Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица

Пока доктора упражняются в куртуазной беседе, я достаю и молча кидаю Солнечному Л. иглу и пробирку, сама прячу точно такие же в карман и выглядываю из дверей лаборатории.

– Доктор Ф.! – восклицаю я радостно и слышу за спиной ехидный шепот Л.:

– Не надо восторга! Не пережимай!

– Вас-то мне и нужно! – продолжаю ликовать я. – У меня тут в списке ваших пациентов кое-что не сходится, а для статьи это очень-очень важно! – и подхватываю Доктора Ф. под руку.

Вслед за мной из лаборатории выпадает Солнечный Л. и с отчаянием вопит (и этот человек будет упрекать меня в ненатуральной игре!):

– Семинар по этике уже начался, а я не взял записи! Пойдемте, доктор, я только возьму тетрадь! – с этими словами он подхватывает под руку Доктора М.

Так мы разводим докторов по разным комнатам, и у каждого, разумеется, одна и та же просьба – сделать им ДНК-типизацию на гены гистосовместимости и не говорить об этом ни одной живой душе.

И у нас образуется уникальная ситуация: лист доноров для одного реципиента, хотя, как вы помните, обычно все наоборот.

Впрочем, мы даже не успели доделать типизацию, когда для Доктора Н. нашелся погибший в автокатастрофе донор. Но список пришедших тогда к нам я храню до сих пор – не для того, чтобы знать, у кого можно в случае чего разжиться почкой, а как свидетельство того, что есть на свете люди, которые просто не умеют оставить ближнего своего в беде и не понимают – как это.

А теперь вернемся, пожалуй, в отделение иммуногенетики, и я немного расскажу вам о Докторе К.

Горсть историй из жизни Доктора К.

Вообще Доктор К. – фигура в нашем богоспасаемом заведении легендарная. Он худ, высок, растрепан, раздолбаист и гиперадекватен. Он терпеть не может большую часть человечества, а к остальной части относится снисходительно. Его обожают больные и медсестры и глухо ненавидит руководство. Но на все это Доктору К. решительно наплевать.

И, поскольку было бы жаль не рассказать миру об этом человеке подробнее, здесь – несколько историй о Докторе К., которые медленно, но верно превращаются в легенды.

Однажды Доктор К. поехал в Японию осваивать цитометры. На тот момент в Чехии не было ни единого цитометра, специалистов, соответственно, тоже не очень-то было, так что руководство больницы решило потратиться и на приобретение супермашины, и на воспитание суперпрофессионала.

Доктор К. приехал в токийскую лабораторию. Его спросили на малопонятном английском:

– Вы к нам на цитометр?

– Да, – сказал он, не вдаваясь в подробности. Его привели к цитометру и оставили один на один с этим монстром.

Полагая, что педагогические приемы со времен самураев не претерпели здесь больших перемен и таким образом его испытывают на прочность, Доктор К. взял инструкцию, сел в уголок и за три часа эту инструкцию одолел – благо английский перевод к ней был. После он отважился включить машину. И погрузился. Погрузился настолько глубоко, что и в первый, и во второй день, и через неделю японские коллеги вытаскивали его из-за монитора далеко за полночь. Установилось даже своеобразное “дежурство по цитометр-сану” – кто последним уходит, тот и сковыривает Доктора К. со стула. Если утром Доктора К. находили у монитора, тому, кто вчера уходил последним, здорово доставалось.

С каждым днем цитометр становился все роднее Доктору К., все понятнее ему, и поскольку человек он энергичный, то со временем – там померил, тут померил – Доктор К. завязал на себя половину проектов и стал всеобщим любимцем. И только одно его иногда удивляло – как искусно его коллеги скрывают, что разбираются в цитометрии лучше него. Ну правда, ведь обучили его работать, ни разу не дав императивных указаний, не отпустив ядовитого замечания по поводу его детских ошибок в первые дни. “Вот это выдержка!” – дивился Доктор К. и всеми силами старался заплатить услугой за услугу, придумывая проекты и расширяя свои возможности как цитометриста до необходимых лаборатории высот.

А однажды дверь распахнулась, и на пороге оказался пышущий здоровьем и благодушием немец.

– Я из компании NN. Пардон за задержку – нас очень мало, специалистов такого класса по цитометрам, и все расписано на недели вперед, – скромно объяснил он. – Я приехал настраивать цитометр, а заодно и чешского коллегу всему научить, как говорится, с нуля. Где тут у вас машина? Сейчас мы ее подключим, и немедленно за работу!

И застыл, глядя в затылок Доктору К., который в тот момент, деликатно матерясь по-чешски, как раз настраивал очередной заковыристый тэмплейт, ни сном ни духом, что его наконец-то пришли чему-то обучать. Машина с открытой передней стенкой (Доктору К. пришлось немного покопаться в лазерах) умиротворенно гудела и мерила, мерила, мерила…

Еще больше изумились японцы, которые честно полагали, что Доктор К. и есть тот давно обещанный фирмой специалист, который наконец-то приехал и наконец-то настроил полгода дожидавшийся работы цитометр. После недолгих объяснений Доктору К. предложили работу и в японской лаборатории – главным цитометристом, и в немецкой фирме – представителем по Чехии. От первого предложения Доктор К. вежливо отказался, а второе, поразмыслив, принял. И долгое время Доктор К. был единственным своим собственным клиентом, потому что единственный в Чехии цитометр, который он как представитель фирмы-поставщика должен был технически обслуживать, стоял в его лаборатории.

Японию Доктор К. успел посмотреть в последний месяц своего там пребывания, когда обучил работать на цитометре всю лабораторию. Он просто однажды купил билет на поезд и отправился путешествовать по стране. Вернулся только к самолету, который должен был унести его в большой мир и в маленькую Прагу. Он никому и никогда не рассказывал подробностей этой поездки, но медсестры говорят, что иногда во сне Доктор К. бормочет что-то по-японски и улыбается. Бодрствующий Доктор К. знание японского отрицает.

Доктор К. очень любит Шекспира. Читать вслух. Громко. Во время работы. Он делает это не со зла, просто, когда он сосредоточивается, какая-то часть его оперативной памяти переключается на трансляцию высокой литературы. То есть Холмс и Эйнштейн на скрипке играли, чтобы лучше думалось, а тут прочувствованные монологи на языке оригинала. И всем известно: если Гамлет – значит, что-то получается, если Лир – значит, есть несколько вариантов решения задачи и Доктор К. не может выбрать, с чего начать, ну а уж если Макбет, стало быть, дело швах и сидеть всей лаборатории в неурочное время, дожидаясь, когда зазвучит Гамлет.

Однажды новенькая и неопытная лаборантка очень вежливо попросила:

– Доктор, не обижайтесь, пожалуйста, но нельзя ли потише? Или вообще не читать, а то сосредоточиться очень сложно… – и посмотрела виновато.

Доктор К. умолк на полуслове. Молча встал, молча выключил компьютер. Молча ушел в свой кабинет. Заперся там и три дня никуда не выходил. Учитывая, что в его кабинете стоял единственный в отделении холодильник, предназначенный для продуктов, принесенных персоналом, а дурной аппетит никогда не был недостатком Доктора К., можно себе представить, какие потери понесло отделение из-за Шекспира. На четвертый день Доктор К. вышел из кабинета с листками, на которых была головокружительная статистика для новой статьи.