Улугбек
Шрифт:
История эта показывает также, как нелегко нам проверить точность географических наблюдений и расчетов великого астронома, раз мы до сих пор даже не знаем твердо, какой системой координат он пользовался.
Зато с гораздо большей точностью определил Улугбек то, что он сам мог наблюдать с башни своей величественной обсерватории, — положение звезд на небе.
Тут Улугбек верил только собственным наблюдениям и расчетам. В тринадцатой главе, говоря о «принятом учеными с готовностью» астрономическом трактате своего предшественника Абдурахмана Суфи, он делает характерную оговорку:
«Прежде чем установить с помощью собственных наблюдений
И далее Улугбек обстоятельно разъясняет, какими способами он и его помощники определяли угловые расстояния между небесными телами, величину часового угла и прямого восхождения по высоте данной звезды и т. д.
Специальный, третий, раздел отведен вопросам теории движения планет. Запутанные и на первый взгляд весьма странные блуждания Марса, Венеры и других планет по небесному своду с глубокой древности привлекали внимание астрономов. Почему все видимые звезды за ночь описывают на небе правильную дугу, появляясь на востоке и скрываясь на западе, а пять небесных светил ведут себя совсем по-другому? Они почему-то движутся лишь вдоль пояса зодиака, как и Солнце днем. И путь их в небе получается неправильный, изломанный: сначала Марс или Венера движутся в одну сторону — с запада на восток, потом останавливаются и вдруг направляются обратно на запад, и так несколько раз за ночь. За это древние греки и назвали их планетами, что означает «странницы».
Именно таинственное поведение «блуждающих звезд» и давало благодатный простор для всякого рода астрологических измышлений.
Законы движения планет долго оставались загадочными для ученых. Клавдий Птолемей даже сказал в запальчивости:
— Легче самому двигать планеты, чем объяснить их движение...
Между тем разгадка была весьма проста. Она заключалась в ложности самой геоцентрической теории мироздания, которую проповедовал и отстаивал Птолемей. Ученые тех времен ошибочно принимали видимое движение планет за истинное.
Птолемей не мог объяснить движения планет. Тогда он сам начал их двигать по небосводу самым запутанным и причудливым образом. В своем «Великом построении» ему пришлось изобретать весьма хитрые пути для непокорных планет. Он заставил их двигаться по особым кругам — эпициклам. А центры эпициклов, в свою очередь, якобы равномерно скользили по другим окружностям — дифферентам. При этом получалось, что каждая планета руководствуется своими, только для нее одной обязательными за-конами. Когда его упрекали за сложность и запутанность этих планетных механизмов, Птолемей отвечал:
— Пусть не возражают против этих гипотез, что их трудно усвоить из-за множества способов, которыми мы пользуемся, ибо какое сравнение можно сделать между земным и небесным и какими примерами можно было бы отобразить вещи столь различные?
Улугбек принимал геоцентрическую систему мира, предложенную Птолемеем, — пройдет еще полвека, пока родится гениальный Коперник. Хотя есть данные, которые заставляют предполагать, что и Улугбек задумывался над этим главным вопросом. Не случайно же один из его учеников и комментаторов, самаркандский астроном Мерием Челеби, начавший заниматься в обсерватории на горе Кухак еще подростком, обронил в одном из своих научных трактатов такую фразу:
«Точкой, наиболее удобной для того, чтобы можно было относить к ней сложное
движение, является не Земля, как центр мира; однако обычно его относят именно к этому центру...»Сказано, конечно, весьма осторожно, но вовсе не двусмысленно. Более открыто и определенно нападать на геоцентрическую теорию мироздания, освященную церковью, было затруднительно в те мрачные годы безудержного разгула реакции и всесильного господства зловещего Хаджи Ахрара, которое последовало после гибели Улугбека.
В своих расчетах Улугбек основывался все-таки на теориях Птолемея, и это заставило его проделать громадную работу. Ведь если каждая планета движется по своим особым законам, то для каждой приходилось разработать и специальные расчетные формулы. Теперь они, конечно, представляют интерес чисто исторический. Но современникам Улугбека эти формулы, несомненно, весьма облегчали наблюдения за планетами. Да и для нас они вовсе не бесполезны, потому что напоминают о великом научном подвиге Улугбека, о его бессонных ночах и кропотли-вых математических расчетах, которые отнимали целые годы жизни.
Отдал необходимую дань своему времени великий ученый и в четвертой, заключительной части введения к «Звездной книге». Она называется «О вещах, относящихся к восходу рождений». Речь в ней, как вы уже догадались, идет об астрологии. Но занимает она ничтожно малое число страниц. Не будем упрекать за них Улугбека в ненаучных заблуждениях. Даже в этом он сумел опередить свое время, да, пожалуй, и многих наших современников. Ведь и поныне на Западе существует немало астрологов. Они даже издают «научные» труды и журналы.
Даже теперь — через пятьсот лет после Улугбека! — на заре покорения человеком космического пространства, в Соединенных Штатах Америки насчитывается около тридцати тысяч практикующих «специалистов» астрологов. Они даже пытались провести в одном из штатов законопроект о том, чтобы их почтенное занятие официально приравняли к профессиям юристов, врачей, астрономов. Гороскопами и предсказаниями этих шарлатанов в США руководятся в своей работе и личной жизни не менее пяти миллионов американцев! За такое «вмешательство небес» одураченные выплачивают ловкачам из своих карманов кругленькую сумму в двести миллионов долларов каждый год. На эти деньги можно было бы в течение целых двух лет кормить бесплатными завтраками всех американских школьников.
Главным в труде Улугбека являются, конечно, сами таблицы — бесконечные ряды цифр, обозначенных изящной вязью арабских букв, в самом деле напоминающие какую-то узорчатую драгоценную ткань, наложенную на уток строгих линий.
Тысяча восемнадцать звезд получили в этих таблицах свой точный адрес. Положение девятисот из них определено в Самаркандской обсерватории с наибольшей возможной точностью. Остальные звезды Улугбек сам проверить не смог или не успел. Их положение на небе определено путем расчетов с поправкой на время, прошедшее с момента наблюдений над ними других астрономов.
В этом величайшая ценность «Звездной книги» Улугбека: впервые через шестнадцать столетий после Гиппарха положение множества звезд было определено заново, на основе собственных наблюдений! Астрономы всех грядущих веков получили в свои руки как бы фотографию звездного неба, каким оно выглядело во времена Улугбека. Эта картина не может устареть и потерять своей величайшей ценности, сколько бы тысячелетий ни пронеслось над Землей. Наоборот, как мы еще увидим, ценность ее станет возрастать с каждым веком...