Улики против улик

– И ручку всегда оборачивал марлей?

– Да. Привозил с собой стакан, ложки, вилки – всё.

– Почему он, по-вашему, так поступал?

– Думаю, болел, ипохондрия, так, что ли, называется… Хотя поговаривали и что он боится смерти. То есть не только микробов, но и убийц. Но это, конечно, чушь собачья. Говорили также, что у него много врагов. Говорили, Игорь Матвеич был въедливый, дотошный ревизор. Требовательный и знавший все их хитрости. Вот те, у кого он обнаружил недостачу, и… Понимаете… Суд… Тюрьма… На казённые харчи кому охота, попросту выражаясь.

– То есть ходили слухи, что он боялся, как бы его не убили в отместку за разоблачение махинаций?

– Да… так говорили… я же думаю, что он был просто мнительным.

– Почему вы решили, что он мёртв?

– Обычно он спал чутко. Просыпался при малейшем шуме.

– Откуда вы это знаете?

– Я вам уже говорила, что он частенько наведывался к нам, всегда один, не как другие, и не раз просил меня его будить по утрам. Обычно он сразу же просыпался.

– Итак, вам показалось, что он мёртв. Что же вы сделали?

– Положила руку ему на лоб. Лоб был холодный.

– В комнате вам что-нибудь бросилось в глаза?

– Нет, ничего… То есть… не знаю… Игорь Матвеич был очень аккуратным, как «сама цифра» – это я где-то читала.

– Оставьте литературу. Он знал кого-нибудь из отдыхающих?

– Всех. Здесь чужих не бывает, все из одной конторы. Ларичев был на фирме одним из самых старых и уважаемых работников. Ещё со времён Главка. Его все знали, хотя и пошучивали насчёт… микробов.

– Рассказывайте по порядку. Увидев, что он мёртв, что вы сделали?

– Перво-наперво я сообщила об этом господину Рубцову.

– Почему именно ему?

– Они были друзьями. Давними друзьями.

– Кем работает Рубцов?

– Павел Сергеич? Бухгалтером. Уже двадцать лет. С перерывом в год.

– Почему с перерывом?

– Как вам сказать… Эта история… в общем, бумаги оказались не в порядке… год пришлось ему отсидеть. Потом вроде бы установили, что произошла ошибка или что-то в этом духе. Кто-то подстроил так, чтобы виновным выглядел Рубцов. Через год его взяли опять в министерство, но уже простым бухгалтером… Вы же знаете… пятна даже бензином не всегда оттираются… Может, ты и не виноват, но раз уже тебе такое к делу подкололи… не вылижешь, как говорил один мой знакомец…

– Итак, первым вы известили Рубцова. Вы отправились к нему в комнату и разбудили его?

– Нет, я его не будила. Я постучалась, ответа не было, мне показалось это странным, и я вошла. Он был одет, уже на ногах, посреди комнаты.

– Собирался уйти?

– Вроде того. И казался рассеянным. Я же вам сказала – даже стука моего не услышал. Смотрел на меня и, похоже было, не видел.

– Как он воспринял весть о смерти друга?

– Разволновался, стал озабоченным.

– Разволновался, услышав известие?

– Нет. Я таким его уже застала.

– Почему вам так показалось?

– Всё, что я говорила, он повторял, как эхо. Это его состояние меня крайне озадачило. В общем-то он симпатичный человек, хотя тоже немного чудной.

– Вы не спросили его, не болен ли он?

– Нет, не спрашивала. Он сам сказал, что всю ночь не мог уснуть из-за головной боли, точнее, мигрени.

– Что вы ещё заметили необычного в поведении Рубцова?

– Что заметила? Да ничего… Только что он повторяет, как попугай, мои слова… Но…

– Вы что-то хотите добавить?

– Его поведение показалось мне странным. В комнате пахло дымом, в этой комнате есть камин, там дымилось.

– Огонь, что ли, горел?

– Нет. Дни стояли тёплые, так что разводить огонь не было нужды.

– Но вы же говорите, дымилось?

– Да… Мне не хотелось бы… Понимаете… Пахло горелой бумагой…

– Что вы сделали после того, как сообщили Рубцову о смерти ревизора?

– Позвонила в милицию. Потому что считала своим долгом…

– Вы сказали, что кто-то спрашивал Ларичева по телефону?

– Да, но между делом я об этом забыла. Когда же пошла звонить в милицию, то увидела снятую трубку и вспомнила. Но там трубку уже повесили.

– Потом снова кто-то звонил?

– Да, звонили опять как бы из Подмосковья. Когда я сказала, что Ларичев умер, трубку тут же повесили, так и не назвавшись.

– Вы повторили, что из Подмосковья. Откуда вы это знаете?

– Слышимость плохая, такая с Москвой не бывает.

– Вы спросили, кто это, но вам не ответили?

– В общем-то я даже не успела толком спросить, едва я сказала, что Ларичев умер, раздался щелчок. Коротко и ясно.

– Вам показалось, что разговор резко оборвали?

– Точно не могу сказать… То есть… вот именно… резко оборвали… Припоминаю… потому что я стала кричать «алло»…

– Но связь не возобновилась?

– Нет.

– Вы можете сказать, кто ещё живет сейчас в корпусе? В частности, кто находился здесь с пятницы?

– В пятницу здесь были господин Рубцов, он приехал ещё в понедельник. К обеду прибыли Ларичев и Вера Прохина, она работает в финотделе. К вечеру подъехал господин Жаркович, замдиректора фирмы, с женой.

– Когда прибыла Прохина?

– В одиннадцать тридцать. Одним поездом с Ларичевым. Но она оставила чемодан в комнате и тут же скрылась.

– Куда?

– Бог её знает. Мало ли здесь рядом дач. Она вечно колобродит и всё никак не прибудет к месту назначения. Как кошки, когда их ночью жара одолеет…

– В сторону неуместные шутки… Эта дама сейчас разве не здесь?

– Нет, ещё не возвращалась. Объявила, что отправляется на экскурсию и вернётся сегодня к обеду.

– Кто ещё живет в пансионате?

– Во дворе, в пристройке, живет уборщица, пожилая женщина, Ефросинья Петровна.

– Ларичев проверял когда-нибудь ваше хозяйство?

– Да, дважды. Один раз даже обнаружил недостачу, в тысячу рублей. Простыней не хватало. У меня удержали из зарплаты. Хотя пусть меня разразит гром, если я…

– Когда вы в последний раз видели Ларичева?

– Вчера вечером, за ужином.

– А Рубцова?

– Тоже вчера вечером. Он спустился вниз вместе с Игорем Матвеичем, вместе и ужинали.