Улица Темных Лавок
Шрифт:
Она откинулась назад, чтобы опереться о стену, и затянула туже пояс халата.
— Ну а как жили вы?
— Я? Да никак, собственно…
— Вы уже не работаете в миссии Доминиканской Республики?
— Нет.
— Помните, вы предложили сделать мне доминиканский паспорт? Вы говорили, что в нашей жизни всегда следует принимать меры предосторожности и иметь одновременно несколько паспортов…
Это воспоминание позабавило ее. Она усмехнулась.
— Когда вы слышали о Дениз… в последний раз? — спросил я.
— Когда вы уехали с ней в Межев, она написала мне оттуда.
Она вопросительно посмотрела на меня, но, видимо, не осмелилась задать прямой вопрос. Кто же такая эта Дениз? И какую роль играла она в моей жизни?
— Знаете, — сказал я, — бывают минуты, когда мне кажется, что я живу словно в тумане. У меня какие-то провалы в памяти… Периоды хандры… Проходя по этой улице, я позволил себе… подняться… чтобы… чтобы… вернуть…
Я тщетно искал точное слово, но это уже не имело значения, потому что она улыбалась, и по этой улыбке я понял, что мой поступок ее не удивил.
— Вы хотите сказать — вернуть доброе старое время?
— Да. Именно… Доброе старое время.
С низкого столика в изголовье дивана она взяла позолоченную коробку и открыла ее. В ней были сигареты.
— Нет, спасибо, — сказал я.
— Бросили? Это английские. Я же помню, вы курили только английские сигареты… Всякий раз, когда мы собирались здесь втроем, с Дениз, вы приносили мне полную сумку английских сигарет…
— Да, верно…
— Вы могли доставать их сколько угодно в Доминиканской миссии…
Я протянул руку к позолоченной коробке и взял сигарету, зажав ее между большим и указательным пальцами. Потом, не без опасения, сунул в рот. Закурив, она передала мне зажигалку. Мне пришлось чиркнуть несколько раз, прежде чем показалось пламя. Я затянулся. Но в ту же минуту ощутил болезненное покалывание и закашлялся.
— Отвык, — сказал я.
Я не знал, как мне избавиться от этой сигареты, и продолжал держать ее между большим и указательным пальцами, пока она тлела.
— Так, значит, — сказал я, — вы теперь живете здесь?
— Да. Я снова перебралась сюда, когда отчаялась узнать что-нибудь о Дениз… К тому же перед отъездом она сказала, что я могу вернуться в эту квартиру…
— Перед отъездом?
— Ну да… С вами, в Межев…
Она пожала плечами, как будто для меня это должно было быть очевидным.
— Мне кажется, я недолго жил в этой квартире.
— Несколько месяцев, вместе с Дениз…
— А вы жили тут до нас?
Она озадаченно посмотрела на меня.
— Ну конечно, а как же… Это ведь моя квартира… Я предложила Дениз пожить здесь, потому что собиралась уехать из Парижа…
— Извините… Я… думал о другом.
— Дениз тут было очень удобно… Достаточно места, чтобы устроить швейную мастерскую.
Может, Дениз — портниха?
— Не могу понять, почему мы уехали из этой квартиры… — сказал я.
— Я тоже…
Снова этот вопросительный взгляд. Но что я мог ей объяснить? Я знал еще меньше, чем она. Обо всем этом я просто ничего не знал. Истлевший окурок жег мне пальцы, и наконец я все-таки положил его в пепельницу.
— Мы виделись с вами до того, как перебрались сюда? — отважился я.
— Виделись.
Два-три раза. У вас в отеле…— В каком?
— На улице Камбон. Отель «Кастилия». Помните вашу с Дениз зеленую комнату?
— Да.
— Вы уехали из «Кастилии», потому что уже не чувствовали себя там в безопасности… Так ведь, да?
— Да.
— И правда, странное было время…
— Какое время?
Она не ответила и закурила новую сигарету.
— Если позволите, я покажу вам несколько фотографий…
Я достал из внутреннего кармана пиджака конверт, с которым уже не расставался. Я показал ей фотографию, где мы были сняты в «летней столовой» — Фредди Говард де Люц, Гэй Орлова, незнакомая девушка и я.
— Узнаете меня?
Она повернулась, чтобы рассмотреть фотографию на свету.
— Вы тут с Дениз, а двух других я не знаю…
Значит, это была Дениз.
— Вы не знаете Фредди Говард де Люца?
— Нет.
— А Гэй Орлову?
— Нет.
Как все-таки разобщенно живут люди, если даже их друзья незнакомы друг с другом. Жаль.
— У меня еще два ее снимка.
Я протянул ей маленькую карточку с удостоверения и ту, где Дениз стоит, облокотившись о перила.
— Эту я видела… По-моему, она даже послала мне ее из Межева… Не помню, куда я ее дела…
Я взял у нее снимок и внимательно вгляделся в него. Межев. За спиной Дениз окно с деревянными ставнями. Да, ставни, перила, веранда, — вполне возможно, что это и в самом деле горное шале.
— Все-таки наш отъезд в Межев был странной затеей, — неожиданно заявил я. — Дениз не говорила вам, что она об этом думает?
Она разглядывала карточку с удостоверения. С бьющимся сердцем я ждал, когда она наконец ответит.
Она подняла голову.
— Да… Дениз говорила… Она говорила, что Межев — надежное место… И что там у вас всегда будет возможность в случае чего перейти границу…
— Да, конечно…
Я не осмелился продолжать. Ну почему я начинаю так робеть и бояться, когда наконец подхожу к тому, что меня действительно глубоко волнует? Но она тоже, я понял это по ее взгляду, ждала от меня объяснений. Мы оба молчали. Наконец она решилась:
— Но что все-таки произошло в Межеве?
Она спросила это так настойчиво, что я впервые ощутил, как меня охватывает отчаяние, и даже не отчаяние, а чувство полной безнадежности, настигающее в тот момент, когда внезапно понимаешь, что никакие усилия, никакие душевные качества и благие порывы не помогут побороть непреодолимое препятствие.
— Я расскажу вам… в другой раз…
Наверное, в моем взгляде или голосе промелькнуло какое-то смятение, потому что она сжала мою руку, словно утешая, и сказала:
— Простите, что я задаю вам нескромные вопросы… Но… Дениз… была моей подругой…
— Понимаю…
Она поднялась.
— Подождите минутку.
Она вышла. Я посмотрел на светлые блики у своих ног — солнечные лучи падали прямо на белый шерстяной коврик. Потом перевел взгляд на паркет, на прямоугольный стол и на старый манекен, принадлежавший некой Дениз. Неужели все-таки бывает, что так и не узнаешь места, где жил когда-то?