Ультиматум Борна (др. перевод)

– Я бы с радостью, но у меня нет возможности, зато я знаю ресторанчик, где подают превосходную форель.

– Придется пойти на жертву, – вздохнул психиатр.

– А по-моему, вам придется обедать у себя в номере, – ледяным тоном произнес Борн.

– Я не пленница, – спокойно заметила Мари, не сводя глаз с Джейсона. – Никто не знает нас, и мне кажется, что тот, кто запирается в номере, привлекает к себе гораздо больше внимания...

– В этом что-то есть, – пробормотал Алекс. – Карлос безусловно раскинул свою сеть, и любой, кто ведет себя странно, привлечет его внимание. Далее, у нас есть еще запасной игрок – Панов. Прикинься доктором или кем-то типа этого, Мо. Конечно, тебе не поверят, но все равно попытайся: это придаст тебе оттенок респектабельности. По причинам, которые недоступны моему понимаю, врачи, как правило, выше подозрений.

– Психопат неблагодарный, – откликнулся Панов.

– Может, вернемся к делу? – сухо осведомился Борн.

– Это грубо, Дэвид.

– У нас мало времени, а я хочу все обговорить.

– О'кей, успокойтесь, – сказал Конклин. – Мы сейчас напряжены, но все должно проясниться. Как только у нас на борту окажется Крупкин, он первым делом выяснит, что это за номер, который Гейтс назвал Префонтену.

– Я ничего не понимаю, – сказал психиатр.

– Ты немного отстал, Мо. Префонтен – это разжалованный судья, который случайно наткнулся на связного Шакала. Тот дал нашему судье телефонный номер, здесь в Париже, по которому якобы можно выйти на Шакала, но этот номер не совпадает с тем, который узнал Джейсон. Однако нет никаких сомнений в том, что этот человек – юрист по фамилии Гейтс – связывался с Карлосом.

– Рэндолф Гейтс?! Бостонский талант, продавшийся «чингисханам» из советов директоров?

– Тот самый.

– Христос с вами – может, мне не следует этого говорить, потому что я не христианин. Черт побери, дело не во мне... но согласитесь, это – шок.

– Еще какой... Нам надо выяснить, кому принадлежит этот номер. Крупкин поможет нам. Он, конечно, мерзавец, в этом я могу вас заверить, но дело свое знает.

– Мерзавец?! – переспросил Панов. – Вы что, решили поиграть в кубик Рубика на арабском? Или вам больше по вкусу кроссворды из лондонской «Тайме»? Что такое этот Префонтен – судья, жюри присяжных или, может, еще что-нибудь? Все это звучит как называние скверного невыдержанного вина...

– Если сравнивать с вином, то можно сказать, что оно весьма выдержанно и высокого качества, – не дала ему договорить Мари. – Он понравится тебе, док. Ты можешь потратить несколько месяцев на изучение его личности. У него больше достоинств, чем у многих из нас. Кроме того, его интеллект по-прежнему в полном порядке, несмотря на злоупотребление алкоголем, развратный образ жизни и пребывание в тюрьме. Он большой оригинал, Мо; если большинство осужденных по таким делам винит кого угодно, кроме себя, то он этого не делает. У него великолепное чувство юмора. Если бы у представителей американской юридической системы было хоть немного мозгов – хотя министерство юстиции делает все, чтобы доказать обратное, – они дали бы ему возможность выступать в суде... Он отправился за людьми Шакала из-за того, что они хотели убить меня и моих детей. И если ему удастся на этом зашибить свой «доллар», то уверяю тебя, что он заработан до последнего цента. И я позабочусь о том, чтобы он получил их сполна!

– Весьма доходчиво. Похоже, он тебе нравится.

– Я обожаю его, так же, как тебя и Алекса. Вы все так рискуете...

– Может быть, наконец вернемся к тому, ради чего мы собрались здесь? – раздраженно сказал Хамелеон: – Это – прошлые дела, а меня волнует то, что будет завтра.

– Это не только грубость, дорогой, но и черная неблагодарность...

– Пусть так. На чем мы остановились?

– В данный момент на Префонтене, – ответил Алекс, посмотрев на Борна. – Но сейчас о нем можно забыть, он, вероятно, не переживет Бостон... Я позвоню тебе завтра в гостиницу в Барбизоне и назначу время обеда. Встретимся здесь. Возвращаясь в гостиницу, обрати внимание, сколько на это уйдет времени, чтобы завтра нам не болтаться тут без дела... Кроме того, если толстяк не соврал насчет своей кухни, Круппи она может понравиться и у него будет возможность похвастаться, что он нашел это местечко.

– Круппи?!

– Расслабься... Это долгая история.

– Даже и не пытайся расспрашивать об этом, – добавил Панов. – Пожалеешь, когда на тебя обрушатся россказни о Стамбуле и Амстердаме. Они оба – парочка отпетых негодяев.

– Оставим глупости соседям, – сказала Мари. – Продолжай, Алекс... Что еще предстоит завтра?

– Мы с Моррисом заедем к вам в гостиницу, а потом Джейсон и я на этом же такси вернемся сюда. После обеда мы вам позвоним.

– А как насчет вашего водителя, которого рекомендовал Кэссет? – поинтересовался Борн, холодно блеснув глазами.

– А что водитель? Ему заплатят вдвое больше, чем он зарабатывает за месяц, крутя баранку. Он отвезет нас и исчезнет. Больше мы никогда о нем не услышим.

– А вдруг он увидится с кем-нибудь еще?

– Не увидится, если хочет жить и помогать родственникам в Алжире. Я говорил уже, что за него ручается Кэссет. С ним все в порядке.

– Значит, завтра, – сказал Борн, взглянув на Мари и Панова. – После того как мы уедем в Париж, вы останетесь в Барбизоне в гостинице. Понятно?

– Знаешь, Дэвид, – ответила Мари. – Вот что я тебе скажу: присутствие Мо и Алекса меня не смущает – они близкие нам люди. Мы все стараемся щадить тебя, можно сказать, балуем, памятуя о том, что тебе пришлось пережить. Но ты не имеешь права распоряжаться нами, словно мы какие-то низшие существа, которым дозволено находиться возле твоей августейшей персоны. Ты это понимаешь?!

– Достаточно ясно, леди. Думаю, тебе лучше отправиться в Штаты... чтобы не страдать от причуд моей августейшей персоны. – Оттолкнув стул, Джейсон Борн поднялся. – Завтра будет тяжелый денек, мне надо выспаться – в последнее время я спал урывками. Один человек, который стоил нас всех, здесь присутствующих, как-то сказал мне, что отдых – это тоже оружие. Я согласен с этим... Я жду тебя в машине через две минуты, Мари. Решай. Алекс в состоянии помочь тебе выбраться из Франции.

– Ты просто ублюдок, – прошептала Мари.

– Пусть так, – произнес Хамелеон, отходя от стола.

– Ты должна идти, Мари, – вмешался Панов. – Видишь, что с ним начинается...

– Я не справлюсь с этим, Мо!

– Тебе не надо справляться. Ты должна быть рядом с ним. Ты – единственное, что у него осталось. Не надо никаких слов, просто будь рядом.

– Он превращается в робота-убийцу.

– Не бойся, тебе он не причинит вреда...

– Конечно нет, я знаю это.

– Тогда помоги ему почувствовать связь с Дэвидом Уэббом. Это ощущение должно в нем существовать, Мари.

– Господи, как же я люблю его! – вскрикнула Мари и побежала вслед за Борном, который в этот момент менее всего походил на ее мужа.

– Ты считаешь, что дал хороший совет, Мо? – спросил Конклин.

– Не знаю, Алекс. Думаю, что его нельзя оставлять наедине со своими кошмарами – мы не должны допустить этого. Это не медицинские выкладки, а просто здравый смысл.

– Удивительно! Иногда ты говоришь как настоящий врач...

* * *

Алжирский район Парижа расположен между Десятым и Одиннадцатым округами и занимает не больше трех кварталов. Застройка там вполне европейская, а вот звуки и запахи – восточные. В этом замкнутом мирке появился черный лимузин с эмблемой церковного иерарха. Он остановился перед трехэтажным домом. Из машины вышел старый священник. Найдя на двери нужную фамилию, он нажал кнопку. На втором этаже затренькал звонок.

– Oui? – раздалось из микрофона внутренней связи.

– Я есть посланец американского посольства, – ответил священник по-французски, с трудом преодолевая трудность грамматики. – Я не имею возможность оставить машину, но я имею для вас срочное сообщение.

– Сейчас выйду, – сказал алжирец. Это был тот самый водитель – человек Чарли Кэссета. Он вышел из подъезда и пересек узкий тротуар. – Что это вы так вырядились? – спросил он мнимого священника.

– Я – католический капеллан, сын мой. Военный атташе хочет переговорить с тобой. – Он распахнул дверцу машины.