Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
– Нет! – ответила Мари, глядя на часы. – Вы меня знаете, но я вас не знаю! Кто вы такой?
– Друг вашего мужа.
– Боже мой! Он здесь?!
– Главный вопрос: почему вы здесь?
– Я уже останавливалась в этом отеле и подумала, что он может вспомнить об этом.
– Вспомнить-то вспомнил... Да только ситуация сейчас неподходящая. Mon Dieu, я все понял... А теперь уходите.
– Не уйду! Я должна найти его. Где он?!
– Вы или сейчас уйдете, или, вполне возможно, вскоре найдете его труп. В парижской «Трибюн» для вас есть сообщение...
– Газета у меня в сумочке. Финансовый раздел. «Мимам»...
– Позвоните через несколько часов.
– Вы не можете так поступить со мной.
– Это вы не можете так поступать
Полуослепшая от слез, гнева и страха Мари направилась в левую сторону холла, испытывая желание оглянуться, но понимая, что не может себе этого позволить. В дверях она столкнулась с одетым, в униформу носильщиком с чемоданами в обеих руках.
– Pardon, madame! [107]
107
Извините, мадам! (фр.)
– Moi aussi [108] . – Она покачнулась, обошла чемоданы и вышла на улицу. Что ей делать – что она должна сделать?! Дэвид был где-то в отеле... Но странный мужчина узнал ее и приказал ей уйти прочь! Что происходит? Боже мой, кто-то хочет убить Дэвида! Старый француз так и сказал, но кто это... кто они?! Где они?!
Помоги мне! Ради Бога, Джейсон, скажи мне, что делать. Джейсон?! Да, Джейсон... помоги мне! Она застыла на месте, наблюдая, как из потока транспорта выныривают такси и лимузины и подкатывают к отелю. Под огромным навесом «Мёриса» вновь прибывших и старых знакомых приветствует швейцар в расшитой галуном униформе, который рассылает во все стороны носильщиков. К навесу торжественно приближался огромный черный лимузин, на задней дверце которого виднелась эмблема, указывающая на церковного сановника. Это был круг не более шести дюймов в диаметре цвета кардинальского пурпура, внутри которого находилось удлиненное золотое распятие. Мари задумалась, затаив дыхание: ее страхи приобрели внезапно другое направление. Дело в том, что она уже видела эту эмблему, и эти воспоминания леденили ее душу.
108
Меня тоже (фр.).
Лимузин остановился, и сразу же подобострастно улыбающийся швейцар открыл обе дверцы. На тротуар вышли пятеро священников. Те четверо, что появились из задней части машины, мгновенно прошмыгнули сквозь толпу пешеходов: двое встали перед автомобилем, двое – сзади; один из них прошел настолько близко от Мари, что задел ее черной сутаной. В его лице было что-то... да, рыскающие внимательные глаза, совсем не подходящие религиозному послушнику... И вдруг в ее мозгу возникла ассоциация с эмблемой, с этим религиозным знаком!
Много лет назад Панов проводил с Дэвидом – нет, с Джейсоном – курс интенсивной терапии и велел ему рисовать на бумаге все, что взбредет в голову. И тогда Дэвид снова и снова рисовал этот страшный круг с тонким распятием внутри него... всякий раз в конце сеанса разрывая его или пробивая насквозь острым карандашом. Шакал!!
Внезапно Мари заметила фигуру человека, который в этот момент пересекал улицу Риволи: прихрамывающий мужчина в темном свитере и брюках лавировал в потоке транспорта, прикрывая рукой лицо от мороси, которая вскоре могла превратиться в полноценный дождь. Хромота была деланной! Нога выпрямлялась – хоть и на мгновение, – а поворот плеч, который компенсировал это, был знаком ей, слишком хорошо знаком. Это был Дэвид! Священник, стоявший в восьми футах от нее, также заметил его и поднес к губам портативную рацию. Мари рванулась вперед и, на мгновение превратившись в тигрицу, вцепилась в рясу убийцы.
– Дэвид! – крикнула она, раздирая в кровь физиономию подручного Шакала.
Улицу Риволи наполнили звуки выстрелов. Толпа в панике заметалась:
одни бросились в отель, другие устремились прочь от навеса, – все кричали, визжали, ища спасения от смертельного безумия, которое внезапно охватило эту респектабельную улицу. В жестокой схватке с человеком, собиравшимся убить ее мужа, выросшая на канадском ранчо крепкая женщина вырвала у него из-за пояса пистолет и выстрелила ему в голову: во все стороны полетели брызги и кровь.– Джейсон! – вновь крикнула она, когда убийца повалился на мостовую. Внезапно Мари поняла, что стоит у всех на виду – рядом только труп – и представляет собой отличную мишень! Смерть казалась неминуемой, но вдруг мелькнул слабый проблеск надежды. Из парадного входа выскочил пожилой француз и открыл огонь из пистолета по черному лимузину. На мгновение остановившись, он наметил другую цель и выстрелом раздробил ногу «священнику», который направил на него оружие.
– Дружище! – проревел Бернардин.
– Я здесь! – прокричал в ответ Борн. – Где она?
– A votre droite! Aupres de... [109] – Из-за стеклянных двустворчатых входных дверей в «Мёрис» грохнул выстрел. Падая, ветеран Второго бюро успел крикнуть: – Le Capucines, mon ami! Le Capucines! [110] – Бернардин соскользнул на тротуар – второй выстрел оборвал его жизнь.
Мари была будто парализована: она не могла даже пошевелиться! Все происходящее казалось ей снежной бурей, ураганным ветром ударявшей ее льдинками по лицу, так что она не могла ни думать, ни размышлять. Потеряв над собой контроль, она зарыдала, стала на колени и тут же упала плашмя; вопли отчаяния, которые она издавала, слышал мужчина, который внезапно очутился прямо над ней.
109
Справа от вас! Рядом с... (фр.)
110
Бульвар Капуцинов, друг мой! Бульвар Капуцинов! (фр.)
– Дети... о Боже, мои дети!
– Наши дети, – поправил Джейсон Борн, в голосе которого и следа не осталось от Дэвида Уэбба. – Сматываемся отсюда! Тебе ясно?
– Да... да! – Мари неловко, как будто ей было больно, подтянула ноги под себя, а потом с трудом встала, поддерживаемая мужем. Она никак не могла сообразить: он это или нет. – Дэвид?!
– Конечно Дэвид, кто же еще? Пойдем!
– Ты меня пугаешь...
– Я сам себя боюсь. Идем! Бернардин указал нам выход. Возьми меня за руку, бежим!
Они помчались по улице Риволи и, свернув на восток, оказались на бульваре Сен-Мишель и бежали до тех пор, пока вид парижских пешеходов, поглощенных nonchalance dejour [111] , не дал ясно им понять, что они спаслись от ужасов, разыгравшихся возле «Мёриса». В каком-то проулке они остановились и обнялись.
– Почему ты так поступил? – спросила Мари, обхватив ладонями его лицо. – Почему ты убежал от нас?
– Потому что мне лучше быть без вас, и ты это знаешь.
111
Ежедневная суета (фр.).
– Раньше так не было, Дэвид... Или мне следует называть тебя Джейсон?
– Имена не имеют значения... Нам надо двигаться!
– Куда?
– Точно не знаю... Но мы можем двигаться – и это самое важное. Есть один выход. Его дал нам Бернардин.
– Тот старый француз?
– Давай не будем говорить о нем, о'кей? По крайней мере, какое-то время. Я и так уже истерзан.
– Хорошо, не будем о нем. Он что-то сказал о бульваре Капуцинов... Что он имел в виду?
– На бульваре Капуцинов меня ждет машина. Это он и хотел мне сообщить. Пошли!