?

— Личные отношения, роман, интрижка? — он наклонился вперед, будто хотел заглянуть Наде в самый мозг.

— Нет! Что вы, нет, конечно. Просто…

— Тогда послушайте меня, — тонкие губы Воскобойникова сжались, и интеллигентное лицо благонравного старика стало жестким. — Ваша работа, с позволения сказать, никуда не годится. Я уже беседовал с господином Шульцем: на концерт в Вене не распродано и половины билетов. Вы поторопились — и сильно. Барабаш не готов был выступать на подобной площадке. Потому что туда надо заходить или с триумфом — или никак.

— Но… Я думала, это шаг вперед… — Надя ожидала чего угодно, только не разноса.

— Надо было готовить почву. Наращивать популярность, нарабатывать имя. А это, — Воскобойников ткнул пальцем в афишу венского концерта, непонятно откуда взявшуюся на стене. — Позор. Еще и с ошибкой… Я бы уволил вас, если бы он вами так не дорожил. Словом, я даю вам полгода. И если через полгода имя Платон Барабаш по-прежнему будет пустым звуком для европейского слушателя, я выполню вашу просьбу: передам его другому агенту. А вас, Надежда, уволю.

Надя моргнула. Впервые Олег Натанович назвал ее полным именем, вот только особой радости это почему-то не принесло.

Глава 5

— И что ты теперь будешь делать?

Надя съежилась. На нее смотрели четыре пары глаз: Машкины, Ромины, Димины и Юлины. У Юли на груди еще висел Андрюха, но ему в свои два месяца до теткиных рабочих перипетий не было никакого дела.

Весь цвет семейства Павленко собрался на родительской кухне. Стоило Маше написать в общий чат под названием «Семейники» с кучей аляповатых эмодзи, что Надю вот-вот уволят, и вообще у нее, по ходу, депрессия, как Юля подхватила младшего, а Дима отпросился у жены. Маше с Ромой ехать ни откуда не требовалось: они вместе с Надей все еще обретались в четырехкомнатном семейном гнезде.

Такова уж была традиция Павленко: на чьи-то проблемы реагировали всем кланом. Тут же собиралась опергруппа, и хотел ли того виновник торжества, нет ли, — сообща разрабатывали план действий.

Надя была бы не против сейчас побыть одна, но сама допустила роковую ошибку: проболталась Машке. А та и рада была поднять тревогу и объявить чрезвычайное положение. Куда деваться? Пришлось выкладывать братьям и сестрам, к чему привела карьера музыкального агента.

— Не знаю… Может, написать по собственному? — Надя уныло потянулась за сушкой.

— Еще чего! — Машка звонко шлепнула сестру по руке. — Никакого заедания углеводами.

— Сейчас кризис, — Дима задумчиво потер отросшую щетину. Как только решил поддаться моде и отрастить бороду, так и трогал ее, не переставая, а то вдруг бы кто не заметил главный признак маскулинности. — Самой увольняться — самоубийство.

— А как я его тебе за полгода раскручу до уровня Мацуева? — возмутилась Надя. Легко всем советовать, когда они в этой сфере ничегошеньки не понимают!

— А Мацуев — кто у нас? — нахмурился Рома и тут же полез гуглить.

Что и требовалось доказать! Роме-то повезло: он выбрал такую профессию, что остаться без работы ему не светило вовсе. Будучи гейм-дизайнером, он от компьютера отрывался в двух случаях: когда хотел спать или в туалет. Даже еду ему мама, смирившись, приносила в комнату.

Забавно, но за него родители переживали сильнее, чем за остальных отпрысков, ведь Рома лет с семи почти не выпускал из рук джойстик. Даже ставили ему в пример Надю. Вот, мол, посмотри, сама решила музыкой заниматься, на скрипочке играет… И что в итоге? Рома заколачивает больше ста в месяц, и уже давно мог бы накопить на квартиру или ее снять, если бы ему не было настолько лень. А Надя впахивает, как проклятая, и ее же еще грозят уволить. И пойми после этого, где в этом мире справедливость!

— Дирижер, что ли, — пробормотала Юля, поморщившись от боли: третий из ее детей оказался самым прожорливым.

— А можно это как-то свернуть? — Рома брезгливо хмыкнул. — Мы тут, вообще-то чай пьем…

— Это — твой родной племянник, — отрезала Юля. На правах старшей, она из всех споров выходила победителем. — А будешь продолжать в том же духе, кроме него тебе некому будет подать стакан воды в старости.

— А, пианист, значит, — Рома отложил телефон на стол. — Ну да, у него в инсте несколько лямов подписоты. Поди, целая команда пиарщиков.

— Ну, вообще-то я тоже веду инстаграм Платона, — Надя гордо приосанилась.

— О, дай глянуть! — оживился Рома и снова вцепился в телефон, как будто за пару секунд без гаджета у него начинали нестерпимо зудеть пальцы.

Надя, конечно, всеми силами стремилась осваивать просторы соцсетей. Понимала, что в двадцать первом веке без этого никуда. Но к особым успехам ее потуги не привели, хотя она исправно выкладывала фото и видео с концертов. Вообще-то, Олег Натанович даже ставил ее в пример другим агентам: вот мол, все по-современному, и оформление красивое.

— Тысяча подписчиков?! — Рома звонко хлопнул себя по лбу, а Дима, Юля и Маша синхронно покачали головами.

— Эпикфейл, систер, — осуждающе протянула Маша. — Даже у меня больше.

— У моей тоже около того, — поддакнул Дима. — Но она и не продвигается особо, так, селфится и беременное пузо выкладывает.

— Так это же классическая музыка! Ее сейчас почти никто не слушает!

Наде стало обидно: она-то рассчитывала, что братья и сестры ее поддержат и дружно ополчатся на Воскобойникова, или хотя бы скажут, что ты, мол, сделала все, что могла, а твой труд никто не оценил, а они — вон что! Предательски ножом в спину…