Умные парни (сборник)
Шрифт:
– В ЦЕРНе я приношу российской науке пользы больше, чем если бы продолжал работать в России, – говорит Андрей Голутвин, координатор одного из четырех экспериментов на Большом адронном коллайдере. (Никто из наших ученых в ЦЕРНе такой высокой позиции никогда не занимал.) – ЦЕРН поддерживает потенциал российской науки и не дает ей исчезнуть. Это столица мировой науки, хотя когда-то наша страна тоже была столицей. Армия наших физиков и институтов выжила благодаря заказам для Большого коллайдера.
В Женеве Андрей Голутвин живет почти три года и так показал себя, что недавно к нему специально прибыл ректор лондонского Империал Колледжа и предложил профессорскую кафедру. Внешне Андрей Голутвин вылитый иностранец, что редкость для русского человека, сколько
– В Лондон я не перееду, только лекции, – рассуждает русский ученый и английский профессор. – В России тоже мог бы лекции читать, но жить и работать лучше в Швейцарии. Можно, кстати, устроить в ЦЕРНе практику для студентов и аспирантов из России. Но пока в моем эксперименте, который во многом разработан нашими учеными, пятьдесят аспирантов из Англии и всего три из России.
Принципиальное отличие наукограда в Швейцарии от наших наукоградов от Подмосковья до Сибири состоит в том, что здесь могут работать ученые из всех стран мира. Российское законодательство жестко ограничивает допуск иностранцев к научно-технической информации, и даже самые талантливые аспиранты из СНГ после защиты диссертации уезжают из России на Запад. Если мы не можем взять на работу украинца и белоруса, что говорить о немце и французе. Очень важно и то, что в наукограде ЦЕРН можно заниматься наукой на мировом уровне, получая достойную зарплату при высоком уровне личной безопасности и хорошем досуге, о чем стоит сказать отдельно.
Когда вдохновители Сколкова говорят, что в русском иннограде появится поле для гольфа, это вызывает насмешки. Как будто ученым для восстановления умственных сил ничего, кроме лечебной физкультуры и бассейна, набитого целлюлитными дамами, по жизни не положено. Русские ученые в Швейцарии увлекаются горными лыжами, сноубордом, виндсерфингом, водным туризмом и даже, например, экзотическим виа-феррата. Цена за удовольствия несопоставимо меньше, чем за схожие хобби в России. Годовой абонемент в лучший спортивный клуб обойдется в сотню баксов. ЦЕРН стоит у подножия горного хребта Юра, где были найдены доисторические динозавры, прославленные Спилбергом в «Парке Юрского периода». Прогулки по горам составляют прелесть даже для тех, кто далек от спортивных рекордов. И алкаши на склонах, как на наших бульварах, почему-то не валяются.
Главный спортсмен русской диаспоры – Михаил Кирсанов. В горах он забирается в такие места, что приходится горных козлов расталкивать. Меня этот добрый человек хотел поднять на Монблан, но милостиво укоротил маршрут, оценив мой жалкий и задыхающийся вид. Михаил поднимался на Монблан уже дважды, разными способами. Из 82 альпийских четырехтысячников покорил уже полтора десятка. В гараже у него восемь велосипедов, гонщика неоднократно сбивали ошалевшие от его виражей смирные швейцарские водители, но ученый, укрепив тело металлическими штырями, продолжает спортивные подвиги.
– Стареть нельзя! – восклицал Михаил Кирсанов, взирая на меня с горной гряды. – Каждый день – минимум десять километров бегом или двадцать на велосипеде! После спорта в голове для науки новые емкости образуются. Осторожно! Здесь мой боец свалился с обрыва.
Своими «бойцами» Михаил Кирсанов называет ученых, которые согласились участвовать в его горных забавах. Отпуск в России он недолюбливает, потому что теряет на родимых низинах спортивную форму. Но в любом случае комфортность и многообразие жизни русского ученого в западном наукограде – и отдых занимает здесь не последнее место – очень высоки. Если мы всерьез хотим видеть в Сколково мировые научные звезды, осмеянным полем для гольфа не обойтись.
Ни в одном европейском городе Ленин не бывал так часто, как в Женеве. Здесь он столовался у будущего академика Ольги Лепешинской, которая сделала эпохальное,
затмевающее все перспективы Большого коллайдера открытие, состоявшее в том, что мыши рождаются из неживой материи в куче мусора. Ленин не был в восторге от Швейцарии, жаловался Луначарскому: «Грустно, черт побери, снова вернуться в проклятую Женеву! У меня такое чувство, словно в гроб ложиться приехал». Кстати, до революции половина студентов Женевского университета были русскими. Это заведение окончил академик Борис Збарский, который бальзамировал вождя для положения в Мавзолей.Женева не нравилась Ленину не потому, что здесь угнетали пролетариат. Швейцария в то время была одной из беднейших стран Европы, а Женева считалась исключительной дырой. Но в XX столетии банки заработали на инвестиции, в 1950-х годах страна сделала ставку на высокие технологии. Небольшая Швейцария находится на шестом месте в мире (после США, Англии, Германии, Франции и Швеции) по числу нобелевских лауреатов, впереди России. Об уважении к труду ученого говорит тот факт, что библиотека ЦЕРНа открыта круглосуточно, даже в новогоднюю ночь. Школьный учитель в Швейцарии получает 10 тысяч долларов, не считая социальных льгот.
– Русские уверены, что я русская, швейцарцы думают, что я швейцарка. – Оксана Шарифуллина живет в Женеве уже 15 лет, окончила школу и университет, работает в отделе экономических преступлений одной из четырех крупнейших в мире аудиторских компаний KPMG. – Мой круг общения – ученые из России. Читаю Акунина и Веллера, сижу в русских сайтах. Могла бы работать в московском офисе, но жить в Москве невозможно. Я хочу жить в Швейцарии и общаться с русскими, которые уехали из России.
Оксана – дочь Зиннура Шарифуллина, который учился в физтехе вместе с нобелевским лауреатом Андреем Геймом, но особых талантов за ним не помнит. Жена Зиннура тоже закончила МФТИ, пишет компьютерные программы высокой сложности и имеет не менее прочные позиции, чем супруг. Семья получила швейцарское гражданство, но недвижимостью не обзавелась, жилье арендованное, это в порядке вещей. Гостей угощают по-швейцарски – фондю и белое вино. Чета Шарифуллиных каждый год организует в Женеве слеты КСП, приезжали барды Ким, Егоров, Луферов, Фархутдинов. Все устроено, как на Грушинских фестивалях, – муниципалитет дает разрешение, и над Юрским хребтом плывет русская самодеятельная песня.
– Я слежу за событиями в России, – говорит Зиннур. – Читаю русские газеты на сайтах. Но угнетает, что не могу участвовать в той жизни, которая кипит в России. Мой брат в Башкирии возглавил борьбу против чиновника, который заставлял детей целовать ему ботинки. Известная история! У меня достаток больше, но я завидую брату. Россия для нашей семьи существует в экспортном варианте. Единственное, чем я могу помочь России, – доказывать на Западе, что русские – это не быдло.
– Но почему вы с вашей квалификацией не вернетесь в Россию? – спрашиваю у Зиннура.
– Потому что единственный шанс остаться в науке – уехать из России, – коротко отвечает российский физик и швейцарский гражданин. – Когда я уезжал из Башкирии в Москву, отец советовал: «Найди академика и тезку Зиннура Сагдеева». Где он сейчас? Правильно – в Америке.
Молодой ученый, будь он даже семи пядей во лбу, на научную зарплату в России никогда не сможет обзавестись жильем. Горькая правда состоит в том, что ученому и его семье нужна крыша над головой, как бы он ни был влюблен в науку Можно еще с выгодой жениться, но все-таки интеллект ученого нацелен на иные проблемы и ухватки брачного афериста ему недоступны. В российской науке, это видно по контингенту ЦЕРНа, остались лишь шестидесятилетние ученые, которые успели получить квартиры в советское время. Сорокалетних завлабов, это лучший возраст и лучшая должность для ученого, в России не осталось. Стоящая молодежь после защиты диссертации предпочитает скорее убывать за границу, потому что ипотека там вполне подъемная. Наши ученые в ЦЕРНе на каждом шагу встречают учеников, которые перебрались в западные университеты и весьма довольны жизнью.