Умри в одиночку

– Что у тебя с ногой? – спросил Берсанака холодно и даже с некоторым раздражением, должно быть, не любил работать с инвалидной командой, а сейчас из трёх человек он один остался здоровым.

– Подвернул… Промахнулся в темноте…

– В каком месте болит? – спросил Док.

– В ступне. Каждый шаг с болью… Как будто на иголки наступаю…

– Ахиллово сухожилие?

– Нет… В подъёме…

– Сними башмак, покажи ногу…

– Что ты увидишь?..

– Руки увидят…

Гойтемир послушно прислонился к стене, снял башмак и стал придерживать ногу двумя руками, давая полковнику возможность провести ощупывающий осмотр, не наклоняясь сильно и не приседая, чтобы не потревожить свою рану. Должно быть, полковник Доусон что-то понимал в медицине. Он, чтобы сориентироваться, сначала положил руку Гойтемиру на плечо, потом до ноги добрался, прощупал её жёстко и твёрдо и сразу давил пальцами туда, где боль была наиболее сильной. Но Гойтемир ни звука не издал, хотя, конечно, боль чувствовал.

– Мне трудно сказать точно без рентгена, – сказал, наконец, Док Доусон, – но, похоже, перелом лодыжки. Не самый опасный перелом, но на две недели ты сильно ограничен в передвижении. А лучше бы вообще соорудить какой-то лангет, чтобы нога срослась правильно. А тебе хорошо бы полежать хотя бы несколько дней.

По движению, передавшемуся даже ноге, полковник понял, что Гойтемир повернул голову и опасливо посмотрел в темноту, туда, где стоял Берсанака. Впрочем, относительно опасливости взгляда – это могло Доку Доусону только показаться, в свете его собственных опасений. Гойтемир вполне мог посмотреть, ожидая, что Берсанака предложит ему несколько дней не покидать подземелий. Но Гайрбеков молчал, ожидая решения самого Гойтемира. И тот решение принял:

– Сейчас не время отлёживаться. Я пойду…

– Ну-ну… – сказал Берсанака. – Я открываю дверь. Приготовить оружие…

* * *

Короткий лаз, ведущий на свежий воздух, не мог пропустить сразу больше одного человека. Дверь, или, точнее, даже не дверь, а, можно сказать, большой наклонный люк, называемый дверью, поднималась и сдвигалась в сторону хорошо смазанным приводом и не издала при открытии ни звука. Но сразу принесла звуки извне, и звуки эти не могли не заставить замереть и насторожиться. Разговаривали по крайней мере четыре-пять человек. Это сразу, автоматически подняло руки с оружием в боевое положение, но не заставило Берсанаку с собратьями вернуться в подземелье и закрыть вход. Разговаривать и обсуждать варианты поведения никто не стал даже шёпотом. Берсанака, обычно посылающий вперёд Гойтемира, на сей раз вошёл в его положение и в разведку отправился сам, молча сделав предупреждающий жест за спину: оставаться на месте.

Медведь двигался, как кошка, что вообще-то настоящему медведю не свойственно. Каждое движение не то что выверенное, но просто крадущееся, и тренированное тело готово было к любым действиям, адекватным обстановке там, за выходом. Но путь через лаз был недолог. Берсанака замер, и на фоне ночного неба, обычно, казалось бы, почти чёрного, сейчас чётко обрисовывался его силуэт. Осматривание окрестностей и прислушивание к плохо различимой внутри человеческой речи заняло долгую минуту. После этого Гайрбеков сделал приглашающий знак рукой. Гойтемир двинулся следом, приволакивая больную ногу, и даже Док Доусон, наблюдающий это сзади, почувствовал холод на зубах. Наверное, боль была очень сильной, потому что ступать в лазе больной ногой было нельзя и приходилось изворачиваться, чтобы выбраться. Хорошо, что путь был короток. Сам полковник справился с аналогичной задачей намного легче, но и ему, идущему вприсядку, пришлось почувствовать, как снова вскрывается рана, только недавно перевязанная. Пока ещё повязка держит кровь, но через какое-то время ткань пропитается и придётся ногу снова обрабатывать.

Едва Док Доусон оказался снаружи, как почувствовал у себя за спиной движение – это Берсанака привёл в действие механизм закрывания двери. Хорошо, что аккумуляторы силовой установки подземелья не разрядились полностью и с дверьми ещё работают. Хотя наверняка должен существовать и дублирующий ручной механизм открывания-закрывания, который Берсанака не захотел показывать полковнику. Медведь берлогу бережёт для себя. Это понятно…

Только оказавшись на свежем воздухе, Док Доусон почувствовал разницу между жизнью в подземелье и под открытым небом. На поверхности, как оказалось, дышалось даже с радостью. И не было запаха затхлости, присущего всякому подземелью. И вообще, наверное, при проектировании что-то было не так просчитано с вентиляцией, если она вообще существует, потому что вентиляция способна выдать любое подземное убежище. Медвежью берлогу, помнится, охотники тоже отыскивают по пару от дыхания и тепла тела, что пробивает в снегу талое отверстие. Точно так же зимой можно отыскать и подземелье. Значит, со строительством вентиляции следует быть особо осторожным – затхлый воздух организмом переносится всё же несколько легче, чем пуля в животе…

Эти мысли только промелькнули в голове полковника, когда он вдохнул полной грудью, но не задержались, потому что Берсанака уже сделал знак, подзывая к себе ближе. Теперь разговор был необходим, и разговаривать громко, естественно, им не хотелось. Док Доусон быстро придвинулся к Гайрбекову. Гойтемир уже находился рядом и стоял на четвереньках, уперев правую ногу коленом в землю и задрав сломанную лодыжку так, чтобы не задеть её за один из окружавших их камней.

Посторонние голоса слышались неподалёку, хотя разговаривающих за поворотом склона холма и за каменной грядой видно не было. И даже луна, высвечивающая из-за туч, не была помощницей.

– Это не пост… – едва слышно прошептал Берсанака. – На посту не разговаривают, и на постах по одному человеку. Что там? Кто-то есть?..

– Я там никого не оставлял… – холодно ответил полковник.

– Там я петлял, следы путая… – сказал Гойтемир. – Может, продолжают искать?

– Ночью следы видно особенно хорошо, – кивнул Док Доусон. – Ты подошву фосфором каждый день натираешь?

– Я предпочитаю люминесцентные составы… – показал Гойтемир интеллект бывшего учителя. – Это для ног не так вредно…

– Ладно, – сердито среагировал на пикировку словами Берсанака. – Ждите, я гляну…

– Тихо… – сказал полковник.

Берсанака с Гойтемиром молча пригнулись, и вовремя. Из-за камней, и прикрытые со спины камнями и потому не вырисовывающиеся на фоне неба силуэтом, они оставались незамеченными, но им самим хорошо было видно, как от места разговора по склону холма в сторону холма соседнего идут трое. Двое в вязаных камуфлированных шапочках, один вообще не по времени года в косынке. Значит, не «краповые»…

Расстояние от идущих было метров в сорок, и можно было бы стрелять на поражение. Разобрали каждый по цели, и три одновременных выстрела сделали бы своё дело. Но внизу остался ещё кто-то – один или два человека, а вступать сейчас в бой не хотелось бы, потому что это значило бы завязнуть на месте и позволить противнику, который пока не знает, где искать Берсанаку с товарищами, обнаружить их и окружить, пользуясь значительным численным превосходством. А в маневре группа ограничена – ранение Дока Доусона и перелом ноги у Гойтемира вынудили корректировать привычное поведение. Это в планы группы не входило. И Гайрбеков только зубами заскрежетал и цевьё автомата стиснул до боли в пальцах, но команду готовиться к стрельбе не дал. И все трое молча провожали взглядом военных, которые скоро скрылись за склоном.

Снизу, от кромки леса, послышались ещё голоса. Теперь разговаривали, кажется, двое, хотя там могло быть и больше людей. Не всем же обязательно сразу говорить. Но слова разобрать всё ещё было нельзя.

– Ждите здесь… – прошептал Берсанака. – Я полюбопытствую…

И сразу, не дожидаясь согласия или совета, легко и бесшумно двинулся в сторону голосов.

И Гойтемиру, и Доку Доусону хотелось бы тоже посмотреть, что там происходит, но оба они осознавали своё ограничение в передвижении и потому ждали терпеливо. Но время, когда ждёшь, давно известно, имеет свойство становиться тягуче-резиновым…

Глава шестая

1

Темнота подступала быстро.

– Аврал, здесь есть камень подозрительный… – сообщили капитану.

– Иду…

Матроскин быстро спустился к группе, которая окружила большой камень, лежащий на склоне. Внимание солдат привлекло то, что сбоку камень был словно маслом испачкан. Капитан тоже сразу же заметил это. Осмотрел камень со всех сторон, простучал. Звук был совсем не таким, какой может издавать монолитная глыба.