Умные мысли, которые делают тебя дурой

– Ты лук порезал? – почему-то рассердилась Галка. – Стоишь, рыдаешь… Лук порежь!

Дочка убежала реветь в свою комнату, младший вспотел, покраснел и кое-как жевал котлетку. И все мы тоже кушали котлетки, мы все боялись Галку, она же учительница, она поставит нам двойку. Она не пустит Толика на рыбалку!

Всю жизнь свою Галка любила две вещи – командовать и готовить. Лыжи, коньяк, джаз, балет – не любила. Шить, вязать – не любила. В театр, в кино? Нет, далеко. Рыбалка? Некогда ей, огород у нее. Литература? Нечего голову ерундой забивать. Командовать и готовить, командовать и готовить – это были два ее основных навыка, два любимых дела, поэтому в доме все должны были слушаться и есть все, что она наготовила. И самое-самое страшное для Галки наказанье – если муж от еды отказался. Случается, когда она достанет Толика, тогда он ей сразу: «Ага! Чао, детка, есть не буду!» Моментально у нее руки опускаются, взгляд задумчивый – и побежала в ванную, скупые слезы вытирать.

Приехал он недавно из Италии, наш Толик, привез им с дочкой сумки. Мы посоветовали:

– Сумочки своим купи, какая женщина не обрадуется итальянской сумке?

Галка не обрадовалась. Спросила сколько стоит, и у них скандальчик сразу.

– Ты что, с ума сошел? Зачем мне сумка за такие деньги? Куда я с ней пойду?

И в шкаф швырнула. Аппетит у Толика пропал, естественно. А у нее и борщ был приготовлен, и котлетки ее фирменные, из кролика… Не притронулся. Как ни умоляла, есть не стал.

Мы все про это знали, мы знали, что Галка до слез обидится, если мы не съедим ее котлетки, поэтому мы ели и хвалили, и все действительно было вкусно. Вкусно! Мама дорогая, как же вкусно! Взять бы сейчас эти котлетки, да закинуть их в девяносто пятый год, когда мы ножки Буша с голодухи покупали…

Ах, Галка, милая! Как время-то летит… Мы еще и сами-то похудеть не успели, а у нас уже дочки на диетах сидят! И что ж нам делать, клюшкам? Сейчас дети разлетятся – и все, никому оно не нужно будет, наше хозяйство. Спасаться нужно, нам, калошам, срочно горизонты расширять. Уж не свои, конечно, горизонты, какие горизонты могут быть у нас, домохозяек… Ты, Галка, мужнины горизонты расширяй. Толик у тебя как бульдозер попер, а ты его в командировки не пускаешь!

– На самолете не пущу! Убьешься! – кричит обычно Галка. – Оставишь семью без кормильца!

Галка собирала мужа в командировку основательно, каждый раз провожала как на северный полюс. Десяток вареных яиц, картошка, зеленый лучок, курочка жареная, пирожки – Толик кормил все купе.

– За именинника! Еще раз! За Толика, давайте, за нашего кормильца!

– Мы вроде бы машину обмывали?

– За Толика! За Галочку! За ваш гостеприимный дом! Толик, Толик, дорогой, поздравляем! Машина шикарная, теща твоя упадет… Осознает!

Кстати, теща… Теща во всем виновата, это она научила Галку готовить. Мама сказала: путь к сердцу мужчины лежит через желудок, и как же ей Галка могла не поверить? Тем более однажды эта схема и правда сработала, ведь именно таким путем теща и выдала Галку замуж.

Ей было девятнадцать, Галке. Коса до пояса, пошла в пединститут, ее туда направила учиться поселковая администрация. Экзамены все на отлично, никаких мини-юбок, в библиотеке сидит… Теща на это посмотрела, посмотрела, и решила не ждать, пока дочери тюкнет полтинник, позвала в гости племянника с товарищем, товарищ и был наш Толик.

Вошел студент, голодный, студенты все голодные, так раньше было, как сейчас, не знаю, вошел он к тетеньке на кухню – и ахнул. Картошка со свининой, холодец, и девушка сидит румянится, коса до пояса. Коса!.. Галкина коса Толика очаровала, он про нее постоянно вспоминает, и когда про косу говорит, сразу по груди себя гладит и улыбается.

– Коса до пояса… как увидел – обомлел. Потом смотрю – теща бутылку несет. Ну все, попался я, думаю, крепко!

Галка отрезала волосы сразу после родов, какой-то варварский обычай был у них в деревне, сразу после первых родов косу отрезать и прятать в шкаф на память. Галка отрезала, коса лежит у нее в шифоньере, в мешочке, а Толик как выпьет, просит косу ему принести и хвалится, какая крепкая тяжелая коса была у любимой жены, но Галка эти нежности не любит.

– Принеси ему косу… – сердится Галка. – Перебьешься. Лук порезал? Картошку почисть, а то как выпьет, сразу косу ему неси…

– …мы потом с ней на танцы пошли, – улыбается Толик. – Теща говорит: «Ты там поосторожней, на дискотеке, у нас на танцах хулиганье одно»… Да что мне ваше хулиганье? Кому-то палец выбил… Немножко поборолись… Заломал одного, другие сами разбежались. И заодно потанцевали немножко. А теща хитрая… – смеется Толик и пальцем грозит. – Ой, какая теща хитрая! Наутро вижу – блины печет. И улыбается: давай, родимый, засылай сватов, будем поросенка резать.

Ничего я не имею против!.. Идите, жарьте поросенка своего. Я тоже люблю оторваться по борщу с чесноком. Все люди, все народы, все мужчины и женщины в этом мире любят поесть. Мир крутится на кухне! Я не хочу ни с кем ругаться, я вообще на огород ушла, я пряталась от ананасов, салат я хотела, сезонный. Огурчики Галкины, масла туда, укропом погуще и солюшку… Чем проще, тем вкуснее, #ятакщитаю. Как только в жизни начинается салат из ананасов – все, приплыли. Значит, что-то мы себе недоговариваем, что-то мы скрываем под этим бесконечным майонезом.

Что прячем? Неуверенность? Стараемся, чтоб нас хвалили за салатик? Пытаемся создать мероприятие, хоть какая-то новость в нашем болоте? Товарищи, у нас по средам изумительный салат! А может, это просто страх? Тот самый крестьянский страх голодной смерти?

Что вы смеетесь? В наших местах голод был постоянно, и Галкина бабушка еще помнила хлеб с лебедой. Вот она-то всегда и приговаривала – ешь, пока естся, ешь пока естся. Старушку похоронили, начали чистить ее сараи, в старых деревянных сундуках обнаружились запасы. Горы советских серых макарон, пыльный рис, поеденная жучками фасоль, окаменевшие сухари и сопревшая за годы мука. Все это выкинули поросенку, над бабулькой посмеивались, но все равно вслед за ней повторяли – ешь пока естся, ешь пока естся.

Генетическая память о голодном прошлом не давала покоя и Галке. Суровая зима, неурожайный год, засуха, падеж скота, мор птицы, продразверстка, раскулачивание, бандитские грабежи, война и очередь за хлебом – ничего такого Галка, слава богу, не видела, если только сахар и мыло по талонам, и все равно она боялась, и все равно готовила тушенку в трехлитровых банках и под завязку набивала погребок.

– Шеф премию назначил! – радовался Толик. – С голоду не помрем, прокормимся…

– У соседа кролики дохнут, эпидемия, – беспокоилась Галка. – Кроликов резать пойдем.

Смех смехом, но каждый август, в ожидании очередного кризиса, Галина тарилась гречкой по-взрослому. Гречка, рис, макароны, мука, постное масло, мыло и туалетная бумага – вы список знаете. В ее погребке можно было пересидеть голодный год, а мне бы и на три хватило. Там было все: варенья, соленья, домашняя тушенка, морковка в ящиках с песком, кадушка с капустой, и на каждой банке подпись, в каком году закручено.

А на дворе у нас – две тыщи аж семнадцатый. Революция, которую так ждали большевики, не случилась, мы жили тихо, вяло, как при Брежневе, и даже декорации к державным праздникам напоминали старую советскую агитацию, звучали те же песни, только новыми бездарными голосами, и тот же самый оливье стоял на праздничном столе… Только Хакамада нам вещала про эпоху турбулентности, про то, что мир меняется, что нужно делать ставку на мобильность… Хакамаду слушала Галкина дочка, а Галка ничего ни про какую турбулентность слушать не хотела, в своей рутине она не сомневалась, что живет правильно, то есть заботится о семье, о пропитании то есть.