Умирать вечно

Я упал удачно. В том смысле, что мог хорошо видеть, как пылает взорвавшийся броневик. Длинные языки пламени вырывались из открытых люков и растерзанного корпуса; на заднем плане миротворческий «Апач» раздувал огонь, висел в воздухе кошмарным драконом, гораздо более страшным и опасным ныне, чем Абадонна.

Как медленно вращаются лопасти, подумал я. Как вертолет может парить с почти застывшими лопастями?..

В голове гудело. Там, под черепными костями, мозг перемешался в кашу, уже не могущую думать и анализировать. Глаза смотрели, но не видели, уши не слышали. Чудом я смог догадаться, что вертолет уже не висит в воздухе, но приземлился. Его кабина открылась, оттуда быстро выскочила широкоплечая фигура в грязном комбинезоне. Фигура осторожно обогнула костер броневика, держа наготове автомат. Двигался человек немного странно, рывками, будто движения давались ему с трудом, или же он позабыл их.

Можно ли позабыть, как двигать собственным телом?..

Я еще не видел лица пилота, но уже догадался, кто он.

…Можно, если ты сначала умер, а потом ожил вновь…

Пилот минуту разглядывал пылающие недра броневика, затем взгляд его совершенно черных, лишенных белков глаз упал на меня. От такого взгляда захотелось кричать, и я бы непременно закричал, но сил на такое уже не осталось. Пилот, оказавшийся бывшим охотником по кличке Молот, зашагал ко мне. Лицо его было серым и ничего не выражающим, рот плотно закрыт, широкие скулы выдают скандинавское происхождение.

Разве скандинавы отличаются широкими скулами? Я думал, они светловолосые…

Молот завис надо мною, как скала. Черные глаза казались не глазами вовсе, но впадинами, отверстиями на лице, безобразными и мрачными. И в тех отверстиях обитает злобная темная сила, сила самого Сатаны, переданная Абадонной.

Когда-то он был человеком, а теперь лишь ходячий труп. Боже, разве трупы могут ходить, стрелять, управлять вертолетом? Трупы должны гнить в земле или на земле, гореть в крематории, закапываться в могилы, но не летать на вертушках…

Я вдруг ощутил совершеннейшее безразличие ко всему. Мне больше не хотелось кричать и пытаться спрятаться. Не хотелось чувствовать боль. Легкость накрыла тело приятной теплой мантией, убаюкала, успокоила. Я разглядывал автоматный ствол, зная, что спустя секунду он изрыгнет огонь и разнесет мою головушку в клочья, но не испытывал беспокойства по этому поводу.

Молоток стал худее? Или мне кажется?..

Мертвец тянул с расправой. Хотя, скорее всего, мне всего лишь мерещилось, что он тянет. Субъективное время для меня изменилось, поменяло скорость и направление хода. Я впал в настоящий бред.

Какой из меня Энвиад… Я всего лишь кучка испражнений жизни, как сказал один герой в одном фильме. А ведь хотел же поймать такси… Так устал на работе, так хотелось побыстрее вернуться домой, покушать, поспать… Нет, полез в метро. Ненавижу метро. Там слишком людно и душно, хочется к солнцу, к небу. А еще эти менты, вечно подозрительные, вечно хмурые. Однажды проводили меня в свою комнатушку для обыска… Я что, похож на этого здоровяка Молота? Не видел сходства… Да, определенно, я никогда не замечал сходства между собой и этим мертвецом. Но сходство вскоре будет, и очевидное: мы оба будем мертвы. Вот только он ходит, а я ходить не буду. Буду лежать здесь, пока мои кости не погребет обрушившаяся скала. А потом, лет через тысячу или миллион, новая раса разумных раскопает то, что осталось от меня, выложит в музей под стекло и напишет на табличке: «Уникальный экспонат! Скелет эпохи Слияния. Жалкая крупица того, что оставили после себя наши предки». А может, напишут что-то иное. Или вовсе не напишут… Кто их знает, наших потомков… Да и будут ли они вообще…

Окончательно теряя связь с реальностью, я краем глаза увидел, как из груди Молота показался острый металл, сверкнувший отраженным пламенем горящего броневика. Я нисколько не удивился, догадавшись, что металл — это кончик какого-то колюще-режущего оружия вроде короткого меча или длинного кинжала. Молот вскинул руки, совершенно беззвучно завопил от боли.

Могут ли мертвые чувствовать боль? Что для них боль? Ведь они прошли уже последнюю черту, отделяющую жизнь от смерти, а значит — боль от отсутствия боли. Ведь жизнь — это боль…

Палец мертвеца надавил на спуск автомата. В низкое небо полетела очередь пуль калибра пять сорок пять на тридцать девять.

АКС-74У. Автомат Калашникова образца 1974 года. Укороченный. Предназначается для десантников, связистов, саперов, танкистов, расчетов пусковых установок и бойцов спецподразделений. Выпуск автомата прекращен в 1997 году…

Кончик лезвия в груди Молота чуть-чуть провернулся в сторону, затем исчез с тем, чтобы спустя секунду появиться вновь, но уже чуть ниже и в стороне от первой раны. На меня, заливая лицо и в особенности глаза, брызнули быстро иссякшие струйки черной и густой точно смола крови мертвяка. А лезвие снова исчезло и снова появилось в новом месте на груди Молота, и каждое исчезновение-появление колющего оружия сопровождалось влажным, омерзительно хлюпающим звуком.

Точно втыкать нож в спелый арбуз…

В конце концов, мертвец закинул голову назад и повалился поперек моего тела. Я же, совершенно обессиленный, едва мог заметить невидящими глазами того, кто спас меня от Молота.

Два мертвеца делят мои потроха… Кажется, тот, с чем-то вроде мачете в правой руке, победил. Ему достался приз: потроха… Мои потроха…

И навалилась тьма. Непроглядная, беззвучная, бесчувственная. Тьма, какая может быть в плотно заколоченном гробу на дне зарытой могилы. Тьма тайного склепа, надежно укрытого в мрачном ущелье. Тьма окраины вселенной, куда еще не дошел свет звезд.

ГЛАВА 21

— Пусть грянет буря, — прошептал Логан, точно заклинание, последнюю фразу перед битвой.

И грянула настоящая буря, да такая, каких еще не бывало в Актарсисе. Если бы Светлейшие были чуточку прозорливее, они смогли бы разглядеть в этой буре предвестие о скором палении Актарсиса. Но Светлейшие и в мыслях не предполагали, что Царствие Небесное может когда-либо пасть. Нет, случится что угодно, какой угодно катаклизм, но Царствие незыблемо, как незыблем и вечен Свет во вселенной и граница, делящая Свет от Тьмы.

Глупцы. Разве не понимаете вы, что нет этого. Нет границы. Нет Света и Тьмы. Есть лишь ваше видение, ваша субъективная оценка реальности. Вы считаете себя воплощением Добра, но так ли на самом деле? Разве добром и справедливостью вы достигли тех высот, на каких ныне находитесь? Разве во имя Света или Добра вы существовали тысячи лет?

Лицемеры… С этим надо кончать.

Логан скрестил свой кровавый лиандр с голубым лиандром Игната. Во все стороны полетели искры, жидкие брызги энергии, подобные брызгам расплавленного металла. Противники сцепились, их глаза пылали и пускали густые облака призрачного тумана. Логан, повелитель Яугона, стал теперь сущим демоном с совершенно красными, как и его лиандр, но парящими зеленым туманом глазами. Игнат, облаченный в золотые доспехи, скрестил голубой меч и голубой же взгляд, источающий прозрачные клубы тумана белого цвета.

Взгляд демона всегда пылает огнем Преисподней, но парит ядом смердящего болота. Взгляд астера светел и прозрачен.

Противники развернулись и нанесли новый удар. В искусстве владения мечом Логану не было равных, и это прекрасно знал Игнат. Но архангел был не из тех, что пасуют перед серьезным противником, к тому же за века, прожитые в Актарсисе в качестве генерала гарнизона Икстриллиума, Игнат довел свое мастерство до воистину высокого уровня.

Логан не ожидал, что архангел будет настолько ловок. Скинув плащ, демон взялся за рукоять лиандра двумя руками, прокрутил по нескольким осям с устрашающей скоростью и улыбнулся дьявольской улыбкой всех чудовищ Яугона. А потом прыгнул вверх и подобно пуле взмыл в воздух над стенами крепости. Огромные черные крылья расправились за спиной Логана, сделали его похожим на дракона, на мифическое существо Зла и Смерти. Игнат взлетел следом, расправив свои ослепительно белые, но такие же огромные крылья. Теперь бой завязался на высоте, под грозовыми разрядами и проливным дождем, среди плотной смеси воды, воздуха и электричества.