Умница
Шрифт:
Замелькали дни их семейной жизни. По желанию Татьяны Юрьевны молодожены жили с ней; им была отведена большая из двух маленьких комнат – та самая, с диваном. Теперь Нина с Димой были неразлучны круглые сутки: утром ехали в институт, там сидели рядом на лекциях, возвращались, обедали, листали конспекты.
Татьяна Юрьевна была с невесткой ровна, вежлива, но на Нину каждую минуту веяло от нее арктическим холодом. Очевидно, и Татьяна Юрьевна желала своему единственному сыну другой жены. Она никогда не упоминала о том кошмарном случае, когда она застала их на месте преступления, но, видимо, считала Нину какой-то распутницей и авантюристкой, затянувшей неопытного Димочку в свои сети. Впрочем, размышляя об этом, Нина признавалась себе, что это было недалеко от истины.
Нина привыкла к Диме, как привыкают к своему пальто или портфелю: он не вызывал у нее никаких эмоций, просто был всегда рядом. У них поневоле было все общее: знакомые, учебные заботы, даже учебники и тетрадки. Нина помогала не очень способному Диме готовиться к экзаменам, потом писать диплом; они уже обсуждали планы на жизнь после окончания института.
Татьяна Юрьевна работала в плановом отделе какого-то завода, где из-за спада в отрасли была занята только полдня. Все остальное время она посвящала своему небольшому домашнему хозяйству. Нину она трудиться не заставляла, но и не отталкивала. В конце концов у них установилось, что Нина каждый день по два часа под присмотром свекрови терла, скоблила, мыла и стирала. Ее собственная любящая и всепрощающая мама ее к такому не приготовила, и поначалу Нине приходилось тяжело, но потом она втянулось, ей даже понравилось.
Возможно, брак с Димой мог бы со временем окрепнуть, пустить корни, и была бы у них семья не хуже других, но имелась в Нининой семейной жизни зона бедствия. Супружеское ложе. Дима с энтузиазмом исполнял свои обязанности мужа, но для Нины это было еженощным испытанием. Стоило Диме выключить свет и прикоснуться к ней, как у нее перед глазами вставала Татьяна Юрьевна – в плаще, с сумкой в руке. К тому же настоящая, а не призрачная Татьяна Юрьевна была тут же, за тонкой стенкой. Звукопроницаемость в квартирке была потрясающая, и Нине было слышно, как свекровь ворочается в кровати, садится, нашаривает шлепанцы и идет мимо их двери на кухню, чтобы принять желудочные таблетки. Это повторялось почти всякий раз в минуты их с Димой близости, и у Нины все внутри сжималось. Никакого наслаждения, о котором шушукались некоторые смелые подруги, она не испытывала. Были малоприятные, иногда болезненные ощущения, все возрастающее недоумение и досада.
К числу немногочисленных достоинств Димы относилась чистоплотность, к которой приучила его мать. Он каждый день принимал душ и менял белье, от его тонкой, почти прозрачной кожи всегда пахло земляничным мылом – любимым мылом Татьяны Юрьевны, которое она использовала во всех случаях. Нина возненавидела этот запах.
В конце концов это стало невыносимо. Нина не раз собиралась поговорить с Димой, но язык не поворачивался начать разговор. К тому же Дима выглядел совершенно счастливым. Он явно считал себя хорошим мужем, в его тоне слышались нотки мужского самодовольства.
Однажды, покупая в каком-то ларьке шариковую ручку, Нина увидела брошюру о технике секса. «Мне еще вот это», – сгорая от стыда, ткнула она пальцем в красноречивую обложку. Урывками, запираясь в туалете, она прочитала брошюру. Половину она не поняла, а другая половина ее потрясла; для нее открылся новый мир.
Нина не решалась показать брошюру Диме, пока не выдался такой день, когда он с простудой остался дома. Уходя на занятия, она тайком сунула брошюру под подушку в расчете, что Дима найдет и сам прочитает. Но нашла брошюру Татьяна Юрьевна. Когда Нина вернулась, свекровь встретила ее в дверях. «Я тут меняла белье и нашла вот это. Наверно, это твое», – протянула она Нине брошюру, тщательно завернутую в газету.
Это был конец, но Нина сделала еще одну попытку спасти положение. Она спросила у отца, не против ли он, если они с Димой переселятся к нему. Отец обрадовался, вызвался перевезти их вещи в тот же день. Но, заведя об этом разговор с Димой, Нина по его растерянному лицу сразу поняла, что ничего не выйдет. Дима все же обещал поговорить
с Татьяной Юрьевной. У них состоялся разговор, при котором Нина не присутствовала; итогом было то, что Дима, пряча глаза, чужим голосом объявил Нине, что не может оставить мать. В ту ночь между супругами впервые не было близости.Оставаться с Димой не имело смысла, но по инерции Нина жила с ним еще месяц, до защиты дипломов. Защита у обоих прошла прекрасно. Получив красную корочку, Нина почувствовала какое-то освобождение – прежняя полоса в ее жизни закончилась, начиналась новая. Даже не попрощавшись с Димой, она поехала к отцу с твердым намерением больше не возвращаться в комнатку со злосчастным потертым диваном.
Дима привез ее пожитки, уместившиеся в одном чемодане. Он был убит. Воздушный замок, который он построил и в котором был счастлив, рухнул. От отчаянья обретя красноречие, Дима упрашивал Нину не бросать его. Впрочем, он даже не заикнулся о том, чтобы переехать к ней; власть матери над ним была абсолютна, поступить ей наперекор он не мог даже ради своего счастья. «Извини, Дима, ничего не получится», – мягко, но решительно сказала Нина. «Но почему, почему?» – вопрошал Дима. Нина только качала головой. Она не хотела заводить с Димой разговор о своих сексуальных проблемах – она уже поняла, что бросила бы его все равно. Как она могла ему это объяснить? Как объяснить, зачем она вообще выходила за него? «Извини, Дима. Не переживай. Все у тебя будет хорошо», – сказала она, выставляя его за дверь.
Они развелись. На память о Диме Нине осталась графская фамилия, которую она не стала менять. А на память о Татьяне Юрьевне осталась привычка к порядку, который Нина с тех пор наводила вокруг себя всюду, где бы ни оказалась.
Глава 3
Нина снова стала жить с отцом, и жизнь эта была безрадостной. За время ее замужества отец заметно изменился. Еще далеко не старый, около сорока пяти, он не находил постоянной работы, перебивался случайными заработками. И стал по-настоящему много пить. Он запустил себя, не брился, вид у него был нездоровый, постаревший; увидев эти перемены вблизи, Нина была поражена.
Отец всегда был человеком веселым, душой любой компании. Мама рассказывала, что когда-то он покорил ее своими туристическими песнями под гитару, – в молодости оба ходили в дальние турпоходы. Но гитара уже многие годы пылилась на антресоли, от многочисленных прежних приятелей не осталось и следа, последних из них разметал вихрь реформ. Вокруг отца не было никого, а главное, рядом не было мамы. Нина была уверена, что мама не дала бы ему согнуться, с ней он остался бы прежним – работягой, весельчаком и философом-эпикурейцем.
Теперь эта обязанность – поддержать отца – лежала на Нине, и она остро переживала свою беспомощность. Она упрашивала отца не пить, ругалась с ним, пыталась затащить к каким-то врачам, но все без толку.
Однажды, в трезвую минуту, он сказал ей: «Нинок, брось ты это, не пытайся меня спасать. Ты думаешь, я не понимаю, что спиваюсь? Я это делаю сознательно. А что мне остается, скажи? У меня в жизни больше ничего нет». «А я?» – с обидой воскликнула Нина. Она знала, что отец в ней души не чает, но, очевидно, этой любви было мало, чтобы наполнить его жизнь.
Нина устроилась в крупную инвестиционную фирму и окунулась в работу с головой. Она мечтала сделать быструю карьеру и тогда… Что будет тогда, она представляла смутно, но одно знала точно – она найдет возможность помочь отцу. Главное, ему нельзя было оставаться без дела. Нина мечтала, что изучит всю механику бизнеса вдоль и поперек, обзаведется связями и поможет отцу открыть собственную строительную компанию. Он же такой прекрасный специалист, золотая голова, у него все получится, нужно только начать! Порой в ее мечтах они вместе с отцом открывали свое дело и добивались огромных успехов. Нина сама понимала, что все это очень наивно, и была бы удивлена, если бы кто-то ей сказал, что довольно скоро отец действительно будет владеть собственным предприятием, и она, Нина, будет участвовать в его делах, а потом будет спасать его бизнес.