Ультиматум Борна (др. перевод)

* * *

Выехав из Парижа, они, двигаясь в потоке транспорта по Барбизонскому шоссе в сторону Вильнев-Сент-Жорж, устремились на юг в неприметном «пежо». Мари сидела рядом с мужем, положив руку на его предплечье. Она с болью осознавала, однако, что тепло, которое она готова была отдать ему, не возвращалось к ней в том же размере. Только часть сидевшего за рулем напряженного человека была знакомым ей Дэвидом: остальным прочно завладел Джейсон Борн. Он был сейчас хозяином положения.

– Ради всего святого, поговори со мной! – почти простонала она.

– Я думаю... Зачем ты приехала в Париж?

– Боже правый! – взорвалась Мари. – Для того, чтобы найти тебя и помочь тебе!

– Я уверен, ты полагала, что так будет лучше... Но это не так, пойми...

– Я слышу тот голос, – в ужасе сказала Мари. – Этот проклятый бесплотный голос! Кто ты, черт подери, такой, чтобы выносить такое суждение? Бог?! Если грубо сказать – нет, не грубо, а жестоко – есть вещи, которые ты с трудом вспоминаешь, дорогой.

– Только не о Париже, – возразил Джейсон. – О Париже я помню все. Абсолютно все.

– Твой друг Бернардин так не считал, он мне сказал, что ты никогда не выбрал бы «Мёрис», если бы помнил.

– Что? – Борн быстро взглянул на жену.

– Подумай. Почему ты выбрал именно «Мёрис»?

– Не знаю... Не уверен. Это – отель, название которого просто пришло мне в голову.

– Вспомни. Что произошло много лет назад в «Мёрисе», точнее рядом с «Мёрисом»?

– Я... Вроде тогда что-то случилось... Ты?!

– Да, любовь моя, я. Я остановилась там под вымышленным именем, а ты пришел на встречу со мной. Мы с тобой пошли к газетному киоску на углу, где в какой-то ужасный момент мы вдруг поняли, что моя жизнь теперь не может быть той же самой... С тобой или без тебя.

– О Боже, я забыл! Те газеты! Твоя фотография была на всех первых полосах. Высокопоставленный канадский государственный служащий...

– Скрывающийся канадский экономист, – перебила его Мари, – за которым охотились власти многих государств по всей Европе в связи с несколькими убийствами в Цюрихе, а также кражей нескольких миллионов из швейцарских банков! От таких газетных заголовков человеку уже никогда не отмыться... От них можно откреститься, можно доказать их беспочвенность, но сомнение все равно останется. Нет дыма без огня – так гласит поговорка. Мои коллеги в Оттаве... ближайшие друзья, с которыми я проработала многие годы... боялись даже заговорить со мной!

– Подожди-ка! – крикнул Борн, вновь сверкнув глазами в сторону жены Дэвида. – Эти заголовки были ложью: это была уловка «Тредстоун», рассчитанная на то, чтобы выманить меня и заставить вернуться. Ты тогда поняла это, а я – нет!

– Конечно, поняла я. Ты был тогда так задерган, что тебе было ни до чего. Я поняла это при помощи своего весьма острого аналитического ума. Я готова вызвать тебя на соревнование по аналитическому мышлению, милый Гуманитарий, в любой день недели.

– Что-о?!

– Смотри за дорогой! Ты пропустил поворот, точно так же как всего несколько дней – а может, прошли уже годы? – пропустил поворот к нашему дому.

– Черт подери, о чем ты?

– О том маленьком мотеле на окраине Барбизона. Ты попросил их растопить камин в столовой: мы были с тобой тогда единственными посетителями. Тогда в третий раз сквозь маску Джейсона Борна я рассмотрела кого-то, в кого влюбилась без памяти.

– Не делай со мной этого.

– Я обязана, Дэвид. Хотя бы ради себя самой. Я должна чувствовать, что ты рядом со мной.

Молчание. Круговой выезд на grand-route [112] , на котором водитель до отказа выжал акселератор.

– Я здесь, – прошептал муж, обнимая жену. – Не знаю, надолго ли, но я рядом.

– Надо спешить, дорогой.

– Знаю. Просто мне хочется подольше подержать тебя в своих объятиях.

– А я хочу позвонить детям.

– Теперь я точно знаю, что я здесь.

Глава 28

– Или ты добровольно расскажешь мне все, что мы захотим услышать, или при помощи наркотиков тебя зашлют на такую орбиту, о какой ваши шарлатаны, работая с доктором Пановым, не могли даже помыслить, – тихим монотонным голосом сказал Питер Холланд, директор ЦРУ, интонация которого походила на твердую и гладкую поверхность отполированного гранита. – Кроме того, хочу прояснить те пределы, до которых я готов дойти, ублюдок. Я предпочитаю старые добрые приемы, и мне чихать на всякие там гражданские права и прочую чепуху. Попытаешься поиграть со мной в загадки, и я тебя еще живого засуну в торпедный аппарат и выстрелю в море за сотню миль от мыса Гаттерас. Я ясно выражаюсь?

112

Главное шоссе (фр.).

Саро subordinate, левая рука и правая нога которого были в гипсе, лежал на кровати в палате лазарета в Лэнгли. Директор ЦРУ приказал медицинскому персоналу – для их собственного блага – удалиться на такое расстояние, чтобы они ничего не могли услышать. И без того толстая физиономия мафиози казалась еще больше из-за синяков под глазами и распухших губ. Он взглянул на Холланда, а потом на сжимавшего неизменную трость Александра Конклина.

– Вы не имеете права, мистер Большая Шишка, – прохрипел саро. – Потому что у меня есть права, понимаете, о чем я?

– Они были и у доктора, но вы их попрали. Да какое там! Попрали – это слишком мягко.

– Без адвоката ничего говорить не буду.

– К дьяволу! А у Панова был адвокат?! – взревел Алекс, стукнув тростью о пол.

– Так система не работает, – запротестовал пациент, пытаясь мимикой изобразить негодование. – Кроме того, я хорошо относился к доку. А он воспользовался моей добротой, помоги мне Господь!

– Ты прямо как герой мультиков, – сказал Холланд. – Твоей физиономии место на экране, но привлекательности в тебе нет. Никакого адвоката ты не получишь, мы будем только втроем. А вот торпедный аппарат ждет тебя не дождется.

– Что вы от меня хотите?! – заорал мафиози. – Да и что я знаю? Что мне говорят, то я и делаю... Так мой старший брат поступал – упокой Господь его душу – и мой отец – пусть и он покоится с миром, – а может, и его отец, о котором я ничего не знаю.

– Прямо целые поколения, живущие на пособие, – заметил Кон-клин. – Паразитам без них не обойтись.

– Эй, ты о моей семье говоришь, не забывай, мать твою, о чем бы ты там ни говорил!

– Просим прощения у твоих родственников, – добавил Конклин.

– А интересуемся мы твоей «семьей», Огги, – взял инициативу в свои руки директор ЦРУ. – Огги, ведь так? Это одно из имен, указанных в твоих пяти водительских удостоверениях, и нам показалось, что оно и есть настоящее.

– Ну а ты по-настоящему не слишком умен, мистер Большая Шишка! – с трудом шевеля разбитыми губами, процедил пациент. – Никаких таких имен я не знаю.

– Должны же мы тебя как-то называть, – пояснил Холланд. – Хотя бы для того, чтобы выгравировать твое имя на капсуле, которую выбросим вдали от мыса Гаттерас: через несколько тысяч лет какой-нибудь чешуйчатоголовый археолог сможет определить твою личность, производя замеры твоих зубов.