Улыбнись, пока не поздно!

Мария Л., врач

Первым событием, вызвавшим мои негативные переживания, стала сама необходимость вести этот Дневник. Первая мысль: не хочу фиксировать на бумаге то, что и так, само по себе неприятно. Во-вторых, не хочу признавать, что какие-то негативные эмоции, а значит, и идеализации присутствуют в моей жизни (а их – куча!). Как же так, я ведь и сама кого хочешь жить научу! В-третьих, есть очевидная боязнь сделать мои сокровенные переживания достоянием общественности. Не хочу, чтобы это когда-то прочли. Как будто покажешь себя голой.

Ну, и последняя мысль, которая меня укусила, была следующая: не умею писать о себе! А если быть совсем откровенной, я не сумею красиво описать свои тонкие страдания (хотя ясно, что Дневник этого и не требует).

Очень интересно получается, сначала я пыталась отрицать наличие у меня негативных переживаний как таковых, но уж раз они есть, то писать о них хочется элегантно, в лучших традициях классики. Примерно как у Тургенева. Ну вот, даже самой смешно, как я лелею свой образ.

Всего лишь полчаса моей жизни, а сколько переживаний!

Утро началось великолепно.

Я вышла из дома, собираясь поехать на работу на машине. Но не тут-то было. Замкнуло сигнализацию. Здрасьте, приехали... Машина орет, как бешеная! Нажимала на все кнопки – не замолкает. Выходной, 8.30 утра, люди спят, а тут такая какофония!

Отключила аккумулятор – стало тихо. Поднялась в квартиру, разбудила мужа. Попросила посмотреть, что случилось. «Надо разбирать рулевую колонку», – сказал он противным голосом и снова уснул.

Раздражаюсь уже не на шутку. А как же мой девиз: «На все воля Божья?» и «Что ни делается – все к лучшему»?

Что же это за жизнь такая?! Не знаю, что бы я делала, если бы через некоторое время сигнализация сама собой не успокоилась.

Машина завелась, и я поехала по делам.

Виктория М., секретарь

Утром долго приходится уламывать сына, чтобы он пошел в школу. Он, как обычно, ссылается на недомогание, что невозможно проверить. Я пытаюсь объяснить ему, что в школу нужно ходить каждый день, как на работу, независимо от настроения и не обращая внимания на легкие нарушения самочувствия. Еще я говорю, что если часто пропускать школу, то будет трудно не отставать от всех и успешно закончить учебный год.

Все это я говорю взвинченно, на повышенном тоне, раздражаюсь, оказываю давление. Сын меня практически не слушает и не слышит, ему хочется остаться дома, и чтоб от него отстали, он «бьет» на мою жалость (которой в действительности нет) и пытается защищаться от моих нападок агрессивностью. Я нервничаю еще больше, так как сама спешу на работу и не могу до конца повлиять на ситуацию.

В результате он остается дома, а я ухожу, продолжая переживать по дороге. Удручает то, что такое положение вещей повторяется уже не в первый раз и довольно часто, что снова может привести к попаданию сына на второй год.

Аркадий В., менеджер

Я в полном шоке от того, что мой начальник не хочет добровольно и мирно отпустить меня на увольнение. Я точно знаю, что его поведение не будет мне препятствием, я уйду любым путем, но мне обидно, что я не могу повлиять на его решение, которое заключается в том, что я должен отрабатывать не три дня, как я хочу, а две недели.

Ведь мне всегда удавалось так легко увольняться без проблем и сохранять при этом хорошие отношения, почему же теперь не получается? А ведь я пытался по-всякому: и официально, и с уговорами, просил по-человечески и с ультиматумом, что его политика не поможет.

Мне просто хотелось уйти легко. Сегодня он окончательно отказал мне в этом. Я погрузился в совершенно неконтролируемые переживания по этому поводу. Я почувствовал, что теряю силы, энергию, что не могу с этим справиться, начинаю физически плохо себя чувствовать. И все это несмотря на то, что совершенно однозначно бюрократические препоны не являются для меня препятствием для ухода.

Игорь А., предприниматель

Сегодня провожал жену на работу. Стоя на пороге, она как-то странно посмотрела на меня, видимо, хотела обнять, но почему-то не сделала этого. Сказала короткое «пока» и вышла. Я закрыл дверь. Потом целый день я думал, что могло случиться. Чем я мог ее расстроить? Не выдержал, позвонил ей на работу. Мне сказали, что она вышла на обед. Это еще больше обеспокоило меня. Знаю, что страдаю ерундой, а поделать ничего не могу.

В конце концов, убедил самого себя в том, что она не обязана кидаться мне на шею при каждом расставании. В конце концов, я сам бы мог ее приобнять, но почему-то этого не сделал. Может быть, именно этого она ждала от меня сегодня утром. А я не догадался.

Болван!

Сегодня на заправке заливал бензин и мыл машину. Рядом было маленькое кафе. Покупал там сигареты. Две девушки – одна продавец, другая кассир – какое-то время наблюдали за мной, выдали мне чек, потом как-то странно переглянулись и заулыбались. Что это значит? Чем я рассмешил их? Что-то во мне не так? Сел в машину, посмотрел на себя в зеркальце. Все вроде бы на месте, только покраснел от смущения. Неприятно.

Дарья Т, журналист

Работаю на большой конференции.

Во время моего публичного выступления один из участников конференции, Владимир (я с ним не знакома), сидел, а точнее, полулежал на стуле, скрестив ноги и руки. Когда я сделала короткую паузу в своем монологе, он, чтобы все слышали, произнес: «Что за чушь?». Воцарилась минута молчания. Все посмотрели на меня. Я продолжила, как будто не было этого комментария, параллельно анализируя, что же я сказала такого, что тянет на чушь, да еще и публично упомянутую. Вроде бы ничего, все по программе. Стоило мне сделать очередную паузу, как туда был вставлен следующий его комментарий: «Почему мы должны выслушивать то, что она несет?» Потом последовало еще несколько подобных предыдущим комментариев, уже не обязательно попадавших в паузы, а иногда просто произносимых одновременно со мной.

С моей стороны реакции не было никакой (по крайней мере внешней). Наступил обеденный перерыв. Боковым зрением я увидела Владимира, подходящего ко мне. Привожу наш диалог:

Он: «Даша, ты на меня не обижаешься?»

Я: «Нет».

Он: «Извини, у меня такой характер: когда я вижу дуру, обязательно что-нибудь скажу. Ничего не могу с собой поделать».

Я: «Я вам сочувствую».

Конференция закончилась поздно вечером, весь остаток дня после обеда я пребывала в анабиозе. Мои мысли: наверное, я и вправду дура, раз человек не удержался и открыто сказал мне об этом. В довершение всего, я осудила себя за все свои недружественные чувства по отношению к нему. Про себя назвала его сукой и сволочью, потом опомнилась, и мне сделалось еще хуже.

Когда люди разошлись, я несколько раз пыталась заплакать, но не получилось. Вернувшись домой, когда анабиоз полностью отошел, со мной было что-то похожее на истерику, но не буйную (без криков и битья посуды). Просто рыдала и долго не могла остановиться. Дело кончилось головной болью.

Воспоминания о Владимире вызывали приступы отвращения к нему, какое бывает у меня к ползучим гадам (а именно к дождевым червям).

Выявленная идеализация

Идеализация своего совершенства. Как это я, такая идеальная, покажу кому-то не самые лучшие свои стороны?