Ультиматум Борна (др. перевод)

– О чем это ты? – растерянно спросил он. Мари взяла бумагу, полученную из Лэнгли, и пробежала ее глазами еще раз.

– Смазанное и несколько противоречивое описание событий, – сказала она, – которое дали очевидцы... далее следующие строки: «Среди личных вещей убитого найдена карта Брюсселя и его окрестностей, на которой красным обведен город Андерлехт». Далее следует вывод о связи с убийством Тигартена. Это ложь, Джонни, причем двойная... Во-первых, Дэвид не стал бы носить с собой эту карту. Во-вторых, – и это более убедительно, – советские средства массовой информации не только уделили слишком много внимания этой истории, – что само по себе невероятно, но и притянули к ней еще и убийство Тигартена... Это уж чересчур.

– Что ты имеешь в виду? Почему?

– Потому что предполагаемый убийца находился в России, а Москва не признает свою причастность к убийству натовского генерала... Нет, братик, кто-то нарушил правила и вынудил ТАСС дать это сообщение; подозреваю, что могут полететь чьи-то головы... Я не знаю, где сейчас Джейсон, но уверена, что он жив. Дэвид позаботился, чтобы мне это стало известно.

* * *

Питер Холланд поднял телефонную трубку и набрал номер телефона Чарли Кэссета.

– Да?

– Чарли, это Питер.

– Рад тебя слышать.

– Почему?

– Потому что по телефону мне в последнее время сообщают только дурные вести. Только что наш агент с площади Дзержинского передал, что КГБ жаждет крови.

– В связи с информацией ТАСС о Борне?

– Верно. В ТАСС и на московском радио решили, что эта история с Борном официально санкционирована, раз ее передали по факсу из министерства информации с использованием специальных шифров, означающих, что она должна быть немедленно опубликована. Когда дерьмо всплыло, никто не признал его своим, а кто запустил в действие шифры, выяснить невозможно.

– Что ты об этом думаешь?

– Полной уверенности у меня нет, но судя по тому, что известно о Дмитрии Крупкине, это вполне в его стиле. Сейчас он работает вместе с Алексом, и если подобного трюка нет в репертуаре Конклина – значит, я не знаю Святого Алекса. А уж мне ли его не знать...

– Мари говорит нечто похожее.

– Мари?

– Жена Борна. В разговоре со мной она выдвинула весьма сильные аргументы. Она полагает, что московское сообщение – фальшивка, состряпанная по многим причинам, и что ее муж жив.

– Согласен. Ты поэтому мне позвонил?

– Нет, – ответил директор, глубоко вздохнув. – Хочу сообщить тебе дурную весть.

– Теперь я не рад тебя слышать. Что случилось?

– Помнишь парижский номер телефона – выход на Шакала? Мы получили его от Генри Сайкса с Монсеррата...

– Помню. Там кто-то должен был отозваться на пароль «дрозд».

– Некто откликнулся, и мы его проследили. Дальше тебе совсем не понравится...

– Судя по всему, Алекс Конклин вот-вот станет «человеком года». Ведь это он вывел нас на Сайкса, так?

– Да.

– Ну говори, что там?

– Послание было доставлено домой директору Второго бюро.

– Бог мой! Надо сообщить в управление СЕД французской разведки, опустив подробности.

– Я никому ничего не буду сообщать до тех пор, пока мы не получим известий от Конклина. По-моему, мы хоть этим обязаны ему.

– Черт подери! Что они вытворяют? – заорал разъяренный Кэссет. – Рассылают фальшивые сообщения о смерти – да еще из Москвы, как будто другого места нет! Зачем все это?

– Джейсон Борн продолжает охоту, – ответил Питер Холланд. – А когда охота закончится – если она закончится и зверь будет убит, – он должен быть уверен, что выберется из леса прежде, чем на него кто-то накинется... Все резидентуры и станции прослушивания вдоль границ Советского Союза должны работать в режиме максимальной готовности. Пароль – «Ассасин». Надо быть готовым к его возвращению...

Глава 40

«Новгород». Что стояло за этим словом – «Новгород»? Это представлялось невероятным. Предположить существование такого комплекса было просто невозможно. Здесь абстракция трансформировалась в реальность. Творившуюся тут фантасмагорию можно было потрогать руками. Это было произведение искусства, созданное коллективными усилиями среди дремучих лесов по берегам Волхова. С момента, когда Борн вынырнул из туннеля, проложенного по дну реки, минуя охрану, КПП и многочисленные следящие устройства, он находился в состоянии шока, автоматически продолжая наблюдать, анализировать и впитывать увиденное.

Так называемый американский лагерь был поделен на секции площадью от двух до пяти акров. Одна секция, расположенная на берегу реки, вполне могла быть городком в самом центре штата Мэн, другая – маленьким поселком, типичным для американского Юга, еще одна секция могла быть оживленной улицей крупного города. Все было натурально: уличное движение, полиция, прохожие, магазины, аптеки, бензоколонки и здания – многие из них в два этажа; были учтены мелочи: дверные и оконные ручки, шпингалеты, фонари на улицах. Особое внимание уделялось языку: требовалось не просто свободное владение английским, но знание лингвистических тонкостей диалектов, характерных для разных мест. Переходя из одной секции в другую, Джейсон мог оценить правдоподобие долгого "и", характерного для Новой Англии, гнусавого выговора Техаса с присловьем «вы все», мягкого носового говора уроженцев Среднего Запада и громкой, режущей слух речи жителей крупных городов Восточного побережья с неизбежным «понимаете, что я хочу сказать?» (последнее присобачивалось и к вопросу и к ответу)-.. Это казалось невероятным... И тем не менее это была реальность, пугающая своей подлинностью.

Во время перелета из «Внукова» его просвещал выпускник «Новгорода», срочно вызванный Крупкиным. Маленький лысый человек средних лет был не только словоохотлив, но даже как бы гипнотизировал своей речью. Если кто-либо когда-нибудь сказал бы Джейсону Борну, что его будет инструктировать советский агент, английский которого источает аромат настоящего Юга, аромат магнолий, он бы просто в это не поверил.

– Боже правый, как же я соскучился по барбекю, особенно на ребрышках. Знаете, кто готовил их лучше всех? Один черный, который казался мне настоящим другом до тех пор, пока не заложил меня. Можете себе представить: я-то думал, что он – из радикалов, а оказалось, что этот парень из Дартмута работает на ФБР. Юрист – вот так... Черт, нас поменяли в представительстве «Аэрофлота» в Нью-Йорке, но мы все еще переписываемся.

– Детские игры, – пробормотал Борн.

– Игры?.. О да, он был великолепным партнером.

– Партнером?

– Точно. Нас было несколько человек, и мы даже создали малую лигу в Ист-Пойнте. Это недалеко от Атланты.

– Невероятно!.. Вернемся к «Новгороду», если не возражаете?

– Конечно. Вероятно, Дмитрий говорил вам, что я почти на пенсии... Однако я провожу здесь пять дней в месяц в роли «играющего тренера», как у вас выражаются.

– Я не понял, что он имел в виду...

– Я объясню. – Спутник Борна, речь которого навевала воспоминания о временах Конфедерации, начал свой рассказ.

В каждой секции «Новгорода» три класса служащих: преподаватели, курсанты и персонал, состоящий из сотрудников КГБ, охраны, ремонтников, уборщиков и т. п. Процесс обучения в «Новгороде» прост. Для каждой секции разработан распорядок дня; преподаватели – как постоянные, так и почасовики-пенсионеры – руководят индивидуальными и групповыми занятиями. Курсанты выполняют свои программы, пользуясь диалектом местности, где они якобы находятся. Говорить по-русски запрещается: за этим строго следят преподаватели. Они могут неожиданно обругать или отдать приказ на родном языке, а курсанты должны делать вид, что не понимают...