Улисс (часть 1, 2)

– Можете на меня положиться, - Джо обещает.

– Обманывают крестьян, - гнет свое Гражданин, - наживаются на ирландских бедняках. Больше мы не желаем чужаков в нашем доме.

– О, я уверен, все будет в порядке, Хайнс, - говорит Блум.
– Просто уж этот Ключчи, понимаете.

– Считайте, что дело сделано, - Джо ему.

– Большая любезность с вашей стороны, - благодарит Блум.

– Чужаки, - Гражданин свое.
– А виноваты мы сами. Сами пустили их. Сами сюда зазвали. Эта прелюбодейка со своим полюбовником зазвали сюда англосаксов, чтобы грабили нас.

– Условное постановление, - говорит Дж.Дж.

Теперь Блум притворяется, будто со страшным интересом разглядывает неведомо что, может, паутину в углу, Гражданин на него уставился с грозным видом, а пес у него в ногах поднял морду, глядит, пора ли уже бросаться и на кого.

– Опозоренная жена, - заявляет Гражданин, - вот где причина всех наших бедствий.

– А вот как раз и она, - говорит Олф, они с Терри все хихикали у стойки над "Полис газетт", - во всей боевой раскраске.

– Дай-ка и нам глянуть, - говорю.

А у них там, оказывается, одна из тех похабных американских картинок, которые Терри берет у Корни Келлехера. Секрет, как увеличить ваши интимные органы. Шалости светской красавицы. Норман В.Таппер, богатый подрядчик из Чикаго, находит свою прелестную, но неверную жену в объятиях капитана Тэйлора. Красавица в панталончиках предается шалостям, кавалер ее трогает за места, а Норман В.Таппер врывается со своим пугачом как раз, когда она только что поиграла с капитаном Тэйлором в палочку и колечко.

– Ах, Дженни, милочка, - говорит Джо, - не простудись без юбочки!

– Есть за что подержаться, Джо, - я ему.
– Ты бы не прочь кус филея от этой телочки, а?

То да се, а тем временем заходит Джон Уайз Нолан и за ним Ленехан, у которого физиономия вытянулась до шестой пуговицы.

– Ну-с, - говорит Гражданин, - изложите вести с театра событий. Чего там эти сапожники из муниципалитета решили на своем сборище насчет ирландского языка?

О'Нолан, в сияющую броню одетый, земным поклоном воздал должные почести великому и грозному и могучему владыке Эрина и поведал ему обо всем свершившемся, как достойные старейшины смиреннейшего из градов, второго во всем том царстве, встретили их под сводами Фолсела и там, вознеся подобающие молитвы богам-небожителям, торжественный держали совет, дабы решить, надлежит ли им, буде окажется то возможным, возвеличить вновь среди смертных крылатую речь морями разъединенных кельтов.

– Дело двигается, - говорит Гражданин.
– К матери этих сукиных саксов, и с их кваканьем.

Ну, тут Дж.Дж. давай строить просвещенного барина и заправляет де мол возможны разные точки зрения, и люди отворачиваются от фактов и вспомните прием Нельсона, глядеть в трубу слепым глазом, и можно ли обвинять огульно целую нацию, а Блум ему вовсю подпевает про умеренность да похеренность да ихние колонии да ихнюю цивилизацию.

– Сифилизация, уж лучше сказать!
– гремит Гражданин.
– К матери их! Да разрази их всех в три слоя с покрышкой, этих тупых ублюдков! Ни в музыке, ни в литературе, ни в живописи, нигде у них ни хрена, одни жалкие потуги. Все, что у них из цивилизации, - это у нас украдено. Стадо гугнивых выродков!

– Семья европейских народов, - О'Моллой вякает...

– Они никакие не европейцы, - режет Гражданин.
– Я был в Европе с Кевином Игеном Парижским. Нигде в Европе никакого следа ни их, ни ихнего языка, если только в cabinet d'aisance [уборная (франц.)].

А Джон Уайз говорит:

– Сколь многие цветы ничей не узрит взор.

А Ленехан, который слегка может по этой фене:

– Conspuez les Anglais! Perfide Albion! [Презирайте англичан! Коварный Альбион! (франц.)]

Сказал он и поднял своей большой, заскорузлой и мощной дланью кубок крепкого, темного, пенистого эля и, испустив боевой клич своего клана _Лам Дерг Абу_ [Победа Красной Руке (ирл.)], осушил его за победу над врагом, над племенем могучих и отважных героев, что правят морями и восседают на алебастровых тронах, безмолвные, словно бессмертные боги.

– Чего это с тобой приключилось?
– я спрашиваю у Ленехана.
– У тебя вид, как будто ты ждал триста, а получил свиста.

– Золотой кубок, - отвечает.

– Кто же выиграл, мистер Ленехан?
– Терри спрашивает.

– Реклама, - тот отвечает.
– Выдача двадцать к одному. Чистейший аутсайдер. А все остальные с носом.

– А Бассова кобылка?
– опять Терри.

– Скоро доскачет, - говорит Ленехан.
– Мы все накололись. Бойлан по моему совету поставил на Корону два фунта, за себя и за одну знакомую.

– Я и сам полкроны поставил, - говорит Терри, - на Муската, мне мистер Флинн подсказал. Лорда Хауарда де Уолдена.

– Двадцать к одному, - повторяет Ленехан.
– Вот такая дерьмовая жизнь. Реклама, - повторяет.
– Запудрила всем мозги и хапнула все печенье. Корона, тебе имя - вероломство.

Тут он подбирает жестянку от печенья, что Боб Дорен оставил, и смотрит, нет ли там чем поживиться на шаромыжку, а паршивая дворняга за ним, глядит, повезет ему или нет, разинув свою поганую пасть. Стала бабушка искать, хочет кость собачке дать.

– Шиш с маслом, детка, - тот ему.

– Держи хвост морковкой, - Джо утешает.
– Корона бы выиграла, если б не эта сучка.

А Дж.Дж. с Гражданином все препираются насчет истории да законов, и Блум, уж конечно, тоже суется.

– Некоторые люди, - говорит Блум, - в чужом глазу увидят соринку, а в собственном бревна не заметят.

– Raimeis [болтовня (ирл.)], - отвечает Гражданин.
– Не зря говорят, слепому очков не подберешь. Куда делись наши двадцать миллионов ирландцев, которых мы должны бы иметь сейчас вместо четырех, наши потерянные колена? А наши гончары, наши ткани, лучшие во всем мире? А наши сукна, их еще в Риме продавали во времена Ювенала, и наш лен, и камчатное полотно, что ткут в Антриме, и кружева из Лимерика, и наши дубленые кожи, и флинтглас из-под Баллибоха, и гугенотский поплин, который у нас еще со времен Жаккара из Лиона, и наши тканые шелка, и фоксфордский твид, и кремовый гипюр из кармелитского монастыря в Нью-Россе, ничего подобного во всем мире нет! Где греческие купцы, что проходили через Геркулесовы Столбы, ныне Гибралтар, захваченный врагом рода человеческого, и плыли в Вексфорд, на торжище Кармен, торговать золотом и тирским пурпуром? Почитайте-ка Тацита и Птолемея или хотя бы Гиральда Камбрийского. Вино, пушнина, мрамор из Коннемары, серебро из Типперери, совершенно непревзойденное, а лошади наши славятся и по сей день, ирландская упряжная порода, а за право ловить рыбу в наших водах король испанский Филипп готов был платить нам пошлину. Кто вычислит, сколько нам должен паршивый Джон Буль за нашу загубленную торговлю, за наши разоренные хижины? А русла Барроу и Шаннона, они не желают их углублять, они нам оставляют миллионы акров болот, чтобы мы подыхали от чахотки.

– Скоро у нас тут будет безлесье, как в Португалии, - вставляет Джон Уайз, - или на каком-нибудь Гельголанде, где торчит одно деревце. Если только не примутся за лесопосадки. Ель, лиственница, все деревья, что из семейства хвойных, на глазах исчезают. Я вот читал доклад лорда Кэслтауна...

– Их надо срочно спасать, - говорит Гражданин, - и ясень гигантский в Голуэе, и вяз святой Бригитты в Килдере, сорок футов в обхвате и крона на добрый акр. Спасать деревья Ирландии для будущих поколений ирландцев, на дивных холмах Эйре, О!

– Европа смотрит на вас, - говорит Ленехан.

Сливки высшего общества всей Европы собрались в этот вечер, чтобы присутствовать на бракосочетании шевалье Жана Уайза де Нолана, великого верховного главного смотрителя Ирландских Национальных Лесных Угодий, и мисс Елли Хвойн из Сосновой Долины. Леди Эктам Лесгуст, миссис Дебри Лесов, миссис Флора Полей, мадмуазель Манон Лесок, миссис Хилда Гнил-Кует, миссис Эдна Сень-Крон, неразлучные подруги Норма Дров и Порция Лоз, миссис Кора Березоу, известная писательница Джейн Осин, миссис Джулия Дубб, мисс Энн Бук, миссис Элен Клен, миссис Сильвия Платтан, миссис Тебена О'Рехи, мисс Найди Шишки, мисс Сэра Соснер, мисс Полли Пихти, мисс Китти Кедрик, миссис Мона Листик, сестры мисс Лилия и мисс Виола Стеблинз, миссис Лиана Ползинс, мисс Лаура Мирт, мисс Орхидея Гор, миссис Мойра Мак-Мак, миссис Гортензия Флокс, мадемуазель О'Мимоза-сан и миссис Глория Бревноу из Дуботолла украшали своим присутствием брачное торжество. Невеста, дочь достопочтенного эсквайра Мак-Хвойна из Больших Желудей, являла собой верх изящества в очаровательном туалете зеленого мерсеризованного шелка на чехле сумеречно-серых тонов, с широким изумрудно-зеленым поясом и тремя рядами оборок более темного оттенка, а также, в довершение ансамбля, бретельками и каштановыми вытачками на бедрах. Подружки невесты, мисс Пиния и мисс Туя, также из семейства Хвойнов, были в необычайно идущих им к лицу туалетах тех же тонов, с изящной розовой отделкой, мотивы которой прихотливо повторялись в нефритово-зеленых токах, украшенных эгретками из бледно-коралловых перьев цапли. Сеньор Энрике Флор, восседавший за органом, явил свое прославленное искусство и, в дополнение к музыке, предписанной венчальным каноном, завершил службу исполнением песни "Лесоруб, лесоруб, не руби ты этот дуб" в замечательной новой аранжировке. Когда молодые, получив папское благословение, покидали церковь святого Фиакра на бору, их шутливо осыпали целым градом орехов, желудей, лавровых листьев, барашков вербы, ивовых прутьев, ягод остролиста, веточек омелы и можжевеловых побегов. Мистер и Миссис Уайз Хвойн Нолан уединенно проведут свой медовый месяц в Черном Лесу.