Умная судьба
Шрифт:
Я вам сказал, что с Пашкой у нас есть секреты, и упомянул при этом, что эти секреты пустяшные, - так и есть. Но сначала и Олег был секретом, - блядь, тайной!
– страшной!
– и, возможно, он так бы и остался Пашкиной драгоценной страшной, - ну, очень симпатичной страшной, - тайной, но Умная Судьба решила, что это плохо, не должен Пашка иметь от меня ТАКУЮ тайну. И я всё узнал, - случайно, ясен перец, - Судьба ведь обожает случайности! Кстати, я уверен, что не узнай я этого про Пашку, тогда бы и дружбе нашей с ним пиздец, и с Вовкой бы у меня всё сложилось бы не так, и вообще бы могло ничего не сложиться у меня
И вот я узнал. Поскольку я узнал об это случайно, я не буду описывать это в деталях, да и Пашка бы взбесился, ведь он всё равно прочитает это вот всё, и всех сразу узнает, и себя, - мне и так предстоит пережить нечто, поэтому, тут я и вправду, без деталей, простите, господа.
В двух словах: - я их застукал.
Блядь…
Да будь, что будет! Не убьёт же меня Пашка! Хотя… Но как хочется, ах, как же мне хочется рассказать об этом хоть чуть-чуть подробней, чем я собирался поначалу!
Итак, будь, что будет, и я вам, господа мои, расскажу, но не ждите всё-таки, особых подробностей, я же хочу пожить ещё, у меня же теперь есть Вовка.
Ну да, я застукал Пашку и Олега. Жуткая была сцена, доложу я вам… Да это и понятно. Нет, я не упал в обморок, не было моих криков, - ещё чего!
– и, - главное, - я не накинулся на Олега. Ну, я же знаю, что из себя представляет мой старший сын, и я сразу понял, что никого тут не совратили, и не захоти этого сам Пашка, то… И оказался прав, ну, тут уж совсем ничего удивительного, говорю же, знаю я Пашку, я не угадывал, я это знал.
Разумеется, я… растерялся? Опешил? Потерял дар речи? Ну, дар речи-то я как раз не потерял…
Медленно закрыв рот, я смотрел на спрятавшегося под одеяло Олежку, на мечущегося голышом по моей спальне Пашку, - по моей спальне!
– и я спросил: - Пацаны, это у вас как? И тут у Пашки началась истерика. Блядь, не дай вам Боги когда-нибудь оказаться на моём месте…
Он швырнул в меня свои скомканные плавки, которые, наконец, сумел найти среди вороха одежды, и заорал: - Как, как, не видишь, он сверху, я снизу! Ну, убей, что смотришь! Ну! Застрели нас! Ну! Вон, мечами своими заруби!
И дальше, в том же духе, не очень вразумительно, а Олег под одеялом… тряслось одеяло, от страха, от слёз, от жалости к Пашке, к себе, от любви, от тоски, от того, что всё вокруг… Я подошёл к Пашке, отдал ему его плавки, нашёл среди одежды боксёры Олега, сунул ему их под одеяло и… И мы поговорили.
А вот разговор я вам толком и не предам, сам плохо помню. Нет, конечно, помню, - так, в общих чертах… каюсь, поначалу было много общих мест, - нет, не надо, тут мне стыдно, - вот, а потом, вроде, заговорили по-настоящему. Недолго говорили, здесь долго и нечего было говорить, настоящих слов много не надо. Потом я пошёл в кабинет, взял из бара два бокала, бутылку шампанского, вернулся в спальню, - ни Пашка, ни Олег так и не оделись, но выглядели они совсем не здорово, - ха, ещё бы, такой стресс!
– и я отдал им шампанское, и уехал в клуб, проветриться. Вот и всё.
Да нет, не всё, разумеется, потом и ещё было, - Олег перестал к нам ходить, я его понимаю, он же меня тогда испугался на всю свою жизнь, и как Пашка его ни уговаривал… И мне самому пришлось чуть не за шкирку притащить
этого дурачка к нам, и был ещё разговор, но этот разговор совсем уж неинтересен, а потом Пашка с Олегом ещё ругались… раза три, что ли, - и я их мирил, - блядь, поверенный их дел сердечных!– и Пашка стал думать, что он мне обязан по гроб жизни, и мне пришлось вправлять мозги ещё и ему, - тоже мне, возомнил обо мне…
Тогда-то я и рассказал Пашке про того пацана, что был у меня до Вовки, и Пашка впал в другую крайность, - он решил, что я обладаю неким суперопытом в любви, в сексе, в его технике, - Боги, вот это было хлеще всего, - он решил ведь, что со мной можно обсуждать ВСЁ, - в деталях, и ещё вопросы задавать, - и я должен был уже этому кретину объяснять, что я не знаю, как лучше, как вам с Олежкой нравится, так и лучше, и отвяжись ты от меня, наконец!..
В общем, всё утрясалось где-то с полгода. Утряслось, и лето я жил спокойно, да вот Умная Судьба решила: - хорош, Ил, поезжай-ка ты в одно место, сейчас там такой один пацан в люк свалится… кстати, у него глаза того же цвета, что и у тебя…
Так-то вот у нас с Пашкой. Так-то. Поэтому, господа, не следует вам удивляться тому, как Пашка отнёсся к Вовке, что он с ним поговорил о… Нет, это будет позже. Позже они поговорят.
Не удивляйтесь тому, что Пашка решил, что раз у него есть Олег, то неплохо бы, чтобы и у меня появился кто-то. Ну, вот, хоть и Вовка, - вроде ничо пацан, сойдёт, папа ведь сам его привёл, нормально… А пацан ничо такой, кажись, не олень…
А тортик я купил…
– Дядя Илья, а Пашка меня обещал каратэ поучить!
– Это зачем ещё?
– я смотрю на Пашку, Пашка смотрит на Вовку, Вовка смотрит на Пашку…
– Ну… Как это зачем? Ха, дядя Илья, вы даёте… зачем…
– Это, Вовка, ты внимания не обращай, он не понимает, он же стрелок, - и Пашка быстро мне кланяется, выпрямляется, стойка, согнутая в локте левая рука со сжатым кулаком локтём прижата к талии, правая выкидывается вперёд… Белов тут же изображает нечто подобное…
Мда, Фобос и Деймос, страх и ужас, - однако, надо как-то реагировать, срочно…
– Та-ак, - начинаю я бубнить с унылым видом.
– Значит, вы решили меня разорить, а с виду приличные вроде такие, вот и верь глазам своим после этого…
– Почему разорить?
– удивляется Вовка, а мой старший вздыхает, он знает, что я сейчас начну валять дурака, и Пашка машет на меня рукой, и принимается за пакеты, что я притащил из магазина…
– Почему-у? Дак ить! Зелёнка! Зелёнки прикупить надоть? Это будет раз, - и я начинаю загибать пальцы.
– Ну, эта, йод там, бинты разные, повязки всякие, пластыри, то будя пять.
– Два, - говорит слегка обалдевший Вовка, он же не привык, а Пашка дёргает его за футболку, снова машет на меня рукой, мол, кончай, Вовка, пусть поприкалывается батя…
– Пять!
– сурово говорю я Пашке, и тут же соглашаюсь: - Нехай, пущай будя два. А гипс? А костыли, а коляска инвалидная, самодвижущаяся? А к фершелу?! К фершелу-та, это ж, почитай, двадцать вёрст, до фершела-та!
– Двадцать пять, тятя!
– не выдерживает Пашка, он, ухмыляясь, включается в мою игру.
– Во! Двадцать пять! Концы немалыя, туда-обратно! Кобылу, опять же, эта, в тарантас запрягать… Ну, по зиме, положим, санки надоть…