Умоляй, ведьма

Однако, памятуя о словах Хмури, что, мол, сестрицы почти наверняка должны были перенять по наследству дар, я все же приняла решение согласиться на план Эйвина. Потому что, весьма вероятно, мои слова оказались бы не такой уж и ложью.

К счастью, обманывать вообще не пришлось!

Но Хмуре я, конечно, спасибо за это говорить не буду…

— В общем, его высочество пригласил меня на Королевский отбор, представляешь? — выдохнула я, показывая блестящий желтый перстень с короной внутри. — Он мне еще и денег пожаловал, и благородное звание! Я теперь дворянка!

— Это прекрасно! — воскликнул Эйвин, радуясь совершенно чистосердечно.

Это было так приятно… Когда кто-то по-настоящему переживает за тебя. А я чувствовала, что улыбка на лице парня самая настоящая.

— Однако хотелось бы заметить, что, судя по всему, ты и так дворянка, — проговорил он, заводя меня в дом и сразу на кухню. — Не знаю, почему при рождении тебе дали фамилию Довилье, фамилию твоей бабки. Ведь получается, если ты ее внучка и Ведьмономикон тебя признал, то ты на самом деле дочь давно отошедшего от дел Клермона Сирье, бывшего городского главы Вальтариума. Года три назад, говорят, он сильно заболел и был вынужден уйти с поста.

Я нахмурилась, слегка сжав зубы.

Говорить о родителях мне не нравилось. Каждый раз, когда в памяти всплывала информация, что кто-то из моих родственников жив, сердце больно колола мысль, что они меня просто бросили. Мазохисткой я не была, а потому просто старалась об этом не думать.

Ну бросили и бросили. Если я им не нужна, то и мне о них думать незачем…

А Эйвин тем временем продолжал, заставив меня сперва переодеться в домашнее платье, а затем усадив за стол. Волосы, на которых прочно застыла белая пудра, плохо поддавались какому-то воздействию, но после непродолжительных мучений мне удалось-таки убрать их в хвост.

“Потом разберусь с ними”, — решила я, стараясь прислушаться к тому, о чем там говорил мой подмастерье.

— Так вот, если предположить, что ты и впрямь дочь Клермона, то статус благородства передался тебе и так, потому что гранд Сирье им обладал.

— А моя мать? — уточнила я, отвернувшись к окну и делая вид, что меня это мало интересует.

Однако сердце все же на миг сжалось.

— Ронна Сабрина Сирье, единственная дочь Ирмабеллы, умерла очень много лет назад, к сожалению. Говорят, недолго они с Клермоном успели пожить в браке, — скорбно проговорил Эйвин, словно это могло меня расстроить.

Сердце снова больно кольнуло и отлегло.

Она и не могла меня спасти, моя бедная мама. Если она отошла в мир иной так давно, то, может, и не знала, что меня отдали в приют. Зато знал отец…

Но хотела ли я прийти к нему и спросить: “Зачем?”

Пока что у меня еще оставался такой шанс. Но… мне не было до этого никакого дела.

Я сжала губы и ничего не ответила.

— Однако все это так только в том случае, если мы не ошибаемся, — продолжал Эйвин.

— Из приюта я вышла неблагородной. Отец не признавал меня, — покачала я головой. — А значит, только протекция принца…

— Да, ты права, — кивнул парень, накладывая мне в тарелку несколько свежих, еще горячих блинов. — И грамота благородства — это, безусловно, большая удача. Хмуря помогал тебе?

Я фыркнула, едва не подавившись.

— Ага, сейчас! — воскликнула, не сумев сдержать возмущения. — Так помогал, что мое единственное, любимое между прочим, платье теперь вряд ли отстирается, а вот это, — я пригладила к голове белые твердые пряди, которые даже в хвост не до конца зачесались, — мне наверняка так просто не удастся привести в порядок.

В этот момент, как обычно, из окна донесся скрипучий голос ворона:

— Ты еще не постирала свою белую паклю? Смой, выглядит отвратительно.

— Да как у тебя язык-то поворачивается! — воскликнула я, едва не запустив в него вилкой. Но побоялась, что есть будет нечем, так что негодяю опять повезло.

Но Хмуря словно бы и не заметил моего раздражения, спокойно влетел на кухню и бесстрашно уселся на стол. А я ведь обещала его придушить!

— Терпеть не могу блондинок. А что это у нас тут, блины? — спросил он, сунув нос в тарелку с румяным угощением. — Откуда взялись?

— Я приготовил, — с легкой гордостью в голосе ответил Эйвин. Ему явно хотелось похвастаться. — Утром сбегал на базар, молока купил. Еще купил себе новую рубашку, совсем недорогую, надеюсь, ты не против, — посмотрел он на меня. — А то мне совсем ходить не в чем. Моя старая вся в пятнах крови…

Он немного покраснел, кивнув на стул, на котором лежала ладненькая льняная рубашка приятного светло-ржаного цвета.

Я перевела взгляд обратно на парня и внезапно увидела его словно в новом свете. Прежде я воспринимала его как простого соседа, что-то вроде дальнего родственника, которого я плохо знаю, но которому очень нужна моя помощь. Этому способствовал его прежде худой и болезненный вид, который создавал впечатление слабости и беззащитности.

А теперь вдруг поняла, что передо мной совсем другой человек. Это был молодой парень, старше меня на несколько лет. У него оказалось уверенное лицо с довольно волевым подбородком и веселыми глазами. Прежняя болезненная худоба и темные круги под глазами почти полностью исчезли.

И сейчас этот парень жил со мной и стеснялся попросить у меня для себя одежду.

— Конечно, я не против, — махнула рукой я.

У меня теперь был целый мешок монет от принца, что ж мне, рубашки, что ль, жалко?..

— Если ты будешь ходить по дому голый, вряд ли это будет предпочтительней, — усмехнулась я, а парень вдруг покраснел еще сильнее, продолжая:

— Конечно, я не стал бы ходить голым, — проговорил он быстро. — В общем… после похода на базар я чудом стащил у Шали два яйца, хотя она меня едва не заклевала насмерть. Еще бы! В кои-то веки она снесла два, а не одно, и тут я!

Он немного натянуто усмехнулся, словно все еще смущался. Затем уселся рядом и неожиданно поставил перед Хмурей тарелку с одним блином.

— Муки у Ирмабеллы в сенях аж два мешка, так что проблем с ингредиентами не было. А печь я с детства люблю.

— Да ты прям хозяюшка, — хмыкнул ворон, взглянув на блин перед собой. Затем ловко отъел половину и добавил: — Отвратно готовишь, кстати.

— Что? — искренне изумился Эйвин, и мне его даже стало жаль.

Ну старался же парень!

— Хмуря! — воскликнула я. — Имей совесть!

— Имею, имею. Ежедневно, — бросила наглая птица. — Будем надеяться, что прибираешься ты лучше, чем готовишь, дармоед.