Уна & Сэлинджер

– 18 представлений пьесы «Приятель Джои» в театре «Мэпплвуд», где у Уны был короткий, но восхитительный выход босиком;

– 12 послеобеденных походов по магазинам: «Блумингдейл», «Бергдорф и Гудман», «Мэйсис»;

– 2 бала в «Уолдорф Астории», еще один в «Розланд Болрум» плюс костюмированный бал в «Иридиум-рум» в отеле «Сент-Регис»;

– 7 декабря 1941-го 360 истребителей с японских авианосцев уничтожили 188 американских самолетов и потопили 7 кораблей Военно-морского флота США на острове Оаху (Гавайи), в Жемчужной гавани (Пёрл-Харборе), названной так потому, что там разводили устриц-жемчужниц. Число жертв (2335 погибших) было почти таким же, как при атаке на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года, шестьдесят лет спустя (2606 погибших), которая тоже спровоцировала вступление Соединенных Штатов в войну.

V В ожидании войны

Вот этот-то чистый воздух безоблачного неба, в котором сияло столько славы, где сверкало столько стали, и вдыхали дети. Они хорошо знали, что обречены на заклание… Да если бы и пришлось умереть? Сама смерть в своем дымящемся пурпурном облачении была тогда так прекрасна, так величественна, так великолепна!

Альфред де Мюссе. Исповедь сына века, 1836. Перевод Д. Лившиц, К. Ксаниной

Когда приближается война, возможны только две здравые реакции:

– веселиться напропалую, пока еще есть время;

– спрятаться в надежном месте с запасом продовольствия и оружием.

Джером Сэлинджер выберет третий вариант. Призванный в армию – ибо президент Рузвельт сделал военную службу обязательной, – он мог бы уклониться от воинской повинности по состоянию здоровья: на медосмотре армейский врач диагностировал у него сердечную недостаточность. Но вместо того чтобы воспользоваться везением и получить белый билет, Джерри настоял на своем и добровольно явился на призывной пункт. Сержант попытался его отговорить:

– Хотите убивать нацистов? Придется сначала поучиться.

Он хотел завербоваться в армию, чтобы не участвовать в отцовском бизнесе. Ему не хотелось заниматься импортом грюйера, к тому же он надеялся, что война даст ему тему: в конце концов, написал же Фицджеральд свою первую книгу в армии. «Война лучше, чем сыроварня», – твердил он себе, подобно многим своим ровесникам, мечтавшим быть Шатобрианом – или никем. Переход с Парк-авеню в разведслужбу Вооруженных сил США был не жестом отчаяния, но попыткой осуществить мечту Фицджеральда. [65]

65

Всю свою жизнь Скотт Фицджеральд сетовал, что не воевал в Первую мировую, как Хемингуэй и Дос Пассос. После учебы в Принстоне будущий автор «Великого Гэтсби» был призван и попал в лагерь подготовки офицеров, затем стал лейтенантом 67-го пехотного полка в Алабаме, где служил адъютантом генерала, так и не поучаствовав в сражениях Первой мировой войны в Европе. Сегодня с трудом верится, что в первой половине ХХ в. молодые американцы рвались под пули. (Примечание окопавшегося в тылу автора, который, слава богу, прошел военную подготовку в мирное время, в 120-м пехотном полку зимой 1987 г.)

Джерри хотел также доказать свое мужество, чтобы вырасти в глазах Уны. Получив образование в военных академиях, он не был блестящим выпускником Гарварда, но с обычаями американской армии познакомился, а потому знал, что гарнизонная жизнь обеспечит ему много свободного времени, чтобы писать. Его, как и всех, тревожила война, но отнюдь не воинская служба. К тому же он рассчитывал, что его скоро произведут в офицеры, а стало быть, рисковать он будет меньше, чем простой солдат. Он понимал, что ему будет комфортнее в военной среде, чем в костюме с галстуком в «Плазе» со знаменитыми сиротками, и надеялся, что разлука с Уной О’Нил придаст ему таинственности в ее глазах. Он уже видел себя этаким красавцем в военной форме, прощающимся на пристани с заплаканной нареченной на фоне дымящего трубами корабля, удаляющегося к югу Англии. Уна, как принцесса из средневекового замка, провожающая своего доблестного рыцаря в Крестовый поход, не преминув вложить ему в руку ключик от пояса целомудрия, не устоит перед таким проявлением мужества и отваги… Но все произошло не совсем так, как он планировал. Уна не пришла с ним проститься. В их последний вечер она сообщила, что уезжает в Лос-Анджелес.

– Ты на восток, а я на запад, – сказала она. – Вот это и называется современной парой. Я еду к маме в Калифорнию – так будет лучше для моей карьеры актрисы. Я буду брать там уроки актерского мастерства. Не сердись на меня, пожалуйста. Меня восхищает твое чувство долга, но я тоже не могу сидеть на месте.

Что он мог ответить? Мать Уны перебралась в Голливуд, где надеялась продать свои писания продюсерским компаниям. Агнесс Боултон-О’Нил работала над романом под названием «Tourist Strip» [66] и из-за жилищных проблем, связанных с затратами на войну, жила в трейлере… Глория и Кэрол тоже эмигрировали на Западное побережье. Отъезд Уны в Лос-Анджелес был предсказуем, но для Джерри, ослепленного войной, стал неожиданностью.

66

«Тропа туриста» (англ.).

– Но… ты будешь ждать меня?

– О-ля-ля, кончай скулить, ну прямо тебе Скарлетт О’Хара!

– Ты меня больше не любишь?

– Я же тебя предупреждала, что не способна на чувства, такая уж я ущербная. И прекрати задавать вопросы, это не по-мужски. Подумаешь, не конец света, будем переписываться…

– Нет, это конец света. Ты что, не видишь? Именно это и происходит: конец света. Если война не конец света, чего тебе еще надо?

– Пустые слова. Опять ты за свое, не желаю слушать.

– Это правда. Все летит в тартарары, это ужасно, наша страна объявила войну половине планеты, а тут еще ты с нашей разлукой, как будто мировой трагедии недостаточно. Ладно, плевать, я там погибну, так что ты избавишься от меня.

– Эй-эй, только не путай: ты сам завербовался в армию, я тебя ни о чем не просила. Как ты смеешь оставить меня? Разве тебе не хочется досмотреть фильм до конца?

– Не говори мне о кино, пожалуйста, мисс Гламур. Ты открыла мне глаза: ты всегда была пошлой актрисулькой, твой отец прав, у тебя голова забита глупыми мечтами, как у всех дур твоего возраста, ты хочешь прославиться, браво, присоединяйся к мириадам светлячков, которых манят неоновые огни Сансет-бульвара… Давай же поцелуемся в последний раз, я хочу посмотреть, как ты сыграешь сцену прощания… Камера готова? Мотор? И… съемка!

– Читай по губам: ИДИ, ТЫ, В, АД. Понял?

– Именно таковы мои планы на ближайший год.

Их последний поцелуй был похож на киношный, когда актеры закрывают глаза, соприкасаются уголками губ и притворяются влюбленными, пока не прозвучит команда «Стоп». Но один из двоих не притворялся.

* * *

27 апреля 1942 года

Дорогая Уна,

я пишу тебе в новенькой и ладной форме и сразу прошу прощения. Я был груб в нашу последнюю встречу. Мне стыдно за мою сентиментальность. Эту склонность к мелодраме я, наверное, унаследовал от матери. Ирландка должна бы понять и простить такое чудачество. Я только что зачислен в Десятый форт, Нью-Джерси, под номером 32325200. Военная служба – вещь увлекательнейшая, но при одном условии: никогда не включать мозги. Сержанты терпеть не могут солдат, задающих вопросы. Джи-ай [67] не должен думать. Солдат – не человек, а порядковый номер, который вскидывает винтовку, когда сержант командует: «В ружье!» В остальное время – дармоед, неумеха, грязный шкафчик: ну-ка, вываливайте все на пол. И все по новой: чистка обуви, сборка-разборка боевого оружия, стрельба по мишеням, марш-бросок с рюкзаком весом в тонну, освоение навыка установки палатки в ледяной дыре. Хороший солдат быстро засыпает вечером, потому что даже не понимает, как это – держать глаза открытыми. Но вот моя беда: я думаю обо всем, что мы не сделали вместе, на пляже в Пойнт-Плезант или в моей нью-йоркской постели. Я вспоминаю нас с тобой в чайном салоне для старых дам, где я истратил все свое месячное содержание, чтобы угостить тебя чаем с двумя пирожными. Мне стыдно, когда я вижу себя в Центральном парке: я сижу под деревом, твоя голова у меня на коленях, а я заставляю тебя слушать самодовольное чтение моих новелл с сомнительными видами на публикацию, – сейчас, когда я пишу тебе, я крепко прижимаю к животу пепельницу из «Сторк-клуба»… Это мой талисман, он повсюду со мной. Когда кто-то из товарищей спрашивает меня, какого черта я таскаю в своей выкладке фарфоровую пепельницу – уж носил бы апельсины или виски, – я, закатив глаза, отвечаю: «Это чтобы лучше томиться». Как правило, тот пожимает плечами и давит окурок об аиста. Тогда мне хочется ему врезать, но я этого не делаю, потому что: 1) я мирный солдат и 2) у него плечи куортербека. [68]

Когда выдается свободная минутка, я записываю свои мысли на этой небесно-голубой бумаге для писем. Прости, если мое письмо бессвязно, оно следует за нитью моей мысли, которой нет (в смысле нити). Тебе надо всего лишь иногда откладывать эту тарабарщину и ходить в гостиную за стаканчиком мартини с водкой. Не хочу тебя обременять, но знай, что разлука сделала тебя полубогиней, занимающей мой ум подобно китайской головоломке. Я отчаянно скучаю, когда не вспоминаю твою улыбку Безбашенной Ирландки. Учиться убивать немцев – дело долгое и нудное, а между тем, поверь мне, я вовсе не спешу за него браться! Но наше безделье мучительно, здесь нечем заняться, кроме как перебирать свои отрадные воспоминания, травить фривольные байки, картинки-которым-печально-улыбаешься-вечером-когда-остальные-парни-ублажают-себя-под-липкими-простынями… Ребята рассказывают о своих подружках, а я молчу. Не знаю, есть ли у меня подружка. Скажи, есть у меня любимая? Ну вот, готово дело, я опять за свое, какой же я тупой, тупой, ТУПОЙ! Ты послала мне поцелуй губной помадой на белом листке, а я пролил на него кофе. Я все равно его храню. Мне кажется, будто твои губы выпили эту мерзкую бурду! Извини за эту ПАТОКУ, но мне было приятно разделить с тобой мое гадкое пойло. Как прошла пьеса, написанная не твоим отцом? Я уверен, что ему не понравится «Приятель Джои»: слишком простой сюжет. Бедняга Джои мечется между богатой и бедной. Разумеется, он выберет бедную, а надо-то было оставить при себе обеих! Позлить отца – вот какого результата ты наверняка добивалась. Он называет тебя недостойной дочерью, а ведь ты его достойна более чем, у тебя тот же нрав, что у него, – строптивый, упрямый, вольнолюбивый и несносный. А ему следовало бы догадаться: то, что его злит в тебе, – это он сам.

Как поживает Трио с Парк-авеню? Все так же блистают в Голливуде мисс Кэрол Маркус и Глория Вандербильт? Но что я говорю? Это ведь ты дебютантка of the last year! [69] Боже мой! Если я скажу это моим товарищам из 12-го пехотного полка, они меня растерзают. Только что заходил полковник: его нетрудно узнать по тому, как прямо он держится, заложив руки за спину, и молчит для пущей важности. Орать – на это есть сержант, а он, полковник, наводит страх одним своим молчанием. Эта система зовется армией. Она существует так давно, что никому и в голову не приходит ее изменить: высший чин ходит большими шагами, чтобы припугнуть чина пониже, тот непрестанно орет, чтобы припугнуть чина еще ниже, а тот дрожит мелкой дрожью, поднимая свой рюкзак, сброшенный в грязь чином повыше, и плачет по ночам, потому что он далеко от родного дома и не знает, когда снова увидит свою ферму в Кентукки или в Алабаме… Черт побери, странно все это, как подумаешь, Уна. Надо шагать в ногу, не знаю, представляешь ли ты меня в строю, но это в высшей степени комичное зрелище. «Left, left, left, right, left», и мы поем национальный гимн или дурацкие военные песни, а на ногах у нас волдыри, и знаешь, что я пою мысленно? «When they begin the beguin», [70] о, я понимаю, как это будет выглядеть на бумаге: опять ПАТОКА. «When they begin the beguin, it brings back the sound of music…», [71] и я шагаю в строю, вспоминая День святого Патрика и нашу буйную ирландскую вечеринку в «Сторке», когда мы кружились в парах «Джеймсона». Ах, если бы только американской армии пришло в голову заказывать строевые песни Коулу Портеру… Малышка Уна, ты спасаешь мне жизнь по нескольку раз на дню и не имеешь об этом НИ МАЛЕЙШЕГО ПОНЯТИЯ.

Твой герой US Army целует тебя в щечку, в правый глазик, в левое ушко и ниже, в шейку, горячо и бессильно.

Джерри

67

Прозвище американских солдат.

68

Куортербек (англ. quarterback) – распасовщик в американском футболе, где игроки носят форму с усиленными плечами.

69

Прошлого года (англ.).

70

«Когда начинают играть бегуэн» – песня Коула Портера.

71

«Когда начинают играть бегуэн, вспоминаются звуки музыки…» (англ.)

P. S. Мою пишущую машинку я отправил ко всем чертям.

* * *

8 мая 1942 года

Dear Уна,

меня перевели в Форт-Монмаут, опять же в Нью-Джерси, на десятинедельную стажировку в войсках связи. Не спрашивай, что это: понятия не имею. Полагаю, что солдаты, которые стреляют на передовой, должны передавать информацию тем, кто окопался в тылу. Меня научат орать в микрофон радиопередатчика, тянуть телефонный кабель, отправлять шифрованные сообщения. Мое следующее письмо, возможно, будет написано тайным кодом, не поддающимся расшифровке. Это мало что изменит как в моем пресловутом герметичном стиле, так и в отсутствии твоего ответа. Почему ты молчишь? Я знаю, что пишу тебе слишком часто, но это не от нечего делать. Я много думаю о твоей милой головке. Надеюсь, что ты не боишься войны: благодаря мне ни немцы, ни японцы не нападут на Лос-Анджелес. Я не дам им тебя в обиду. Скажи Трио, что я готов умереть за «Сторк-клуб»!

Здесь мне поручили натаскивать новобранцев; у меня появилось несколько десятков рабов, но я своим положением не злоупотребляю. Я всегда вижу твое лицо на линии прицела. Как ты переносишь Лос-Анджелес? Нью-Йорк не оправится от такой потери. Чувствую, что скоро не я один буду видеть твое лицо крупным планом в темноте. Ты проходишь кастинги, кинопробы? Это не слишком унизительно для прирожденной звезды? Я прошу у тебя прощения за наши ссоры, за мой свинский характер, за мое стремление воевать, когда мы с тобой должны были быть счастливы. Нам было хоть немного хорошо вместе или я все испортил? Моя память приукрашивает наше прошлое, это душевная болезнь – губить все хорошее, чтобы потом о нем жалеть. С тех пор как я ношу достойную мужчины форму и окружен дружными и любящими выпить ребятами с веснушками и угрями, у меня появилась досадная склонность идеализировать тебя. Я люблю этих парней и надеюсь, что с ними в бою не струшу. Я тут встретил хлюпика, который плакал в коридоре, потому что ему угрожала орава негодяев. Другой вступился за него и сам получил по физиономии. Знаешь, такие радости у нас случаются каждый день, и это вселяет веру, несмотря ни на что. Как бывший курсант, попросил произвести меня в офицеры. Там будет видно, но признаю, что рассказал тебе, только чтобы похвастаться. Я продолжаю пописывать мои историйки, и это тоже для тебя, мои новеллы – те же письма Уне, иносказательные, тайные, которые, быть может, дойдут до тебя, если купишь «Эсквайр» или свежий номер «Стори». Есть мои личные письма, и есть эти, открытые. И все они тебе, хочешь ты этого или нет. Прошу извинить меня за этот избыток корреспонденции. С тех пор как мы познакомились, я стал захватчиком. Я твой Гитлер, ты моя Франция. Не беспокойся, я ничего у тебя не попрошу взамен за мою оккупацию твоей духовной территории. Вдохновляй меня, и только, ты не виновата, тебе так выпало, и я прекрасно знаю, что мы не созданы друг для друга и наш роман с самого начала был с гнильцой. Я воспользовался тобой, чтобы лучше писать, и теперь, благодаря твоему отсутствующему присутствию, твоему шаловливому молчанию, я глупо, упорно погружаюсь все глубже в эту писанину, захватившую меня целиком. Я буду сражаться, прости мою высокопарность, не за свою страну, не за свободу, добро и всю эту чушь, но за твои скулы, за твои розовые щечки, за твои крупные зубки, за твои нежные плечики, шелковистые, как персик. Вот она, моя война: я буду писать тебе письма, а ты не будешь мне отвечать. Я и не хочу, чтобы ты отвечала: слишком боюсь прочесть, что ты меня больше не любишь. Я буду писать тебе письма всю жизнь, и со временем, когда издадут мои книги, все подумают, что это романы, потому что на обложке будет написано «роман», но ты-то будешь знать, что это письма, адресованные тебе одной.

Не забывай своего героического героя и его будущую пенсию по инвалидности, которая обеспечит тебе роскошную жизнь.

Джерри

VI Затянувшийся дебют Уны О’Нил

I hate movies like poison. [72]

Дж. Д. Сэлинджер

Из армии Джерри продолжал посылать свои новеллы в литературные журналы. Рассказ «Затянувшийся дебют Лоис Тэггетт» был опубликован в «Стори» в сентябре 1942 года. Как и «Подростки», это сатира на нью-йоркскую золотую молодежь, сумасбродную и заносчивую. Однако на сей раз можно говорить о «новелле с ключом»: Лоис Тэггетт, похоже, непосредственно списана с Уны О’Нил и ее подруг. Сэлинджер бросил им в лицо «литературный Пёрл-Харбор», подобный той бомбе, которую Капоте обрушит на них своими «Услышанными молитвами» в 1975 году. И снова Сэлинджер опередил своего соперника.

72

«Я ненавижу кино, как отраву» (англ.) – цитата из романа «Над пропастью во ржи».