Уменьшить - увеличить

– "В товарищеский суд ЖЭК № 124 от Клименко В. Ф., проживающего-ул. Картонажная, дом 8/3, квартира 163, с 1953 года. .." Срок проживания указывать не требуется, Клименко, - отвлекся председатель и продолжил чтение, морщась из-за трудностей клименковского почерка.
– Так. "Заявление.

Прошу обуздать жильца Селецкого Валерия из временного фонда квартиры 24, каковой пусть прекратит ставить на мне свои опыты.

Пусть Селецкий Валера расскажет, зачем он, хоть имеет свойство менять размер масштаба в обе стороны, в отношении меня действует односторонне и только все уменьшает, дискретируя..." Очевидно - "дискредитируя", Клименко?

– Вот именно, подрывает он меня,-откликнулся тот.
– Там все верно написано, читайте!

– ".. .дискредитируя меня морально и материально. Клименко В. Ф. 11 июня 1980 года".

– Малопонятное заявление, - вздохнул председатель, кладя листок на стол.
– Прямо скажем, совсем непонятное! Может, объясните, Клименко?

– Высказался, умник! Дискретирует! Каковой! Покрасовался перед народом - эвон, все смеются! Забирай заявление, сейчас забирай!

– Молчи, Клавдия!

– Василий Фомич, - улыбаясь обратился к старику Селецкий,- вам заявление случайно не Супоросов писал?

– Щенок...
– сквозь зубы процедил Супоросов.
– Цуцик. Я б тебе в другом месте...

Зал загудел. Вот оно, начинается...

– Ну-ну!
– нахмурился Хохлин, в недавнем прошлом известный в городе хоккеист.
– Так-то зачем?

– Угрозы - это не аргумент, - сказала старушка Крупнова, адресуя свое замечание одновременно и Супоросову, и жене Клименко.
– Товарищ Клименко, объясните спокойно суду, какие у вас претензии к товарищу Селецкому?

– А такие претензии, - озлившись, вскочил с подоконника заявитель, старый, шибко сношенный жизнью человек, - такие претензии, что он мне который уже раз бутылки вермута в пузырьки превращает!

– А? Ха!-коротко хохотнул Хохлин.- Как же это? Зачем?

– А это уж вы Валерку спросите, как да зачем. А только глянет он, кобра вредная, на бутылку, и масштаб меняется: была бутылка вермута, а стал пузырек!

– Клименко! Вас же серьезно спрашивают, - сморщился председатель. Серьезно спрашивают, серьезно и отвечайте!

– Куда уж тут серьезнее! И этикетка та же, и стекло толстое, зеленое, а размер - пузырек. И на пункте ие берут.

– Потому что, голубчик, нестандарт!
– ласково отозвалось из зала, и все повернули головы на этот голос.
– Со всей бы охотой принял бы у вас, голубчик, ваши удивительные пузырьки, но, к величайшему моему сожалению, не имею права!

– Вот и Мильпардон подтверждает!
– обрадовался старик.

– Комиссией установлено наличие в квартире Клименко четырнадцати таких бутылочек, - в гробовой тишине зала сообщила старушка Крупнова.
– Я думаю, Степан Гаврилович, акт проверки сейчас зачитывать не стоит. Потом уж, по обоим заявлениям...

– Ясное дело, - кивнул председатель.
– Ну, бутылочки эти, ну, нестандарт, - вопрошал он истца, продираясь к истине, - а Селецкий-то тут при чем? Он-то при чем, спрашиваю?

– Так он же их и превращает, вот при чем!
– ответствовал Клименко. Хоть вовсе не покупай!

– Вот и не покупайте, Василий Фомич, - подхватил Селецкий, - чего ж нестандарт-то разводить?

Кто-то фыркнул, кто-то хохотнул, кто-то шумно перевел дыхание, и снова в зале напряженнейшая тишина - слова бы не пропустить.

– Ну что за чушь, - страдающим голосом проговорил председатель,- и устная чушь, и письменная! Я, впрочем, так и думал, что этого мутного заявления никакие объяснения не прояснят.

– Кстати, Степан Гаврилович,- вставила старушка Крупнова, - одна из этих бутылочек передана комиссии пострадавшим и находится у Перловой, которая почему-то не изволила сюда явиться.

– Да какой он, к лешему, пострадавший!
– вновь раздался голог стариковой жены.
– Слушайте вы его больше, товарищи судьи! Это мы с дочкой-внучкой через него, недолеченного, страдаем!

– Гражданка Клименко!
– застучал по графину председатель-Не вскакивайте и не кричите! Не глухие тут.

– А не глухие, так меня слушайте!

Дородная женщина начала было протискиваться из своего ряда, но махнула рукой и продолжала с места:

– Мы же Валеру с Валентиной сами и попросили, с дочкой моей. Это же Валера Фомича от выпивки отучал! Как первый раз случайно уменьшил, так мы потом его все время и просили,-объясняла она то судьям, то залу, поворачиваясь во все стороны.-Делай, говорим, милый, раз можешь, лечи ты его своим способом!

– Въехал ты на маневренный на мою го лову, Валерка!-стоном подал голос с подоконника старик Клименко.

– На твою, на твою!
– торжествующе закивала жена.
– На твою голову, да на наше спасение. Вермуту он ему убавил! Да он тебе, идолу, жизни прибавлял, печенку твою трухлявую спасал, а ты на него-донос... Эх, Фомич, продажная ты душа, с Супоросовым стакнулся! А все равно и с его бутылками та-г кое же будет!

– Все сказали?
– каким-то вялым голосом спросил председатель.

– Все сказала. По нашей, по семейной просьбе Валера действовал.-Женщина села и, застыдившись вдруг общего внимания, низко опустила голову.

Председатель тихо спросил что-то у члена суда Крупновой, и та отрицательно замотала головой; спрошенный председателем; Хохлин пожал плечами.

– Ничего мы тут не поняли, - подытожил это краткое совещание Степан Гаврилович, глядя на Валерия Селецкого.
– Может быть, вы, товарищ Селецкий, внесете ясность? Здесь вот говорят, что вы якобы бутылки уменьшали у Клименко каким-то способом. А вы вроде и не возражаете, соглашаетесь, а?

– Ну, предположим, уменьшал, - ответил вопрошаемый как бы с ленцой.

– Что?
– подался вперед председатель.
– Да как это?

– Что? Как?
– полетели вопросы из взволнованного зала.

– Ну, допустим, существует такой способ, - с тою же ленцой сказал Селецкий.

– Вы это запротоколируйте!
– вскочил с места Супоросов, выразительно, как регулировщик на углу, вытянув руки: одна рукав сторону судейского стола, другая - в сторону Селецкого.
– Очень важное признание! Это и по моему заявлению признание! Запишите!