Улыбка черного кота

– Металл с памятью? – переспросил Антон, желая быть уверенным, что точно понял профессора.

– Да. Речь именно об этом. И я не хочу, чтобы с моим изобретением поступили так же, как с телевидением или радио. Вы ведь помните эту историю, да?.. Радио, например, изобрел наш русский исследователь Попов. А некто Маркони только запатентовал изобретение… Но тем не менее именно он значится теперь во всех учебниках как изобретатель радио, именно он получил за это большие деньги, и с юридической точки зрения к этому факту не подкопаешься.

Лаптев тяжело поднялся, несколько раз прошелся по кухне, знакомой гостю до последних мелочей. Зачем-то поправил стаканы, и без того стоявшие в буфете в идеальном порядке, помолчал. И потом, подняв на Антона уставшие, выцветшие от старости глаза, твердо сказал:

– Прошу заметить, Антон (я специально ставлю вас в известность об этом сразу же), мое изобретение уже запатентовано. На два имени: на мое и на ваше. Открытие наверняка сулит большие прибыли, я в этом уверен. Но его необходимо успешно, разумно, грамотно, как сейчас говорят, раскрутить. А времени на это у меня уже не остается…

До сих пор молчавший Антон попытался было запротестовать, но Иван Петрович опять не дал ему выговорить ни слова. И Житкевич подчинился старику: очевидно было, что разговор и в самом деле крайне важен для него, продуман до мелочей и является чем-то вроде научного завещания другу и ученику.

– Так вот, сделать мое изобретение известным, найти на него покупателей – это будет нетрудно, уверяю! – я поручаю вам. Но при одном условии. Вот оно: половина прибыли в будущем должна принадлежать моей внучке. Она – наследница патента, и я позаботился оформить все это надлежащим образом. Но вы знаете, какие на дворе времена… Тем не менее вам – именно вам – я доверяю. Вы сейчас мой самый близкий друг и коллега, к тому же умница, человек порядочный и преданный. Ближе вас у меня никого нет. И когда я уйду, у Насти останетесь только вы. По крайней мере, до тех пор, пока у нее не появится собственная семья.

Он залпом выпил вино, которое еще оставалось в его бокале, и закончил:

– Я дарю вам свое изобретение. Только прошу вас: не забудьте про мою внучку!

Антон слушал молча. Ему было невыносимо жалко профессора. Тот не был старым человеком – по годам Лаптев приближался всего лишь к семидесяти, – но коварная болезнь подтачивала его силы. Конечно, Антон и раньше слышал про «металл с памятью» – это было одно из многих, весьма перспективных совместных направлений их работы. Но Житкевич считал, что время этих исследований (по крайней мере, в их практическом применении) еще не пришло, и не предполагал, что старый профессор именно этой разработке придает такое большое значение.

Но Антону было ясно одно: это не тот случай, когда можно возражать и спорить. Несмотря на весь свой скепсис по отношению к «новому гениальному открытию», он обещал Ивану Петровичу сделать все так, как тот просит. И Лаптев в тот же вечер передал ему все нотариально заверенные бумаги на владение патентом.

Изучив их дома, Антон серьезно призадумался. Он знал, что Лаптев – при его колоссальном опыте и интуиции – довольно редко ошибается. И в то же время его иногда «заносит»: профессор, как все нестандартные люди, был отчасти фантазером и некоторым изобретениям придавал слишком большое значение. Однако содержание документов выглядело настолько весомо, что Антон решил: необходимо заняться ими всерьез, проверить, на чем основаны прогнозы Лаптева. И Житкевич поднял все бумаги по этим разработкам.

Итак, «металл с памятью». Это, если говорить попросту, не вдаваясь в научные тонкости, особого рода сплавы из никелид-титана. Их свойства удивительны: при охлаждении металл становится легко деформируемым, ему можно придать любую форму, а после того, как металл нагревают (например, погружают в воду сорока пяти – пятидесяти градусов), он принимает первоначальную форму. Да, здесь, разумеется, можно найти области медицинского применения. Прежде всего в хирургии, где нужна фиксация. При травмах, при болезнях позвоночника, при переломах конечностей… Узкая специализация? Ни в коем случае! Напротив, весьма широкая, потому что открывает поистине неограниченные возможности для медиков нового века. Чем больше размышлял Антон над этим чудесным металлом, тем более удивительными представлялись ему возможности его использования.

Им можно фиксировать переломы костей, позвонков, поясничных дисков, можно скрепить грудину после операции на сердце. И в челюстно-лицевой хирургии найдется применение этому фиксатору, и в некоторых видах консервативного лечения, при мануальной терапии, например… Причем это только то, что намечено самим Лаптевым. А со временем наверняка появятся еще и другие области применения никелид-титана.

Действительно, если выйти на мировой рынок, откроется золотая жила. Вся технология и области применения были продуманы настолько точно, все бумаги оформлены так грамотно, что теперь Антон перестал считать старого профессора романтиком от науки, этаким Паганелем-бессребреником, каким тот казался ему еще совсем недавно. Пожалуй, ему бы еще немного удачи и здоровья – и не было бы в России более крепкого ученого-предпринимателя, нежели Иван Петрович Лаптев. «Настоящий капиталист от медицины, человек новой формации!» – довольно усмехнувшись про себя, подумал Антон о старом профессоре.

Житкевич начал предварительное изучение спроса на новое изобретение профессора. Оказалось, что пациентов, страдающих спинально-мозговыми патологиями, при которых можно было бы использовать «металл с памятью», довольно много. Но специалистов, готовых применить новую технологию в своих клиниках, раз-два и обчелся. Среди них, главным образом, были молодые хирурги из стран западного мира, врачи с незашоренным взглядом и передовым мышлением. И если удастся продать «металл с памятью» хотя бы им, через какое-то время успех обеспечен!

Применение «металла с памятью» на практике означало, что пациент, обреченный на пожизненное пользование инвалидной коляской, вновь обретет подвижность, сможет жить полноценной жизнью. За это люди будут платить большие деньги, и в тех клиниках, которые отважатся на применение новой методики, наверняка выстроятся очереди. Ради этого стоило рискнуть!

Антон вспомнил свою первую встречу на ВДНХ с профессором Лаптевым. Вспомнил рассыпавшиеся по полу позвонки огромной модели скелета и то, как долго и тщательно собирал, скреплял их после этого в единое целое. «Металл с памятью» сможет сделать это куда быстрее и квалифицированнее; будучи использованным как фиксатор, он сможет то, чего еще никогда не умела медицина: «чинить» позвоночные столбы… И, осознав масштабы и перспективы изобретения профессора Лаптева, Антон принялся за работу. Он должен сделать так, чтобы имя Ивана Петровича навсегда осталось в российской и мировой медицинской науке.

Глава 14

Эксперименты, которые оказались необходимы для реализации идеи Лаптева, требовали энергии, времени, полной отдачи сил, а главное – больших денег. Эти большие деньги можно было найти только с помощью паблисити – раскрутки, известности, рекламы. Между тем специалистов по рекламе среди знакомых Антона никогда не было (он вращался совсем в иных кругах), а отдавать продвижение своего вынянченного, но еще не полностью окрепшего детища непроверенным людям они с Лаптевым не хотели. Дело в том, что среди так называемых пиарщиков и рекламистов в то время крутилось очень много подозрительной публики, рынок еще не сложился, технологии были не отработаны; можно было наткнуться на настоящих воров, способных «увести» идею у ее авторов. И большинство ученых их круга, если не хотели провалить дело, сами занимались рекламированием своего продукта.

Пока Антон думал, как начать раскрутку лаптевской идеи, с какого конца подойти к этому непривычному для него делу, пока читал переводные книжки, забавные для русского человека тем, что о простых вещах в них говорилось с преувеличенной серьезностью, случилось вот что. Однажды утром в его лаборатории раздался телефонный звонок, и некто вкрадчивым голосом, полным обманчиво-мягких ноток, сказал, что о новых экспериментах Житкевича ходит масса интригующих слухов, и пригласил его поучаствовать в съемках телевизионной программы «Доброе утро». Эту популярную программу во время завтрака смотрела вся страна, и участие в ней для любого ученого, тем более такого молодого, было делом вполне престижным. Запись эфира делали поздно вечером, когда во Владивостоке уже было утро, и потом крутили по всем часовым поясам.