Умер дважды. Рассказы из жизни и о жизни
Шрифт:
– Хорошо, – вдруг покорно согласилась Юлия, опуская вниз голову и промокая глаза отворотами манжет. – Пойдём спать, я устала.
Юлия поняла, что произошёл не просто несчастный случай, а стряслось, возможно, нечто большее, чего муж ей ни в коем случае не расскажет. Дальнейшие расспросы бесполезны. Ложь она выслушивать не хочет, а правды ей, совершенно очевидно, от него не добиться.
Всю ночь несчастная женщина не сомкнула глаз, раздумывая, что могло произойти в её отсутствие. Она не поверила в историю с падением дочери на журнальный столик, но и ни о чём плохом думать до разговора с Моникой не хотелось. К Юлии пришло ощущение, что семейная жизнь с Альбертом резко пошла ко дну.
С самого утра мать оправилась к дочери в больницу. Альберт отвез её туда на оказавшейся
Моника встретила мать молча, без улыбки. Лечащий врач подтвердил первоначальный диагноз – сотрясение мозга и успокоил, сказав, что на рану головы средней тяжести наложены швы. Через два-три дня он собирался отпустить больную домой.
Ни в эту встречу, ни в последующие дни Моника не призналась матери, что же случилось с ней в злосчастную ночь. Она повторяла за Альбертом версию о случайном падении на журнальный столик. Девушка стала ещё более замкнутой и молчаливой, чем раньше. Юлия металась между двумя близкими ей людьми. Она не находила понимания ни с одной стороны, сердце разрывалось от самых страшных предположений. Неизвестность давила все сильней, отнимала силы, и она решилась на ещё один разговор с мужем.
– Альберт, я догадываюсь, что в ту ночь, накануне приезда от Ирмы, что-то произошло между тобой и Моникой. Пожалуйста, скажи мне – что?
– Ничего.
– Я не могу больше жить в потёмках. Если ты скажешь правду, мы попробуем найти какой-то выход из положения.
– А если нет?
– Тогда я заставлю это сделать Монику. Но в этом случае не могу обещать, что не подам на тебя в суд. Решай. У тебя есть ровно две недели.
Улыбнувшись непонятно каким мыслям, Альберт развернулся и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Через десять дней он нашёл очередной повод для ссоры и ушёл из дома, громко хлопнув дверью. И неожиданно пропал. Его не было у дочери Агнес, но и дома он не появлялся. В небольшом доме в деревне, куда они часто всей семьёй приезжали на выходные, на телефонные звонки тоже никто не отвечал. А ещё через три дня измученная неизвестностью женщина получила письмо из адвокатской конторы с извещением, что её муж начинает бракоразводный процесс…
Еще до официального развода Юлии с Моникой пришлось съехать из большого уютного дома в Мюнхене, к которому они за последние три года уже привыкли. Дом принадлежал Альберту, и у них не было никаких прав оставаться там. Им пришлось искать другое жилье. Изгнанницы сняли небольшую квартиру недалеко от центра города и начали жизнь вдвоём. Со временем Юлии удалось убедить дочь рассказать правду о том вечере, который послужил, по её мнению, причиной развода.
– Альберт постучал ко мне в комнату ночью, я уже спала, – медленно рассказывала Моника. Слова давались ей с видимым усилием. – На вопрос, что ему нужно, он ответил, ему очень плохо и просил помочь. Я не хотела открывать, но он стоял под дверью и ныл, как ему больно. Что оставалось думать? Что у него что-то болит и ему действительно нужна помощь. Дверь я открыла, он тут же вошёл и уселся на кровать. Потом начал говорить…
– Почему ты его не отправила из комнаты, когда увидела, что у него ничего не болит? – с усилием спросила Юлия. Ей было также больно слушать, как дочери – говорить.
– Он меня не слушал. Начал приставать, говорил, какая я красивая и что подарит всё золото, что у него есть. Мне, а не тебе, – девушка замолчала, переживая прошлое. Затем продолжила, опустив глаза на лежащие на коленях руки: – Он был пьян и попытался меня изнасиловать, но не сумел. Я вырвалась, но он толкнул меня, чтобы опять напасть, я упала и ударилась головой об стол. Больше ничего не помню. Очнулась только в больнице. Альберт просидел всю ночь в коридоре, утром его пустили ко мне. Он умолял никому ничего не говорить, сказать, что произошёл несчастный случай, а он был пьян и ничего не помнит. Он твердил, что не хочет в тюрьму. Мне его стало просто жалко…
– Нам нельзя оставлять его безнаказанным. Ты должна пойти со мной в полицию и рассказать правду. Ему не выкрутиться из этой истории.
– Хорошо, я сделаю
это ради тебя.– Ты сделаешь это не для меня, а для себя. Любой человек должен отвечать за содеянное. Особенно близкий человек, если он совершает подлость. Альберт должен понести наказание за отвратительный поступок.
Через три месяца Моника получила ответ из прокуратуры. В письме витиеватым юридическим слогом сообщалось, что история о попытке изнасилования, рассказанная матерью и дочерью, не имеет под собой никаких доказательств. После беседы с господином Альбертом Кранихом у прокуратуры не осталось сомнений в том, что это выдумка женщин с целью приостановки процесса развода.
Новость оказалась неприятной, но не неожиданной – Юлия догадывалась, что по прошествии долгого времени им не удастся доказать правду. Поговорив с дочерью, она отказалась от дальнейшей борьбы за справедливость. Ей не захотелось больше ходить по инстанциям и давать бесконечные показания, травмируя этим не столько себя, сколько дочь. Доказательств у них – никаких. Слово Моники стояло против слова Альберта. У девочки не было шансов выиграть процесс против отчима. Слишком поздно они обратились в суд.
Время шло, не уставая преподносить все новые сюрпризы. Хорошего ничего Юлия Краних не ожидала, к плохим была готова. Спустя месяц после получения отказа из прокуратуры в возбуждении уголовного дела, она узнала от адвоката, что Альберт попал в автомобильную аварию на скоростной автотрассе.
«Странно. Он попал в аварию, как мой покойный муж. Неужели история может повториться во второй раз?» – подумала Юлия отстранённо и без злобы. Она тут же вспомнила о статусе Альберта, как законного мужа, забыла на время переживания и обиды, нашла адрес больницы и поспешила навестить больного.
В палату интенсивной терапии, где находился пострадавший, её не пустили. Через большое окно она могла видеть лежащего в кровати и опутанного проводами Альберта. Он находился в коме несколько дней. Относительно его будущего врачи высказывались очень осторожно.
Простояв у окна палаты почти час, она отправилась домой, затем позвонила адвокату и назначила встречу. Заручившись поддержкой адвоката и закона, Юлия представила в суд документы, удостоверяющие тяжёлое состояние Альберта, находящегося в коме. Это давало ей право отложить развод на неопределённое время. Спустя ещё десять дней она, с молчаливого согласия адвоката опять перехала в дом, из которого год назад ей пришлось выехать, и стала ждать новостей из больницы.
Врачи по-прежнему разводили руками и не давали положительных прогнозов.
Единственное, что Юлия от них услышала – предположение о том, что муж, скорее всего, не будет таким же здоровым, как до аварии. Мозг больного сильно пострадал. Если даже он выйдет из комы, без последствий для здоровья такая травма точно не останется. О тяжести последствий никаких прогнозов они не сообщали.
Моника оставалась по-прежнему молчаливой и замкнулась, кажется, ещё больше. Собственного мнения на возвращение в дом она не высказала, но в своей прежней комнате жить отказалась, и поселилась в комнате для гостей.
Юлия каждый день навещала мужа. Моника оставалась дома и всё чаще жаловалась на головные боли, – они мучали её после злополучного ночного вторжения Альберта и раны, полученной от падения. Юлия, беспокоясь о здоровье дочери, организовала встречу с врачом в той же больнице, где лежал муж.
Может показаться странным, но Альберт очнулся в тот день, когда Моника пришла в больницу на обследование. Случайно они бы никогда не встретились, но, услышав от матери, что её обидчик после трёх месяцев комы пришёл в себя, девушка согласилась его навестить. С этажа компьютерной томографии она спустилась на нужный этаж, нашла палату и остановилась на пороге. Мать пришла раньше и стояла около окна, глядя на лежащего в кровати беспомощного мужчину. Моника проследила за взглядом матери и невольно передернула плечами от увиденной картины: глаза неподвижно лежащего Альберта бессмысленно таращились в потолок, из угла рта текла вниз слюна. Ни говорить, ни соображать он не мог, выйдя из комы полным идиотом.